К. А. Такер - Одна крошечная ложь (ЛП)
Я — большой и толстый лжец. Если бы не Эштон, я бы пропустила еще одну неделю и не встретилась с близнецами. Он хороший. Доказал, что способен на это, когда полмили нес меня под дождем. А теперь он везет меня на Манхэттен.
— Пустяки, Айриш, — бормочет он, следуя за знаками по направлению к трассе.
Я молча играю с застежкой на пальто и раздумываю, что бы обо всем этом сказала Дана. Побеспокоило бы это ее? Они вообще еще вместе? Он так и не подтвердил, но и не отрицал этого. Стоит ли его спросить?
Бросив взгляд на Эштона, я понимаю, что он пялится на мою грудь.
— Смотри за дорогой! — рявкаю я в порыве. Мне становится жарко, и я складываю руки на груди.
С веселой улыбкой он говорит:
— Значит, тебе на меня пялиться можно, а мне даже взглянуть на тебя нельзя?
— Это другое. Я не голая.
— А я тоже голым не был, когда ты чуть носом в тротуар не уткнулась.
Я отворачиваюсь от него и смотрю в окно, покачав головой. «Я даже отсюда Ваш смех слышу, доктор Штейнер».
— Эй. — Ладонь Эштона опускается на мое запястье. — Прости, ладно? Просто…давно тебя не видел.
Насколько только приятен этот простой жест. Я понимаю, как сильно скучала по Эштону. Я киваю и смотрю в его искренние карие глаза.
— Смотри за дорогой, — снова предупреждаю я, но на этот раз мягче и намного менее раздраженно.
В ответ я получаю фирменную кривую ухмылку, которую теперь нахожу менее наглой и более игривой. Эштон легонько сжимает мое запястье и отпускает.
— Спасибо, что пожертвовал субботой ради меня.
— Было бы за что, — бормочет он, проверяя зеркало заднего вида, когда перестраивается в другой ряд. — Я знаю, что для тебя это важно. — И с небольшим сомнением в голосе добавляет: — У меня встреча позже, так что я так и так оказался бы на Манхэттене.
— Встреча?
Между бровей Эштона появляется складка.
— Перед тем, как я тебя забрал, ты выглядела расстроенной. Что случилось?
Избегает ответа на вопрос. Я тяжело вздыхаю.
— Да, ничего такого. Просто странный телефонный разговор. — Я занимаю себя разглаживанием пальто на коленях.
— Кто такой доктор Штейнер?
Мои руки замирают.
— Что?
— Ты сейчас пробормотала «Я даже отсюда Ваш смех слышу, доктор Штейнер». Кто такой доктор Штейнер?
— Я…эээ…он… — «Я сказала это вслух! Даже не осознавая этого, я произношу мысли вслух! Как марионетка! Блин! Господи. Я и это тоже вслух сказала?» Краешком глаза я изучаю выражение лица Эштона. Изогнув бровь, он переводит взгляд с меня на дорогу. «Не могу рассказать. Надо перестать думать. Мысли, остановитесь!»
— Расслабься, Айриш! У тебя глаза сумасшедшие. Ты меня сейчас пугаешь немного.
Нельзя рассказывать. Я так думаю. Заставив себя пару раз глубоко вздохнуть, я пытаюсь успокоиться.
— Судя по твоей реакции, мне кажется, что он — психиатр?
«Кейси была права...ты — не только красавчик».
— Считаешь, что я — красавчик, Айриш?
Я прижимаю ладонь ко рту. Снова это сделала!
Когда хохот стихает, Эштон тяжело вздыхает.
— Значит…ты проходишь сеанс терапии?
Хочу ли я, чтобы Эштон узнал о докторе Штейнере? Как я вообще на его вопрос отвечу? Технически, я не прохожу сеанс терапии, но да, доктор Штейнер — психиатр. Для которого у меня даже клавиша быстрого вызова предусмотрена. В любом случае, если начну объяснять, кто такой доктор Штейнер, и расскажу о последних четырех месяцах, покажусь совершенно ненормальной.
— До Нью-Йорка долго ехать, — предупреждает меня Эштон, постукивая пальцами по рулю.
