Анна Богданова - Молодость без страховки
Когда наконец Аврора, собравшись, схватила сумочку с галошницы, Зинаида Матвеевна, не помня себя, кинулась в коридор и воскликнула, перейдя на родной вологодский говор:
– Это ж надо! А?! С мужем развелась! Для чего с Юрашкой рассталась?! Для того, чтоб со стариком шуры-муры водить?! Развратница! Стыдись! – не обращая ни малейшего внимания на Арину, кричала Гаврилова, и в голосе её звучали нотки осуждения, презрения, зависти и брезгливости – одним словом, всё перемешалось в голове Зинаиды Матвеевны. С одной стороны, взыграли в ней чувства ревности и собственничества – ведь это её дочь и ничья больше! Как может какой-то чужой человек, «старик» к тому же, к ней прикасаться, и кто знает, что они там ещё будут делать с ним наедине. Гаврилова живо представила то, что станут делать эти двое без посторонних (конечно же, исходя из собственного опыта, полученного в результате сначала супружеской жизни с Аврориным отцом, а потом из их тайных, никому не известных, порочных постразводных свиданий). И тут в глазах у неё потемнело от ужаса.
– Не пущу! – заголосила она. – Только через мой труп!
– Моё! Моё! – вторила ей Арина, прибежав в коридор.
– Да что ж вы творите-то обе?! Почему ж вы себя так ведёте? – ошарашенно спросила Аврора, открывая дверь.
– Это мы себя ведём не так?! – заорала Гаврилова. – Нет! Вы посмотрите на неё! Сама к старпёру едет для... Аришенька, будь умничкой, ступай в комнату, золотце!
– Сама иди! Моё! – взвизгнуло «золотце», вцепившись в материну руку.
– Знаю я, для чего ты к нему едешь, поди не дура!
– Поди не дуры, знаем! – кричала Арина.
– И не стыдно?! В твоём-то возрасте! Все родители как родители! В выходные не по мужикам шляются, а дитёв в парк гулять выводят, на каруселях катают, мороженым кормят! Бессовестная! Только одно на уме!
– Вот именно! – подпела бабке Арина.
– Дура ты! Вот что я тебе скажу! – выпалила наконец Аврора. – Озабоченная! Это у тебя только одно на уме! А я еду ради неё! – и она кивком указала на Аришу. – Чтобы работу не потерять! Он мой начальник! Он меня в гости пригласил! Про-сто в го-сти! И ничего такого я никогда не позволю! – и Аврора, стряхнув с руки будущую актрису, вырвалась из дома, как Симона Шанже из оккупированной Франции.
– Хабалка! – на выдохе прошипела Зинаида Матвеевна после долгого молчания. Она оторопело озиралась по сторонам, будто ища нечто очень важное, потом уставилась в одну точку и стала медленно оседать на пол. Арина, испугавшись, начала кричать, словно её режут:
– Ты чего упала?! Ты чего упала?!
– Я, солнышко, не упала. Это мать твоя низко пала! Так низко пала! – с нарочитой горечью молвила Гаврилова.
После того как Аврора, захлопнув за собой дверь, отправилась в гости к Ибн Заде, Зинаида Матвеевна находилась минут десять в каком-то пугающем Арину ступоре. Её можно понять! Ведь это был настоящий бунт! Мятеж! Восстание, с которым по значимости в маленьком мирке Аврориной матери могла сравниться лишь Великая Октябрьская революция.
В тот вечер, вечер первого свидания нашей героини с Эмином Хосе, Зинаида Матвеевна первый раз в жизни получила отпор от дочери. Впервые Аврора не прислушалась к её мнению, не выполнила её требование! Впервые обозвала её дурой!
Самое страшное, самое ужасное заключалось даже не в том, что Аврора ослушалась её, – нет, а в том, что назвала дурой. Может, потому, что героиня наша попала в самое, как говорится, яблочко – наверное, больше всего на протяжении всей жизни Зинаиду Матвеевну (как бы она ни старалась создать образ этакой мудрой, справедливой матери) волновало то, что, в сущности, природа не одарила её особым умом и хоть каким-то одним-единственным талантом.
Психология большинства людей такова: как можно дальше запрятать свой основной недостаток, будь то трусость, жадность, зависть или откровенная дурь. Завуалировать дефект, напустить туману, исказить, перевернуть всё с ног на голову – так, дурак выставляет себя умником, трус – храбрецом, жадный – добряком, а завистник – доброжелателем.
Всю свою сознательную жизнь Зинаида Матвеевна прятала свою тупость и бестолковость, как скупой рыцарь накопленное за многие годы золото в подвале. Никто, кроме Владимира Ивановича, и не подозревал, насколько она глупа, – только он мог в глаза сказать бывшей супруге, что она недалёкая, тёмная женщина. Ему это позволялось, поскольку с ним, со взбалмошным до идиотизма холериком и психопатом, непроходимым бабником и дебоширом, Зинаиде Матвеевне суждено было испытать после развода ни с чем не сравнимое удовольствие в любовных утехах. А это дорогого стоило.
Но дочь? Как могла она усомниться в её живом, остром уме, в её мудрости?! Обозвать дурой! Это никак не укладывалось за узким лбом Зинаиды Матвеевны, который, собственно, и намекал на то, что у его обладательницы не так-то уж много мыслей (а умных в особенности).
– Идиотка! Мать дурой обозвать! – не унималась она и не нашла ничего лучше, как позвонить любимой племяннице, дабы рассказать той обо всём, что произошло между ней и Авророй, непременно всё утрируя, привирая и приукрашивая. Про «дуру» Зинаида Матвеевна поведала Милочке в первую очередь, мол, как же это возможно, так мать обижать?!
Надолго, до конца своих дней Гаврилова так и не сумела простить дочери эту самую «дуру» – оскорбление так и осталось в душе её, подобно тому, как рубцы остаются на сердце после перенесённого инфаркта.
А героиня наша, вся взвинченная и взбудораженная после ссоры с родительницей, предстала наконец перед Эмином Хосе.
– Авророчка, Авророчка, Авророчка! – суетился он вокруг своей любви, помогая снять осеннее пальто. – Вы приехали! Как я рад! Как рад! Если б вы только знали! Я думал, что вы снова не приедете. На балконе стоял с четырёх часов...
– Я ненадолго, у меня дома неприятности, – предупредила Аврора. Ибн Заде закрыл дверь на два оборота и, спрятав ключи в карман брюк, разочарованно протянул:
– Как так – ненадолго? Что значит – ненадолго? Авророчка, не беспокойтесь, я вам вызову такси. Всё будет в порядке. Вы только не беспокойтесь. Проходите, проходите, – и он провёл её по длинному коридору в гостиную с огромным овальным столом, что ломился от самых разнообразных яств – начиная с чёрной паюсной икры, заканчивая «заморской» – кабачковой. В центре стоял роскошный букет кровавых роз – этакий знак всепоглощающей любви, любви жертвенной, безудержной – де, я за вас, Авророчка, и живота своего не пожалею, если понадобится.
Ибн Заде, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, пытался усадить гостью на самое почётное место (жены), но Аврора скромно уселась рядом с дверью, чтобы удобнее было бежать в случае чего.
