Восточная сказка (СИ) - Жилло Анна
Когда он заявился на спевку с девушкой, Маське пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы сделать вид, будто ее это ни капли не трогает. Но девушка надолго не задержалась. Потом появилась другая, роскошная блондинка модельной внешности. На Сережином дне рождения Маська застукала их за страстными поцелуями в коридоре, от злости напилась и тоже целовалась с каким-то незнакомым парнем. К счастью, ей стало плохо, иначе неизвестно, чем бы все закончилось.
Впрочем, блондинка тоже быстро исчезла с горизонта. Заведи Володька какие-то серьезные отношения, Маська, скорее всего, заставила бы себя выкинуть его из головы. Но то, что он свободен, внушало бестолковую надежду: а вдруг?
7.
После ужина Маська вышла на балкон. Ночное небо в свете городских огней отливало лиловым. Празднично, как новогодняя елка, сияла башня офисного центра, еще ярче – полная, нереально огромная луна. Сквозь не смолкающий ни на секунду уличный шум пробивался стрекот каких-то насекомых.
Завтра обязательно случится что-то… необычное, подумала она, ведь я же в сказке.
На следующий день они съездили на экскурсию в мавзолей, пообедали в ресторане, где все было очень вкусное, хотя и отчаянно острое, потом с опаской («будьте осторожны!») погуляли по ближайшему базару. К великой Маськиной зависти, певуны с удовольствием и азартом торговались – здесь все говорили по-английски, и только она чувствовала себя немой. Правда, с помощью Ирочки и Аллы удалось купить недорогой поясок из змеиной кожи и невероятно красивую бледно-сиреневую шелковую шаль.
Вечером эту шаль Маська накинула на плечи поверх открытого концертного платья. Она, на минуточку, была руководителем и могла позволить себе некоторое отступление от униформы. Шаль приятно холодила кожу, пахла чем-то таинственным и еще больше усиливала общее ощущение ирреальности.
Едва начали первую песню - старинную казачью, печальную, - и тут Маська почувствовала взгляд. Во время выступлений она никогда не становилась спиной к залу. Пять человек, выстроившись полукругом, и так видели все ее жесты. Мальчики слева, девочки справа, хормейстер – в центре. И поэтому ей было легко выловить один-единственный взгляд, сфокусироваться на его источнике – и петь для него одного. Так уж она привыкла, еще с тех времен, когда училась в музыкальной школе и их хор выступал на концертах.
В детстве Маська безумно боялась сцены. Видимо, это перешло к ней от матери, которая так и не смогла справиться с собой. И ладно бы еще пела одна. На репетициях все прекрасно получалось, но как только хор выходил на сцену, перехватывало горло. Море лиц, сотни глаз… Казалось, не сможет взять верно ни одной ноты, все услышат и поймут, что налажала именно Иветта Максимова, вот та, во втором ряду справа.
Найди в зале какое-нибудь приятное лицо и пой только для него, посоветовала хормейстер Маргарита Сергеевна. Будто других вообще нет. Как ни странно, это помогло.
На автопилоте обозначая руками ритм и нюансы, машинально пропевая слова, Маська пыталась запеленговать, откуда исходит этот напряженный, пронизывающий насквозь взгляд. Наткнулась и вздрогнула.
За столиком у самой сцены сидел принц. Нет, на нем был вполне так европейский костюм. Маська плохо разбиралась в породах дорогой мужской одежды, но даже она понимала, что костюм этот стоит целое состояние. Впрочем, дело было, конечно, не в этом. В смуглом черноволосом и черноглазом мужчине, хорошо за тридцать, чувствовалось что-то такое… В общем, Маська знала, что он принц, и этого было более чем достаточно. Даже если бы он каким-то образом оказался мусорщиком.
8.
Закончив, они раскланялись, получили умеренную порцию аплодисментов и ушли со сцены.
- Масечка, что с тобой? – обеспокоено спросил Сережа. – Тебя аж колотит. И бледная… как поганка.
- Ничего, Сереж, - отмахнулась Маська. – Волновалась. Ну… первый раз за границей выступаем. Боялась опозориться.