Я не обязана ничего ему объяснять. Это не его дело. У него есть секреты, как и у меня. Но, может быть, это возможность узнать его. Может быть, рассказ о моих проблемах поможет разговорить его. А учитывая, сколько времени я провела, пытаясь его разгадать, узнать мне нужно…
— Да, он — мой психиатр, — тихо произношу я, уставившись на дорогу. Сейчас я не могу встретиться с ним взглядом. Не хочу увидеть осуждение в его глазах.
— И зачем тебе психиатр?
— Из-за своего неконтролируемого сексуального влечения?
— Айриш… — То, как он произнес мое прозвище, заставляет меня повернуться вовремя и увидеть, как Эштон приподнимается на сидении и слегка тянет джинсы, словно хочет сесть поудобнее. — Расскажи мне.
Может быть, стоит провести чуточку переговоров.
— Только, если ты расскажешь, почему называешь меня «Айриш».
— Я уже сказал, что объясню, как только ты впервые признаешь, что меня хочешь.
Мой рот захлопывается. Нет, с Эштоном нельзя вести переговоры.
— Серьезно, Айриш. Расскажи о своем мозгоправе. — Возникает пауза. — Конечно, если ты не хочешь услышать откровенные подробности о моем неконтролируемом сексуальном влечении и том, как ты можешь мне с ним помочь.
И говорит он это таким серьезным тоном, от которого во рту мгновенно пересыхает, а между бедер теплеет, когда образы первой ночи и прошлой недели сталкиваются в моих мыслях, превращаясь в одну ошеломляюще сексуальную мешанину. Черт бы тебя побрал, Эштон! Он точно знает, как заставить меня поерзать. И наслаждается этим, тихонько посмеиваясь над тем, как мое лицо заливается краской. Внезапно мне становится совсем не стыдно говорить о докторе Штейнере.
— Никому не расскажешь?
— Со мной твои секреты в безопасности. — Из-за того, как напрягается его челюсть, я сразу ему верю.
— Ладно. Еще в июне у моей сестры появилась дикая идея…
Сначала мои объяснения полны напыщенных фраз. Но по мере углубления в произошедшее, по мере того, как привлекательные смешки Эштона становятся более частыми, когда я рассказываю, как провела лето, ныряя с Кейси с моста и покупая продукты в костюме хот-дога…становится легче и рассказывать, и вдаваться в подробности, и смеяться над этим.
Эштон ни разу меня не перебивает. Он не вынуждает меня почувствовать себя глупой или ненормальной. Он просто слушает, улыбается и тихо посмеивается, пока ведет машину. Эштон действительно умеет слушать, а это — подкупающая черта характера. «Одна — минус, осталось четыре».
— Этот чувак и правда кажется психом… — бормочет Эштон, качая головой.
— Знаю. Иногда я задаюсь вопросом, есть ли у него вообще лицензия.
— Тогда зачем ты продолжаешь с ним разговаривать?
— Дешево? — пытаюсь пошутить я. Если честно, то я тысячу раз задавала себе тот же вопрос. И ответ могу придумать только один. — Потому что он чувствует, что это важно, а я должна ему за жизнь сестры. Ты не представляешь, что… — Голос сходит на нет, и я сглатываю вставший поперек горла комок. — Моя сестра попала в ту же аварию, в которой погибли родители. Все было плохо, Эштон. Еще четверо человек погибли. И она едва выкарабкалась. — Я затихаю, изучая свои сплетенные пальцы. Мне все еще сложно говорить об этом. — В каком-то смысле, она погибла в ту ночь. Год пролежала в больнице, прежде чем достаточно окрепла, и ее выпустили… — Не могу сдержаться, чтобы не хмыкнуть насмешливо и не покачать головой, все еще осуждая выписавших ее врачей. Достаточно окрепла… Для чего? Чтобы поднести бутылку в губам и затянуться косяком? Чтобы удовлетворить больше парней, чем мне бы хотелось знать? Чтобы колотить боксерскую грушу? — Долгое время моя сестра была потеряна. Годы. А потом доктор Штейнер… — Я сглатываю, когда на глаза наворачиваются слезы, и пытаюсь их сдержать. Но несколько все равно скатывается по щекам. Я тороплюсь стереть их, но Эштон как-то опережает меня и быстро и легко прикасается большим пальцем к щеке, а потом снова отводит руку и опускает ее себе на бедро. — Доктор Штейнер вернул ее мне.
