Екатерина Кариди - Испытание
Комната тогда показалась ему словно занесенной снегом. Нетронутой. И какие следы на этом снегу останутся, будет зависеть только от него теперь.
Единственным ярким пятном была драпировка. Вишневая, как загустевшая кровь.
Комната вышла неожиданно стильная. Такая холостяцкая студия. Хорошо. Не пошло. Мужчина с волнением ожидал, понравится ли ей.
Он протянул руку, Саша приняла, теряясь в догадках, куда же он ее ведет. В спальню не пошли, это уже хорошо. Но куда же? А… В какую-то студию. Надо же… Что ж, тут, по крайней мере, не так погано, все белое. На человеческую комнату не очень похоже, но хоть не тот публичный дом, что все остальные его комнаты. Правда драпировка цвета запекшейся крови все-таки наталкивала на мысли о борделе, но так ведь этот замок бордель и есть, как его ни называй. Будь оно все проклято.
Это было важно, мужчина за ее лицом следил внимательно, и удивление, сменившееся брезгливой мрачностью, подметил. А потому уловил неприязненный взгляд, брошенный на ту злополучную драпировку, которую дизайнер все-таки пропихнул, повинуясь подспудному желанию первым наследить на этом девственном снегу.
Нет-нет-нет! Никто не будет следить тут кроме него, Арсений скомкал драпировку и выбросил за дверь. А Саша удивилась, что он заметил и правильно истолковал ее мысли.
Против кровати была зеркальная стена. Саша видела в зеркале себя и его. А время шло, а вместе с ним потихоньку поднимало голову проклятое возбуждение. Не надо смотреть в зеркало.
— Самое время, — подумал Сеня, и сказал, — У меня для тебя подарок.
Вздрогнула, посмотрела недоверчиво. Ну, не надо впадать в панику, девочка, ничего ужасного с тобой никто делать не собирается. Он слегка улыбнулся одними уголками губ и вытащил нечто, красиво упакованное в белую хрустящую бумагу с инеевыми серебристыми узорами, большой плоский сверток. Протянул ей со словами:
— Я хочу, чтобы ты это одела, — а негромкий голос срывается от внутренней дрожи.
Если бы взгляды могли обжигать, он бы уже покрылся волдырями. Боже! Как он был рад, что мертвая пустота в глазах хоть на мгновение сменилась возмущением! Боже! Первое человеческое чувство в ее глазах… Однако долго радоваться не пришлось. Саша начала опускаться на колени.
— Нет, — он быстро поднял ее, — Говори. Тебе не надо становиться на колени.
— Хозяин, — голос опять пустой и ровный, — Вы не выйдете, мне надо переодеться?
Выйдет? Ни за что!
— Переодевайся, я тебе не помешаю. Обещаю.
— Хотя бы отвернитесь.
Арсений молча показал на зеркало. Действительно… Что ж, тем хуже. Не надо показывать ему своего раздражения, в этом нет никакого смысла. Саша отнесла загадочный сверток на кровать и стала потихоньку распаковывать. А мужчина отошел к стене, и присел, прислонившись спиной и опустив руки на согнутые колени. Сидел очень тихо, при желании о нем можно забыть.
Нет! Черт бы его побрал! Ну это уже слишком!
Саша развернула упаковку и фыркнула. Там лежал очень красивый, нежнейшего салатового цвета костюм для танцев. Такой, в котором танцуют танец живота, блин! Фактически, это были полупрозрачные шаровары на низком поясе, расшитом жемчугом, с висюльками из золотых цепочек и жемчужин и крохотный лиф. Нет, даже не лиф, а конфигурация из золотых пластиночек и цепочек. И круглые чашечки размером с сосочек, а с них тоже свисали висюльки-кисточки из золотых цепочек. Саша готова была взвыть, единственная мысль, что ей пришла в голову, была:
— Хорошо еще, что у меня не такое молочное хозяйство, как у Ритки…
Ой, а дальше там еще обнаружились сандалии, естественно, все в золоте и жемчужинках, ножные браслеты, ручные, какие-то кольца, блииииинннн….
Не удержалась, взглянула-таки на своего мучителя. А тот сидел, не шелохнувшись, только глаза горят жаждой какой-то нечеловеческой. Псих, блин, полный псих. И как теперь в это одеваться прикажете? Она вытащила шаровары, повертела. Это ж трусы тоже снимать придется…
Стоит ли говорить, что заводились от подобной ситуации оба. Но Арсений честно высидел у стены, как и обещал. Пока она раздевалась, пока разбиралась, что и куда нужно прилаживать, он смотрел, не дыша, боясь шевельнуться, чтобы не спугнуть. Лишь когда осталось застегнуть лиф, предложил:
— Помочь?
Он хотел спросить спокойным тоном, а вышло неожиданно резко и хрипло.
— Да, пожалуйста, — девушка повернулась спиной и отвела волосы.
Что она сейчас чувствовала? Чего ждала?
Дышит тихонько, затаилась. Ждет…
Нет, он не сделает этого, не сейчас. Рано. Просто застегнул золотой замочек и спросил:
— Позволишь мне одеть тебе сандалии и остальное?
Саша кивнула, а мужчина, стараясь не смотреть ей в глаза, опустился на одно колено и стал надевать на нее воздушную, безумно красивую обувку из золоченных ремешков, но сперва одел на большие пальчики ног по сверкающему бриллиантами колечку. Потом браслеты с бубенчиками, звенящие браслеты и колечки на руки. Она смотрела на себя в зеркало. Так странно, нереально, словно во сне. Руки его касались неуловимо легко, нежно поглаживая. Но вот, приладил последний браслет и встал, отошел обратно к стене и произнес:
— Станцуй для меня.
А потом чуть повременил и добавил:
— Пожалуйста.
Ну, раз пожалуйста… Так и быть… Рабыня станцует для хозяина.
А здорово, зеркальная стена позволяла увидеть себя со стороны и Саша постепенно увлеклась. Браслеты на руках и ногах позванивали, и она уже танцевала для себя самой, в какой-то момент даже чуть улыбнулась своему отражению, когда удалось исполнить особо сложное па — с особым изяществом вильнуть бедром, так, чтоб взвилась бахрома из золотых цепочек.
Как он на это надеялся, и как был счастлив, что удалось.
Больше мужчина не мог держаться в стороне, подошел. Девушка сразу замерла настороженно, глядя на него в зеркало. Арсений обнял ее сзади, прижался лицом к теплым волосам, прошептал еле слышно, словно выдохнул:
— Сашенька…
Бред… Горячечный бред…
Они провалились в то неведомое место вне времени и пространства мгновенно.
Почему так… Почему они не могут быть вместе нигде, кроме этого несуществующего места во вселенной…
К сожалению, там нельзя находиться долго, в этом месте, а дверь в прошлое невозможно открыть, даже если ты знаешь, где она.
* * *Саша ушла к себе мрачная, переполненная противоречивыми чувствами, которые отказывалась анализировать. Они должны созреть и оформиться. А он, оставшись один, глядел на себя в зеркальную стену. Сегодня было не так. Сегодня он назвал ее по имени, назвал по имени осознанно, сдал позиции. Нарушил собственные правила. Но когда увидел на ее лице тень улыбки, пусть даже она не ему улыбалась, понял, что иначе нельзя. Для него она не одна из многих безымянных, не номер 44. Она Саша.
