Измена. Первая любовь предателя (СИ) - Баркли Рика

В одно мгновение мой любящий и заботливый муж превратился в подлого и гадкого изменщика.

Раньше я думала, что мне безмерно просто повезло. Отхватила такого красавца, который в добавок оказался любящим мужем и классным отцом.

Оказалось, что верный семьянин — это его лицемерная маска. А на деле он самый обычный кобель.

— Я ведь пришел домой. И у нас… У нас должен состояться этот разговор.

— А о чем нам говорить, Рома? Тут все ясно.

— Что тебе ясно, милая? А?

— Ты мне изменил. И теперь нас ждет развод.

Я одергиваю свою руку. Сильно сжимаю дрожащими пальцами любимую кружку мужа.

Интересно, а если сейчас этой кружкой тресну Рому по лицу, ему будет сильно больно?

— Даша, я напился. И не помню… не помню, как оказался в номере Насти. Утром проснулся, и вот… — Рома аккуратно отводит ворот рубашки в сторону, демонстрируя мне следы измены.

Засосы настолько яркие, будто их не женщина ртом оставила, а какой-то супер мощный пылесос.

— Я знаю, как все это выглядит! — обреченно рычит Рома, а потом снова опускает голову и устало массирует переносицу пальцами. — Блять, Даш, я не хотел всего этого.

— Если бы не хотел, то вернулся бы в двенадцать домой. Как обещал.

— Пиздец…

Я только развожу руками на ядовитый вздох мужа.

Ставлю кружку на столешницу. Предатель внимательно наблюдает за каждым моим движением, опасаясь отхватить от меня пощечину или еще чего похуже.

Но, кажется, меня отпустило. Больше не хочется прибить Рому и треснуть его любимой кружкой по его же наглой морде.

Мне просто хочется, чтобы он ушел.

— Мам?

Я резко поворачиваю голову на голос дочери. Олеся с удивленными глазами застыла на входе в кухню. Осматривает осколки, разбросанные по полу.

— О, бабушкина салатница, — со смешком выдает моя девочка и поднимает взгляд на отца.

Рома не бледнеет. И не краснеет. Его лицо словно каменное. А вот Олеся и краснеет, и бледнеет, и часто моргает, словно старается разогнать слезы.

— Ну давай, — тихо говорит Рома, смотря на дочь. — Спроси, что у нас случилось.

— А что тут спрашивать? — Олеся пожимает плечами.

Я замечаю, что у дочери дрожит нижняя губа.

— Я все слышала, папа, — выдает Олеська.

У меня холодеет между лопаток и темнеет в глазах. Лучше ведь горькая правда, чем сладкая ложь, да? Наши дети должны были узнать, что Рома переспал с другой женщиной.

Но я думала, что сама им об этом скажу. Позже, а не сейчас, когда внутри все клокочет от злости, горечи и утраты.

А может и к лучшему, что дочка так все узнала. Мне не придется подбирать слова и сглаживать углы.

— Как ты мог, пап? — шепчет дрожащим голоском моя Олеся. — Изменить маме… нашей маме…

Я боюсь открывать глаза. Не хочу видеть безэмоциональную рожу мужа, который будто и не раскаивается в случившемся. Он не признает своей вины.

Говорят, что в измене всегда виноваты двое. И если муж загулял, значит, жена была какой-то не такой. Плохо старалась в постели, располнела, перестала за собой следить или еще сто причин.

Но я хорошо выгляжу. Наоборот, даже как-то расцвела с возрастом. Когда у меня появился свой бизнес, я стала большое внимание уделять своей внешности.

И наши отношения с Ромой не переставали быть теплыми, искренними и страстными. Я не ханжа. И я могу устроить мужу эротический сюрприз с красивым новеньким бельем, или попросить его по пути домой свернуть с трассы, чтобы заняться любовью прямо в машине.

Моей вины в его измене нет. Просто Рома обнаглел в конец. Вот и все.

— Что теперь? — со страхом спрашивает Олеся. — Ты уйдешь от мамы к своей шлюхе?

Глава 7

— Я никуда не уйду, — с какой-то угрозой в голосе прорыкивает Рома.

— Тогда уйду я, — Олеся складывает руки под грудью. — Мам, собирай вещи! Ты тоже уйдешь!

На лице дочери красные пятна, как от аллергии. А у меня перехватывает дыхание — я уезжать из дома не хочу. Это Рома должен уехать, а не я. Пусть катится к этой Насте или к своей матери.

