Эрин Пайзи - В тени замка
Старый доктор Роджерс был пьян, но менее чем обычно. Осмотрев Энгуса, он протрезвел.
— Мальчика изнасиловали, — сказал он. — Наверное, кто-то из слуг…
Он глянул на Джона. Джон смотрел в пол.
— Его нужно отвезти в больницу, — добавил доктор, — наложить швы. — Он помолчал. — Это очень серьезное преступление. Можно выдвинуть обвинение.
«Старый сумасшедший пропойца, — подумал Филипп. — Надо же, что сделал с собственным сыном».
— Нет, спасибо, доктор. — Они все трое знали, кто так жестоко изнасиловал мальчика. — Я… уезжаю в Лондон через неделю и заберу мальчика с собой. Джоан обожает детей, а своих у нас нет.
Доктор вздохнул: «Сначала умерла леди Макфирсон, теперь это…» Единственное, чего он хотел, — снять с себя ответственность.
— Я поговорю с Александром, — сказал Филипп и удалился.
Доктор собрал свою сумку.
— За мальчиком я пришлю машину скорой помощи. Я хочу наложить швы, пока действует обезболивающее, которое я ему дал. Я поговорю в больнице, чтобы не расползлись никакие слухи.
Старый Джон на всю жизнь запомнил яростные глаза ребенка, когда он мертвенно-бледный уезжал в Лондон. Теперь, через четверть века, тот же самый гнев гонял Энгуса по свету.
— Может, — пробормотал Джон, стоя над лордом Макфирсоном, — любовь молодой красивой девушки залечит его раны. — Он вздохнул.
Энгус следил за выражением лица Бонни, когда они в Лондоне пришли к нему домой. Девушка ожидала, что дом будет такой же, как и у Бартоломью, и была приятно удивлена тем, что здесь ее окружали комфорт и роскошь.
— Да, — сказал Энгус, заметив ее удивление, — в каждой ванной здесь есть свой душ.
Бонни сразу же полюбила дом и сад. Дом был построен еще во времена королевы Виктории дедушкой Филиппа Мактаггерта. Дедушка построил этот дом на деньги, которые заработал в Индии. Когда дом перешел Филиппу в наследство, он переделал интерьер, убрал нелепые ноги слонов, предназначенные поддерживать мокрые зонты и трости, кожаные пуфы, привезенные из Азии, громоздкую мебель. И все это из-за того, что обстановка раздражала его жену. К ее большому разочарованию Филиппу не удалось ничего сделать с зубчатыми башнями, которым позавидовал бы даже замок Драмосси.
Бонни засмеялась.
— Боже мой, это же смесь баварского чудовища и свадебного торта.
Уже через несколько минут после приезда Бонни была в саду. Она с удовольствием разглядывала лужайки и клумбы.
— А здесь есть огород? — спросила она мужчину, который полол траву.
— Да, мадам.
Энгус подошел к ней на лужайке.
— Бонни, это Бен. Он здесь с детства, а его отец был садовником до него.
Бен кивнул.
— Здравствуйте.
— Это мисс Фрейзер. Мы поженимся с ней весной.
Бен снова кивнул.
— Мир быстро меняется.
— Идем Бонни, я хочу показать тебе дом изнутри.
Они шли, держась за руки. Бонни оглянулась.
— Как только устроюсь, сразу же посмотрю огород.
— Хорошо, мисс Фрейзер, — сказал Бен.
Бонни улыбнулась Энгусу:
— Я люблю сады, — и описала оранжерею в Лексингтоне.
— Ну вот, — сказал Энгус, показывая ей светлые просторные апартаменты. — Это будет твоя комната, когда мы поженимся. — Он нахмурился. — Иногда по ночам я люблю быть один. — Бонни удивилась. — У меня головные боли, — объяснил он, — и я не выношу, чтобы кто-то был рядом со мной. В эти минуты я лежу, пока они не пройдут.
