Развод. Она не твоя (СИ) - Дюжева Маргарита

— На час? Два? Сколько времени ты там провел? Учитывая то насколько сильно наш ребенок провонял чужими духами, очень много. За пять минут такое невозможно.

— Блин, ты себя Шерлоком что ли возомнила? Какую-то ересь несешь, — он резко встал с кровати, — я понятия не имею, чем там у кого воняет. Может она просто душилась…

— И без спроса набрызгала на чужого полуторогодовалого ребенка тяжелыми бабскими духами?

— Я не знаю, — сквозь зубы цедил он, прожигая яростным взглядом.

— А может ты мне объяснишь, почему она ее обцеловывала, как свою?

У него дернулась щека:

— Маш…

— Аришка, конечно, прелесть. Так и хочется затискать, но тебе не кажется странным, что девка, которая первый раз ее видела и которой ты якобы оставил ребенка на пять минут, чтобы отлучиться в туалет, тут же полезла к ней лобызаться? Это как минимум негигиенично. И неприлично. Ты так не считаешь? Лично я понятия не имею чего она этими губами делала и в каких местах они бывали, — я тоже начала звереть, — может она помощница Спиридонова не только в рабочих моментах…

— Прекрати, — глухо прорычал он.

— А в чем дело, Семен? Тебя что-то не устраивает?

— Конечно, не устраивает. Ты днем набросилась на ни в чем не повинного человека, а теперь развела балаган на пустом месте.

— На пустом месте? — вскинув брови, я подошла к полыхающему мужу вплотную, — тогда может расскажешь мне, почему эта Анна требовала от Арины слова «мама»? И когда получила его, чуть не сделала лужу от восторга. Это такой фетиш? Требовать от чужих детей, чтобы тебя называли мамой? Или я чего-то не понимаю?

На долю секунды что-то странное проскочило в его взгляде. То ли испуг, то ли что-то другое.

— Я не могу отвечать за то, что делают или говорят другие люди. Может, у нее пунктик какой-то, или она очень хочет ребенка, но не может, вот и выплескивает нерастраченное на других детей.

— А может она просто охренела? — я предложила свой вариант, — или у нее крыша поехала?

Семен сморщился так, будто ему было неприятно это слышать:

— Я не знаю.

— И тем не менее, ты оставил ребенка с ней. Ничего не зная, не разбираясь, не вдаваясь в подробности. Просто оставил Арину с посторонним человеком и ушел… Или не с посторонним, и ты чего-то не договариваешь? А может, у тебя есть запасной ребенок, чтобы так беспечно относиться к безопасности? Если бы она взяла и ушла с ней? Если эта Анна – маньячка? Что тогда?

— Ну, Маш, ты уж вообще загнула, — сконфуженно пробухтел он, взяв меня за плечи. Я уперлась, но силы были не равны. Муж прижал к себе, обнял. Уперся подбородком мою в макушку, и миролюбиво произнес, — но я все понял. Был не прав. Не подумал. Не проанализировал. Извини. Обещаю, больше такого не повторится.

В этот момент мне показалось, что гадкий запах есть и на нем. Хотела возмутиться, но вспомнила, что сама только что возила по нему вонючим Аришкиным платьем, и не сказала ни слова.

Глава 3

Муж ушел на работу раньше обычного. Сказал, что нужно забрать документы из другого офиса.

На мой вопрос «для чего существуют курьеры?» ответил что-то невразумительное.

Он вообще был какой-то странный.

После вчерашней ссоры сначала развел просто ненормальную активность: а давай посмотрим фильм, а давай закажем твои любимые роллы, а давай, давай, давай… Потом вдруг воспылал ко мне какой-то просто неземной страстью, явно решив загладить вину добротным многоразовым сексом. А утром встал сам не свой. Непривычно молчаливый, задумчивый, рассеянный.

И я не знала, что из этого напрягало меня больше всего.

Хотя нет. Знала.

Меня напрягала ненатуральность.

Что в бешеной несуразной активности, что в рьяном желании удовлетворить меня в постели, что вот в этих задумчивых взглядах и ответах невпопад – во всем проступала ненатуральность.

И мне не мерещилось. Это действительно было так.

