Восточная сказка (СИ) - Жилло Анна

Восточная сказка

1.

- Короче… - сказала Маська, повернувшись к тенору Володьке, развалившемуся в соседнем кресле.

- Не короче, а Карачи, - пробормотал Володька и тут же уснул.

Будить его – это было хорошо известно, - не стоило. Во-первых, бесполезно, все равно ничего не выйдет, во-вторых, даже где-то и опасно, поскольку Володька был обидчив и капризен, как Самый Настоящий Тенор. Да и не очень-то и хотелось, она все равно тут же забыла, что собиралась сказать.

Оставив Володьку в покое, Маська беглым взглядом окинула свое воинство, которое рассеялось по салону чартера, направляясь – ну да, именно туда, в Карачи. На гастроли.

Бас Андрюша уткнулся в телефон, другой бас, профундо Сережа, разгадывал кроссворд, сопрано Алла подпиливала коготочки, альтушка Ирочка спала, закрыв пол-лица лиловой маской с надписью «Королева изволит почивать». Плюс Володька и сама Маська – художественный руководитель, дирижер и второй альт. Вот и весь камерный хорик с претенциозным названием «Мелодика». Секстет. Шесть человек, а не что-то там такое неприличное.

На самом деле Маську звали Иветта Максимова. О чем думали родители, вздумавшие осчастливить дочь таким имечком, теперь уже не узнаешь. Отец умер, когда ей не исполнилось и трех лет, а мать снова вышла замуж и уехала в Хабаровск, оставив ее на попечение бывшей свекрови. Обещала забрать, как только устроится на новом месте, а в результате родила сына и…

В общем, вырастила Маську бабушка Варвара. Мать время от времени звонила и даже изредка приезжала, но родственные отношения вполне объяснимо сошли на нет. С отчимом ни разу не встречались, с братом Русланом познакомились в соцсетях и перебрасывались изредка парой слов.

Имя свое ей активно не нравилось. Иветта должна была быть по-французски изящной субтильной брюнеткой, а не крепкой высокой девахой с румянцем во всю щеку, с волосами и глазами неопределенного цвета. Некрасивой Маська не была, скорее, как говорил все тот же Володька, «ни о чем», но имя ей не подходило при любом раскладе.

Бабушка звала ее Ветой, в обычной школе - чаще Ивой, а вот в музыкальной приклеилось Макся, которую постепенно упростили до Маси и Маськи. Это было немногим лучше, но со временем она привыкла и даже иногда представлялась Масей, хотя тут же спохватывалась и пыталась исправить эту глупую ситуацию. Из музыкалки прозвище перетекло в училище, а потом и в хор.

2.

Когда-то давным-давно – и правда, ведь месяц назад ей стукнуло целых двадцать восемь! – Маська окончила музыкальную школу и поступила после девятого класса на дирижерско-хоровое отделение училища имени Римского-Корсакова. Получив красный диплом по специальности «Хоровое дирижирование», замахнулась на консерваторию, но с треском провалилась.

Проплавав месяц в депрессии, она взяла себя в руки и устроилась преподавать в ту же музшколу, где когда-то училась сама. Платили немного, но ей нравилось возиться с детьми. К тому же до работы было всего десять минут пешком. Собиралась на будущий год повторить попытку, но когда подкатило к вступительным экзаменам, поняла, что запал прошел.

А еще Маська пела в большом любительском хоре. Просто так, для собственного удовольствия. Голос у нее был хоть и сильный, но не сольный, именно хоровой, и в примы она не рвалась. Так, наверно, и пела бы свою партию второго альта до самой пенсии, если бы в хоре не грянула революция.

Руководил ими эксцентричный хормейстер Макар с крайне раздутыми амбициями. Несмотря на то, что большая часть хора уровнем своих возможностей не поднималась выше средних классов музшколы, он упорно пытался внедрить в репертуар произведения, сложные даже для профессионалов. А потом, получая на выходе чудовищную фальшь, топал ногами и заходился в крике, причем «тупые глухопёрды» в этом потоке было самым ласковым выражением.

В конце концов некоторым хористам это надоело, и они от коллектива откололись. А в руководители позвали Маську, которая имела пусть и небольшой, но все же хормейстерский опыт. Сначала собирались у кого-то дома и пели все, что нравилось и что шло без аккомпанемента, от народных песен до церковной музыки.