Хорик объяснение принял, и все дружно отправились в ресторан – праздновать первое забугорное представление. Маська механически что-то жевала, не чувствуя огненного вкуса, так же механически что-то пила и даже механически что-то говорила. А перед глазами по-прежнему стояло лицо принца, и его взгляд все так же пронизывал ее насквозь, как магнитные линии Землю. Это было странно… или страшно… нет, страшно приятно. И все же пугало.
Маська, дура, мысленно ругала она себя. Угомонись!
Но уставшие от безнадежной влюбленности душа и тело отказывались слушать пыльно-унылый разум. Лицо, плечи под прохладной шалью, даже грудь и спина горели так, как будто она не ела щедро сдобренную специями еду, а размазывала ее по себе.
Володька сидел напротив, и сквозь жаркое марево Маська заметила, что он смотрит на нее, удивленно сдвинув брови. Поймай она такой взгляд еще вчера, наверняка сердце затрепыхалось бы в призрачной надежде: а вдруг это оно… то самое? Вдруг наконец увидел ее иначе? Но сейчас мысль пробежала огородами, не задержавшись ни на миг.
Когда они с Ирочкой и Аллой вернулись в свой номер, на столике красовалась огромная корзина орхидей. На карточке было размашисто написано всего два слова: «Thank you!».
- Маська, по ходу, это тебе! – взвизгнула Ирочка.
- Почему мне? – удушливо краснея, прошептала она. – Может, нам всем?
Без лишних слов Ирочка сдернула с ее плеч шаль и поднесла к корзине. Орхидеи идеально слились оттенком с сиреневым шелком.
- Кого-то ты так поразила, что запомнил цвет и тут же заказал, пока мы ужинали. Ну не тот же крендель, который тебе на базаре шаль продал.
- Почему нет? – рассмеялась Алла. – Может, он подпольный принц? Маська же говорила, что тут прямо восточная сказка.
Девчонки обменивались шуточками, а она прятала пылающее лицо между цветами, тонко пахнущими ванилью, и пыталась перевести сбившееся дыхание.
Всю ночь во сне Маська пела, летала, как бабочка, и собирала в тропическом лесу сиреневые орхидеи. Где-то на опушке ее ждал черноглазый принц в белом восточном наряде. Но когда она уже была в двух шагах от него, Алла бесцеремонно стащила с нее одеяло.
- Маська, вставай! Нас сейчас везут какие-то башни смотреть, куда покойников раньше складывали на съедение стервятникам.
9.
Страшноватые Башни молчания взбудораженное Маськино сознание обошло стороной. Равно как и огромный универмаг, где проболтались часа два, причем Ирочка с Аллой уговорили ее купить белое кружевное платье, которое она вряд ли приобрела бы в здравом рассудке.
А в номере опять ждала корзина орхидей, уже других, на этот раз белых («О-о-о, их тебе прямо к обновкам подбирают!»), а еще большая корзина фруктов и всевозможных сладостей.
Вечером пели уже в другом отеле, но принц снова был в зале. Как и накануне, сидел рядом со сценой и не сводил с Маськи восхищенного взгляда. Певуны заметили, связали воедино с орхидеями и начали подталкивать друг друга локтями. Как реагировать – толком не знали. То ли подшучивать, то ли завидовать. Поэтому сделали вид, будто ничего особенного не произошло. А Маська уже ни на что другое внимания не обращала, как будто она отдельно, а хор – сам по себе.
И снова она пела для него, но только к восторженному ужасу примешивалась тоска. Потому что сказка должна была оборваться на полуслове. Возможно, еще будут цветы, и завтра он, наверно, снова придет на концерт. Но ровно в полночь у них самолет – и это наводило на вполне определенные, тоже сказочные, ассоциации.
Впрочем, наверняка все к лучшему, потому что сказка не должна превращаться в прозу жизни. Из игры надо выходить вовремя. Зато будет о чем рассказать внукам. Если, конечно, они когда-нибудь появятся.
Так она уговаривала себя, но снова разум оказывался в меньшинстве. Все остальное Маськино существо требовало продолжения. И она его получила – на этот раз в номере оказалась корзина пурпурных роз.
- Маська, а красавчик-то какой! – закатывала глаза Ирочка, нюхая розы. – Ну и что, что Пакистан? Тут тоже люди живут. Некоторые даже неплохо.
