Кофе, кот, мужчины и я (СИ) - Жилло Анна

— Причем все это может быть в одном флаконе, — добавил Валик. — Пятьдесят узбекских девушек и наркодилеров. Маленькая семья, да. И никто тебе не запретит. По документам добросовестно продала одному добросовестному покупателю. И умыла руки. А дальше он может там хоть бордель устроить, хоть наркопритон, хоть резиновую квартиру для мигрантов, это уже не твои проблемы.

— Случай, а чего Кирюха-то? — запоздало удивилась Лида. — Не смог? Логично было бы ему тебя постеречь здесь.

— Кончился Кирюха, — вздохнула я, потому что мозоль, несмотря ни на что, болела. Отношения рвать всегда непросто.

— Блин… И кто кого уволил? Надеюсь, ты его?

— Я.

— Сонь, ну и молодец, — она обняла меня, а Валик покивал согласно. — Не переживай. Он правда мутный какой-то. Я тебе не говорила, но…

Прекрасно! Никто мне не говорил, но все считали, что он мутный. Кроме меня. До поры до времени. А теперь я тоже была с этим согласна.

— Хочешь, Сонь, я тебя с друганом познакомлю? — предложил Валик. — Мы в одной смене в банке. Нормальный парень. Мужикатый немного, но зато хозяйственный.

— Отстань от нее! — потребовала Лида, пока я соображала, как бы повежливее отказаться. — Это ты про Рубилова, что ли? Ты чего, он на двоих детей алименты платит! Сонька себе получше найдет. Вот у тебя днюха будет, пригласим побольше неженатых.

— Ребят, — рассмеялась я, — спасибо, конечно, но не надо пока. Я ж не старая дева, у которой часики тикают.

— Часики у всех тикают, — возразила Лида. — Мы с тобой и так уже потенциально пожилые первородящие. Чего ржешь? Они так в роддомах называют тех, кто старше тридцати. Нет, даже двадцати семи. Или двадцати восьми? Короче, Маринка в двадцать восемь рожала, ее точно так обзывали, она говорила.

— А которые в сорок первый раз рожают? — заинтересовался Валик. — Вообще старухи?

— Наверно.

Тут пришло сообщение от мужчины по имени Степан, забронировавшего кровать: он спрашивал, когда можно забрать.

«Да хоть сейчас, — ответила я. — Только разбирать надо. Это дабл, ее целиком даже не вынести, не то что увезти».

«А завтра можно?»

«Давайте завтра. Во сколько?»

«В четыре нормально?»

«Хорошо, жду», — ответила я и скинула адрес.

— Ну вот, — подмигнул Валик, — Степан еще какой-то подвалит. Дуня, примечай.

— Валька, ну ты совсем рёхнутый, что ли? — возмутилась Лида. — Наверняка нищеброд какой-то, если прям так на халявную старую кровать набросился. Нафига Соньке такое счастье? У тебя смена с утра завтра?

— Да.

— Ну и прекрасно, значит, сразу же из банка дуй сюда. Как раз успеешь. Подстрахуешь.

Может, у Валика имелись какие-то другие планы, но возражать он не рискнул. В их паре, несмотря на кажущуюся мягкость, ведущей была Лида, державшая мужа в железном кулаке.

— Окей, — пожал он плечами. — Подъеду. А теперь пойдемте куда-нибудь пожрем. Мы это заслужили.

Глава 7

За всеми этими хлопотами я как-то подзабыла одно из главных правил фрилансера: не отказывай клиенту без крайне уважительной причины, потому что второй раз он может и не прийти. А если уже берешь заказ — сделай вовремя, хоть тресни. Сейчас надо мной висело два дедлайна с топором, и я села за работу. Один заказ доделала в ночь на понедельник, за вторым плотно сидела с утра, пока не спохватилось, что Степан должен приехать за кроватью через сорок минут, а мне добираться до Некрасова почти час.

Написала, что немного задержусь, и он ответил: не страшно, подожду.

Когда я галопом примчалась к парадной, из припаркованного фургончика вылезли Валик и таких же внушительных габаритов мужчина с черной бармалейской бородой. Я даже подумала, что это тот самый напарник, которого он назвал «мужикатым», но Бармалей представился гулким басом:

— Вечер добрый. Я Степан.

— Мы тут вместе ждем, — добавил Валик, чмокнув меня в щеку.