— Бедный Энгус, — сказала Бонни с нежным сочувствием. — И ничего нельзя сделать?
— Нет. Я везде был и все перепробовал.
«К счастью, — подумал он, — здесь хорошая звукоизоляция». Он не хотел, чтобы Бонни знала о его болезни.
Звукоизоляцию комнаты ему делал Зейкервель, и он был единственным человеком, который знал о его припадках и о том, что в детстве Энгуса изнасиловал отец. У Зейкервеля даже был с ним небольшой роман, и он знал Энгуса больше, чем кто-либо.
— Ты ведь ненавидишь женщин, Энгус, — сказал он ему однажды. — Почему бы тебе от этого не отказаться и не жить с мужчиной?
Энгус вспомнил про тот разговор только теперь, когда послышались шаги Зейкервеля, взбегавшего по лестнице.
— Бонни, дорогая, — он поцеловал ее в щеку. — Теперь, когда ты собираешься замуж за этого демона, я буду единственным человеком, которому будет позволено целовать твою руку. И все это потому, что он знает, что я безопасен.
Бонни усмехнулась. Она заметила, что Энгус всегда держит ее в поле зрения, даже несмотря на то, что они только неделю были вместе. Бонни вспомнила случай, который произошел по дороге в Лондон. Сев в поезд, какой-то молодой человек попытался вступить в разговор с Бонни.
— Занимайся своими делами, не суй сюда свой нос, — грубо отрезал Энгус. Позже, когда он пришел к Бонни в купе, чтобы пожелать спокойной ночи, она заметила его дурное настроение.
— Ты ему приглянулась, — сказал он.
— Ну и что? Мне-то он совсем безразличен.
У Бонни появилось странное ощущение силы и безопасности, когда Зейкервель сообщил о ревности Энгуса. «Он меня любит, и ему просто страшно подумать, что он может потерять меня. Наверное, Энгус привык к женщинам, которые все время обманывают своих мужей».
— Энгус, не волнуйся, что я могу тебя предать. Я никогда этого не сделаю, никогда. Ты веришь мне?
Он улыбнулся.
— Говорят, что женщинам нельзя доверять. — Его глаза блеснули.
— Ну, мне ты можешь доверять, — сказал Зейкервель. — А сейчас, Бонни, сосредоточься. Давай подумаем, что мы можем здесь… Энгус, мы с Бонни должны подумать, как привести эту комнату в порядок. Но что здесь делать?
Энгус засмеялся.
— Хорошо, думаю, я должен доверять моей любимой. Ладно, Зейкервель. Я только сделаю несколько телефонных звонков. Оставляю Бонни в твоих руках. Ну и получишь же ты, если вздумаешь настраивать ее против меня. Она ничего не будет слушать. Правда, дорогая?
— Конечно, — ответила Бонни с улыбкой.
Энгус поцеловал ее.
— Что мы будем делать с этой комнатой? — деловым тоном спросил Зейкервель.
Раньше это была спальня экономки, но потом Энгус переселил ее из дома в небольшую квартиру рядом с конюшней.
— Я не смогу слушать, как его жена будет кричать, — сказала экономка поварихе. Она уже всякого насмотрелась и наслушалась и хотела пожить спокойно. Тех слуг, которые пробовали во что-нибудь вмешаться, сразу же увольняли без предупреждения, а теперь, с потоком иммигрантов, готовых работать за мизерное жалованье, было трудно найти хорошо оплачиваемую приличную работу.
Энгус хорошо платил за молчание, но экономка не любила его, впрочем, как и другие женщины из прислуги. Мужчины же считали, что женщины, которые приходят к Энгусу, получают то, что заслужили. Разнесся слух, что будущая невеста Энгуса, молодая девушка-иностранка, понятия не имеет, во что она влипла. Экономка, миссис Тернер, была доброй женщиной, и она, устраиваясь в новой маленькой квартире, беспокоилась за Бонни.
