Наташа Колесникова - Презумпция любви
Да ладно, хоть бы вернулась домой в порядке… Уже не тревога, а страх пронизывал душу женщины. Какой бы она ни была плохой дочерью, а самый близкий человек на этом свете. Без нее останется совсем одна… Да и переживет ли, если с дочерью что-то случится? Решила для себя, что завтра же попросит у начальства охрану для дочери. Скажет, что ей угрожают, пусть принимают меры.
Воронина встала со стула, подошла к окну, отодвинув штору, посмотрела вниз. Черный влажный асфальт матово блестел в свете оранжевых фонарей. Пустынно на улице, холодно и сыро. Вот и в душе так.
Глава 3
Черная «БМВ» свернула во двор, мягко остановилась у подъезда. Светлана открыла дверцу, вышла из машины, Багрянов, натужно сопя, хотел последовать за ней.
— До свидания, Степа, — сказала она, наклоняясь к открытой дверце. — Спасибо, что подвез, у тебя красивая машина.
— Да это не моя, но предок обещал, скоро…
— Все равно спасибо.
— Свет, я хотел проводить тебя.
— Не надо, сама дойду.
— А может…
— Нет. Пока. Мать уже дома, она может не совсем правильно понять твои намерения.
Светлана резко выпрямилась и стремительно вошла в подъезд. Багрянов тяжело вздохнул, захлопнул дверцу и, глядя на носки лакированных туфель, пробурчал:
— Поехали домой, Петя.
— Красивая девушка, — одобрительно сказал водитель, выезжая со двора на Пречистенку. — Прямо королева.
Багрянов подумал, что водителю Светлана понравилась только потому, что послала его, Степана Багрянова! И не такие красивые были в этой машине, да только Петя не хвалил их, потому что завидовал, старый идиот!
— Почему это она королева? — спросил он. — Потому, что продинамила меня, да? Мамаша не так поймет меня! А что тут понимать? Я же просто хотел проводить ее!
— Вела себя достойно и красивая.
— Вела себя! — презрительно хмыкнул Багрянов. — Дочка прокурорши, вот и выпендривается, дура. Да что у нее там есть такое особенное?
— ТАМ у них все одинаковое, — степенно ответил водитель. — Но жить-то не с тем, что у них есть ТАМ, а с человеком. Она хороший человек, порядочный. С такой девушкой и сам будешь выглядеть достойно.
— А сейчас нет, да?
— Сейчас ты просто молод, Степа.
Багрянов подумал-подумал и не стал спорить. Зачем же портить отношения с человеком, которому отец полностью доверяет? И который ни разу не заложил его, а при случае и заднее сиденье может протереть, чтобы убрать с серой кожи следы его пребывания с очередной девицей. Да в общем-то и прав был Петя. Оно, конечно, плохо, что продинамила, а с другой стороны — и хорошо. Даже интересно приручить такую телку.
Светлана поднялась по лестнице на третий этаж, своим ключом отперла дверь, вошла в прихожую. Из кухни вышла навстречу мать:
— Я уж было волноваться начала, дочка.
— Чего ради? Я ушла намного раньше, чем можно было. Ребята до сих пор танцуют.
— Стояла у окна, ждала тебя. На красивой машине приехала. Богатый ухажер появился?
— Да, придурок один привязался. Папа за ним прислал машину с водителем, ну он и решил подвезти меня. Ладно, подвез.
— Интересный парень?
— Я же сказала — придурок! Чего ты вяжешься ко мне?
— Иди на кухню, я там котлеты приготовила, ты, наверное, проголодалась?
— Знаю я твои котлеты! Их и в блокадном Питере не стали бы есть!
— Блокадным был Ленинград, а не Питер, и не нужно ерничать по этому поводу.
— Странный ты человек, — с издевкой сказала Светлана. — Прямо хамелеон какой-то! Я же точно помню, как при Советской власти, еще папа был жив, ты в компании ментов называла Ленинград Питером. А теперь — обратный ход? Потому, что президент родом из Ленинграда?
— Света, я устала на службе, ты пойдешь ужинать или нет?
— Или нет.
Воронина тяжело вздохнула, но сдержала себя.
— Я оставлю котлеты в сковородке. Захочешь — поешь. И кстати, завтра попрошу у руководства охрану для тебя.
— Зачем?
— Понимаешь, мы занимаемся сложными проблемами, у меня много врагов. Не исключено, что ты можешь пострадать, надеюсь, понимаешь, о чем я?
— Уже пострадала из-за твоей работы. Попробуй только приставить ко мне своего шпика!
— Света…
— Отстань! Я на него собаку натравлю, у меня есть знакомый со злым бультерьером. Пусть только покажется! Я ему морду набью, понятно тебе?
Светлана торопливо сбросила туфли, куртку, повесила ее в шкаф и стремительно ушла в свою комнату.
Воронина с огорчением покачала головой и пошла в свою. Какой ребенок был — добрый, ласковый, умный, любимая доченька. А теперь что? Да почему же?! Только потому, что она, мать, уберегла ее от страшной ошибки? Еще не известно, уберегла или нет…
Светлана быстро переоделась в махровый халат, пошла в ванную. Приняла душ, надела ночнушку и вернулась в свою комнату. Там застелила скрипучий диван, легла под толстое ватное одеяло, нашарила пульт, включила телевизор. Переключая с канала на канал, просмотрела десяток программ — ни одна не понравилась. Котлеты она приготовила! Генерал в юбке! Лучше б нормальной матерью была, женщиной. Такой, с кем и посоветоваться насчет косметики можно, и приготовить вместе какое-то обалденное блюдо на ужин, да и вообще… Мало ли что могут сделать вместе дочь и мать, в театр сходить, например, в кино, просто погулять в выходные по центру Москвы, в какой-то экзотический ресторанчик заглянуть. Или о мужчинах поговорить, она ведь уже взрослая, девятнадцать лет, а мать — вдова. Могла бы встретить ее парня, Саню Малышева, стол накрыть, компанию составить, поговорить о том о сем, а потом удалиться к подруге…
Но она же генерал, а не женщина! Уж как любила своего покойного отца, а думала — хоть бы мужика себе нашла, глядишь, и стала бы женщиной. Нет! И Саню она…
Светлана выключила телевизор, погасила торшер, повернулась на бок. Она уже тогда поняла, что Саня — ее любовь, тогда замыслила свое злодеяние. А ведь ничего же не было…
— Светланка, ты зачем притащила меня сюда? А вдруг придет твоя маман, прокурор и все такое?
— Она возвращается поздно, так что не бойся. Хочешь, я тебе кофе сварю?
— Я все хочу… Ты такая красивая, Светланка…
Светланка! Так называл ее отец. Непонятно, почему Саня не зовет ее Светкой или Светой, но так приятно слышать это… Она решительно пошла на кухню, а он побрел осматривать квартиру, но скоро присоединился к ней.
— Слушай, а прокуроры живут почти так же, как и журналисты. В смысле — не очень богато.
— Типа того, — с усмешкой сказала она, ставя на газ турку. — А с чего им жить богато?