Было хорошо, но скоро изоляция начала напрягать, хотелось на публику. Творческие люди – они такие, им внимание извне нужно, как цветку солнце, иначе зачахнут. Да и соседям их экзерсисы не слишком нравились.

Кому-то надоело, некоторые покаялись и вернулись обратно. Осталось шестеро – самые стойкие и упертые. И тут внезапно, как по волшебству, приключился импресарио.

На одну из их спевок затесался Андрюшин приятель Слава, послушал, что-то там прикинул и заявил: «Пожалуй, возьмусь». Не успели они глазом моргнуть, как официально были оформлены в качестве творческого коллектива при «Петербург-концерте» и тут же поехали на первые гастроли. Для начала в сельский дом культуры. Приняли их там хорошо, накормили-напоили и даже заплатили какие-то смешные деньги, которые коллективно прогуляли в ресторане, как только вернулись домой. Надо же было отметить первый успех.

За два года география поездок значительно расширилась, а гонорары заметно подросли. Они нашли свою нишу – пусть узкую, на любителя, но уютную. И вот теперь им предстояли первые зарубежные гастроли – сразу в Пакистан.

«Почему именно туда?» - спросила Маська Славу.

«Да так уж вышло, - пожал плечами их толстенький лысенький импресарио. – Не все ли равно?».

Им предстояло дать три концерта в трех больших отелях Карачи, самого крупного города Пакистана. Ну, не совсем, конечно, это были настоящие концерты, в двух они пели всего по две песни, зато в третьем – целое отделение на сорок минут.

3.

Карачи встретил их удушающей влажной жарой. Безумное небо, похожее на застиранные джинсы, пучило свой единственный белый глаз, выискивая жертв для солнечного удара.

- Сейчас сдохну! – простонала Ирочка, обмахиваясь на ходу сложенным журналом.

- Да что вы, - ослепительно улыбнулся их сопровождающий по имени Бехрам, - сегодня всего тридцать два градуса по Цельсию. А знаете, какой у нас был однажды температурный максимум? Сорок семь!

Хорик дружно охнул. Для Маськи, учившей в школе французский, перевели. Бехрам хоть и говорил по-русски, но так мучительно долго подыскивал нужные слова, что его попросили перейти на английский.

За ними прислали ярко-синий минивэн. Маська, впервые попавшая за границу, да еще сразу в такую экзотическую страну, с жадностью таращилась в окно. Суперсовременные небоскребы соседствовали с древними зданиями, улицы кишели народом, а транспорт…

- Это наша беда, - вздохнул Бехрам, когда они очередной раз застряли в пробке. – Тринадцать миллионов жителей, и даже метро нет. Начали строить, заморозили, потом снова начали. А триста лет назад это была маленькая рыбацкая деревушка. Трудно поверить, да? Отель ваш находится в Саддаре – это центральный район. Там тесно, шумно и… не очень безопасно. Нет-нет, в самом районе, а не в отеле. Если надумаете выходить, будьте осторожны. Рядом несколько базаров, там можно недорого купить ковры, красивые шелковые шарфы, сумки из змеи, всякие сувениры. А завтра утром я отвезу вас на экскурсию в мавзолей Каид-э-Азам, там похоронен наш великий вождь Мухаммад Али Джинна.

До гостиницы они добрались около шести вечера, уставшие и измочаленные. Длинный перелет, смена часовых поясов, изматывающая жара… Хорошо еще, что первый концерт предстоял только на следующий день. Как ни странно, Маська, заслуженный метеопат, чувствовала себя лучше всех. Ей все нравилось, и рот сам собой растягивался в глуповато-блаженную улыбку до ушей.

- Сказка! – выдохнула она, упав на узкую кровать гостиничного номера, который предстояло делить с Аллой и Ирочкой. – Такая прямо… восточная сказка, да!

- Угу, - хмыкнула Ирочка с ехидной улыбочкой. – Не хватает только Али-бабы какого-нибудь. Симпатичного.

Маська вспыхнула и отвернулась. Ее безнадежно одинокое положение служило дежурным предметом шуток, впрочем, вполне беззлобных. Мало того, что она до сих пор была не замужем, так и романов в ее жизни случилось всего два, но ничего серьезного из них не вышло. Знакомиться особо было негде – не с папами же учеников, а на вечеринки и в клубы не ходила.