Степан прихватил из грузовичка ящик с инструментами, и мы вошли в дом. Я сидела на подоконнике, потому что больше было негде, а он ловко орудовал шуруповертом. Валик помогал ему, придерживая где надо. Не успела я и глазом моргнуть, как кровать превратилась в набор деталей, которые мужчины вдвоем перетащили в машину.

— Спасибо вам, Соня, — Степан крепко пожал мне руку и вручил большую шоколадку. — Приходите посмотреть, как ваша кровать в спектакле будет играть.

Заметив мое недоумение, он спохватился и пояснил:

— Ой, простите, я же не сказал. Я художник-декоратор в «Приюте комедианта». Знаете этот театр?

— Слышала, но ни разу не была, — призналась я.

— Вот и приходите. Позвоните или напишите, я возьму проходки. Мы сейчас новый спектакль ставим, современную пьесу. Там как раз кровать нужна в качестве реквизита. Действие большей частью в ней проходит.

— Это что, эротика? — опередил меня с вопросом Валик.

— Нет, просто муж с женой оба страшно деловые, встречаются в основном в постели, ну и диалоги у них там идут. Комедия.

— Спасибо большое, если соберусь, обязательно напишу. Удачи со спектаклем!

Когда Степан уехал, Валик предложил подбросить меня до метро.

— А интересный парень, кстати, — сказал он, как только мы влились в поток. — Я подъехал, а он как раз вылезает из машины. Вошли вместе, позвонили. Он сказала, что ты задерживаешься. Ну и разговорились. Дал телефон, пригласил в театр. Лидка рада будет.

Лида и правда была заядлой театралкой, на спектакли, причем только драматические, ходила не реже раза в неделю.

— Любопытная вещь, — заметила я. — В последнее время я все время знакомлюсь с интересными и приятными мужчинами.

— Да? — удивленно вскинул брови Валик. — А кто еще?

— Бабушкин друг, который юрист. Ветеринар, к которому Пикса носила. Степан вот еще.

— Так не тушуйся, Сонька, — он ткнул меня в бок. — Ты теперь женщина свободная.

— И что, надо сразу кого-то хватать, чтобы перестать быть свободной? Если мужчина приятный и интересный, это не значит, что его тут же надо тащить в нору. Юристу, кстати, под восемьдесят. Но это не мешает ему быть интересным.

— Ну как знаешь. Только Лидке ничего такого не говори. Она считает, что женщина должна быть при мужчине, иначе это нарушение мирового порядка. За такие заявы она тебе весь скальп по волосинке выдергает. А потом закусит мозгом, достатым через уши.

— Я-то не скажу, — хмыкнула я. — Ты сам не проболтайся.

— Я могила! — заверил Валик.

Кухонный гарнитур и плиту через пару дней забрала женщина пенсионного возраста — тоже на дачу. Трое грузчиков быстро вынесли все и спросили, буду ли я вывозить шкафы.

— Если никто не заберет, придется как-то от них избавляться, — вздохнула я.

Шкафы, в спальне, в гостиной и в прихожей, было жалко — старые, пятидесятых годов, но добротные, крепкие. Вполне могли бы кому-то еще послужить.

— Если что, звоните. Вынесем, вывезем, — старший дал мне визитку. — Недорого.

Тем временем осень окончательно вошла в свои права. По утрам я сидела на кухонном диванчике, грея ладони кофейной кружкой, одетой в стильный полосатый свитер. Окно выходило на лимонно-желтый клен. В солнечную погоду он словно светился, в дождливую был похож на мокрую канарейку. Облетал клен последним из всех деревьев во дворе — в ноябре, в одну ночь с холодным ливнем и сильным ветром. Просыпаешься — а он голый, и это значит, что зима на пороге.

Но пока еще клен был вполне одетым. Я любила осень, любила эту легкую грусть с коричной горчинкой. Даже холод и дождь любила — не сам по себе, конечно, а возвращаться домой, где тепло и светло. А теперь там еще и кот ждал.

Грусть была и от разрыва с Кириллом. Нет, я не жалела. Ни о том, что мы были вместе, ни о том, что я эти отношения закончила. Лидка сказала, что я зря потратила на него время — невосполнимый ресурс. Я не стала спорить, но про себя подумала, что и это для чего-то было нужно. Все люди, которых мы встречаем в жизни, даются нам для того, чтобы чему-то научиться. Но сейчас осень была не только за окном, но и внутри меня. Время между летом и зимой. Между тем, что цвело и отцвело, и белоснежным новым началом.