— Олеся, иди к себе в комнату, мы с мамой еще не договорили, — равнодушным тоном произносит Рома.

— Нас ждет развод и раздел имущества. В понедельник я доеду до суда и найму нам адвоката. А сейчас… сейчас нам нечего обсуждать, Рома, — устало вздыхаю я. — Я прошу тебя освободить дом.

Рома сильно стискивает челюсти, по его скуле под кожей перекатывается желвака. Злится, но старается держать себя в руках.

А я просто чувствую себя опустошенной. Хочу выпить снотворного и проспать до самого понедельника.

— Олеся, иди к себе, — грозно приказывает Роман, смотря мне в глаза.

— Не пойду! — вскрикивает дочь в приступе подкатывающей истерики.

Мне нужно ее успокоить.

— Олеся, нам с мамой надо договорить.

Я прикрываю веки и шумно выдыхаю через нос. Рома сейчас меня утомляет.

— Все вопросы будем решать через суд, — сквозь зубы говорю я и отхожу от столешницы.

Сильная рука Ромы хватает мое запястье. Его пальцы до боли впиваются мне в кожу. Обжигают.

— Оставь меня! — одергиваю руку. — Ты уже достаточно низко упал в моих глазах.

— Упал в твоих глазах? — Роман прищуривается и зловеще хмыкает. — Вот значит как… После восемнадцати совместных лет, Даша, ты видишь во мне урода и выставляешь меня уродом в глазах дочери?

— Потому что такой и есть! Урод! — гневно шипит Олеся. — Променять нас на какую-то тетку, пап? Правда? А как же твои слова, что за семью нужно держаться, а? Что мама твоя самая любимая девочка?

Рома с шумом втягивает воздух, крылья носа раздуваются. Он теряет контроль над ситуацией. Теряет контроль над своей семьей. Надо мной и детьми.

— Я вас не промениваю. Я против развода! — скалится Рома.

Его увесистый кулак гулко стучит по столешнице, отчего я даже вздрагиваю.

— Думаешь, мама тебя простит? Глазки закроет, да? Дурой прикинется? — в глазах нашей дочери блестят слезы. — Какой же ты лицемерный подонок…

— Олеся… — почти шепчет Рома, задыхаясь от гнева. — Ненавижу тебя! — верещит дочь.

По ее щекам текут слезы, она сильно морщится. Я перевожу на Рому взгляд, полный отчаянного гнева и брезгливой отрешенности.

Посмотри, до чего ты довел нашу дочь, предатель!

— Милая, — я иду к своей малышке, обходя осколки посуды.

Моя душа сейчас тоже разбита, как эта чертова салатница. А сердце острым ножом изрезано на мелкие кусочки. Но я нахожу в себе силы, чтобы обхватить плечи истерично рыдающей дочери своими руками.

— Олеся…

— Отвали, мам! Пошла ты в жопу!

Ее слова, как крутой кипяток, заставляют меня вздрогнуть и прикусить язык. Сердце подскакивает в горло и болезненным комом перекрывает мне доступ кислорода.

Я не виновата перед детьми. И я не заслуживаю сейчас натыкаться на колючую обиду дочери. Меня предали. И я тоже хочу от Олеси поддержки.

Но это во мне черной гадюкой шипит своя собственная боль. Как оскорбленная преданная женщина я имела право показать себя слабой и неразумной истеричкой, бьющей посуду и жаждущей треснуть мужа изменника по лицу его любимой кружкой. Но как мама я обязана взять ситуацию под свой контроль, успокоить детей и быть рассудительной.

Рома отец. Хороший отец, которого есть за что любить.

Но своей изменой он сломал что-то хрупкое и важное. То, что уже не срастется обратно никогда. То, что ни один врач зашить и залечить не сможет.

— Олеся…

— Отвали, мам! Вы оба отвалите!

Дочь гневно прищуривается и сжимает кулаки, а по ее лицу текут слезы.

— Прекращай концерты! В этой ситуации мы должны разбираться с мамой, а не с тобой, Леся! — Роман взмахивает руками. — Я поговорю с тобой и с Максимом позже. А сейчас…

— Я тебя ненавижу… — шипит дочь в ответ на речь своего отца.

— И это вполне ожидаемо! Я понимаю, что я натворил! Но я этого не хотел.

— Вы оба идиоты, ясно? Я вас обоих ненавижу!

Я сильно зажмуриваюсь. Слышу, как дочь убегает на второй этаж. По пути переворачивает столик. С него с грохотом падает ваза и разбивается. Треск осколков вибрирует в моей голове.