За годы совместной жизни я вдоль и поперек изучила Абрамова и его реакции. Так вот сейчас они были несвойственными, странными и от того еще более тревожными.

Я не могла избавиться от ощущения, что вышла на хрупкий лед, и теперь он трещал под моими ногами, так и норовя проломиться.

Однако несмотря на волнение и тревогу, все больше распирающую сердце, я не стала задавать вопросов и запускать неприятный разговор по второму кругу. Это бессмысленно. Муж снова уйдет в глухую оборону и примется повторять как заведенный «я не знаю, не помню, вообще не в курсе, ты несешь бред» и все в том же духе.

Это не значит, что нужно ставить точку и обо всем забыть. Конечно, нет. Просто надо как-то иначе подойти к решению этой проблемы. Не в лоб.

Я молча проводила мужа на работу, по привычке поцеловав его в щеку. Потом стояла у окна и сквозь полупрозрачную занавеску наблюдала за тем, как он шел к машине, попутно с кем-то разговаривая по телефону.

Интересно с кем?

Обычно я не задавалась таким вопросом – ну говорит и говорит. Он человек деловой, контактов много, вопросов, которые требуют его срочного участия, еще больше.

Но сегодня я вдруг поняла, что практически ничего не знаю о его контактах. Наши сферы деятельности не пересекались, и единственной моей точкой соприкосновения с его работой были корпоративы, на которые он меня неизменно брал с собой.

Еще я знала его помощницу – Оксану Андреевну. Ей тридцать пять лет, беспросветно жената, помешана на своих детях, и каким-то чудом умудряется совмещать все и сразу – работу, дом, семью, хобби, спорт. Батарейка с неиссякаемым запасом. И если бы я увидела, что Абрамов оставил Аринку с ней – то ни слова не сказала бы.

А вот Анна… Анна — это другое. И то, чему я стала невольным свидетелем не подчинялось никаким логическим объяснениям.

Посторонние люди так себя не ведут. Не хватают чужих детей. Не облизывают их, замирая от восторга. Не требуют неуместных «мама».

И чем дольше я размышляла об этом, тем менее реальным казался мой первоначальный вариант, будто муж втихаря от меня нашел няньку для дочери. Дело было не в этом. А в чем?

Подозрения, которых я не хотела, все больше просачивались в душу.

А потом, когда мы с Аринкой собрались на прогулку, я полезла под раковину, чтобы достать мусорный пакет…

Стала его вытаскивать, но зацепилась складкой за крепление ручки на ведре, дернула и порвала, и через дыру в боку все добро разлетелось по полу. В общем, хотела, как быстрее, а получилось, как обычно.

— Да чтоб тебя! — простонала я, запрокинув голову к потолку, — курица криворукая!

Пришлось усаживать дочь за мультики, а самой заниматься незапланированной уборкой. Собрала миллион обрезков, оставшихся после детского творчества, труху от заточки карандашей, картофельные очистки, использованные пакетики из-под чая. Среди всего этого великолепия мне попался скомканный шелестящий пакет, с какими-то бумажками внутри. Я сначала хотела бросить его к остальному мусору, а потом, сама не знаю почему, заглянула внутрь — смятый чек и бирка на белой веревочке.

Какое-то неприятное сколькое ощущение прошлось от затылка и ниже.

Такое я точно не выбрасывала – у меня уже давно не было ни покупок, ни распаковок нового. А учитывая, что мусор у нас долго не залеживается, то эта бирка тут появилась либо сегодня – и тогда ее выбросил муж. Либо вчера…и ее тоже выбросил муж.

То есть что получается? Семен вытащил тряпку из пакета, срезал ярлыки и только после этого стал одевать малышку? Да в жизни не поверю. Он скорее бы что-то другое взял, чем выполнил столько манипуляций с детским барахлом.

Чувствуя, как поднимается волна удушливого подозрения, я быстро завершила уборку, вставила в ведро новый пакет, а сама схватилась за телефон.

Вбила электронный адрес с бирки и попала на сайт небольшого, но весьма недешевого магазина детской одежды, добавила в поиск артикул и очутилась на странице того самого розового платья, в котором вчера была дочь.

Рука тут же дернулась, чтобы позвонить мужу, но я остановилась.