Шерил Андерсон - Роковой аккорд
— Я готовлю статью и должна изучить окружение Оливии. Окружение довольно плотное, тронешь одного — другой отзовется.
— И поэтому ты бросилась ему на шею?
— Я-то думала, ты не видел эту фотографию.
— Просто не хотел начинать разговор с нее.
— А теперь, когда получил что хотел, решил и про фотку поговорить?
— Зачем ты с ним целовалась?
— Он поцеловал меня, а не я его. Я расспрашивала его насчет Оливии и ее отца, и разговор пошел несколько не в том направлении.
— Несколько?
— Да, мы чуть-чуть отклонились от темы.
— Наверное, ты что-то нащупала и он пытался тебя отвлечь.
Доля истины в этом соображении имелась, но не Питеру бы говорить.
— Может быть, я приглянулась Адаму.
— Будь у него хоть капля здравого смысла… — намекнул Питер.
— Огромное тебе спасибо.
— Если он как-то связан со смертью Рассела Эллиота, он пытался таким образом соскочить — добиться, чтобы ты вычеркнула его из списка подозреваемых. На его месте я бы точно так и поступил.
Разные причины вызывают гнев, но один из подвидов гнева кажется мне особенно интересным и парадоксальным: стоит собеседнику высказать истину, о которой вы и без него догадывались, но знать не хотели, как у меня (то есть у вас) темнеет в глазах. Ведь я могла бы и дальше тешить себя обманом, если б этому идиоту не вздумалось выложить все как есть. Сердце и мозг не в ладах, наступила физиологическая реакция, перегрузка нервной системы, и я могла бы удушить Питера Малкахи прямо там, в вестибюле у лифта, на глазах у свидетелей. Он был прав, черт бы его подрал. Чего-то Адам добивался своим поцелуем, но чего? Сбить меня со следа, потому что он и впрямь был причастен к смерти Рассела или что-то знал о ней? Или же хотел оттеснить Джордана и покрасоваться на первых страницах таблоидов?
Одно я знала точно благодаря опыту интимных отношений с Питером: дай ему понять, что он попал в цель, и он тебя прикончит.
— Значит, мое женское обаяние тут ни при чем?
— Как ты думаешь, что ему известно? — Питер попытался включить свое мужское обаяние.
Если б я что-то и думала, с ним бы делиться не стала.
— Питер, мы в расчете. Прости, что немного подпортила тебе с твоей статьей, но я не обязана в порядке компенсации делиться своими сюжетами.
— Плевать на сюжет, я о тебе беспокоюсь. С тех пор как мы расстались, ты уже не раз попадала в беду.
Смешно!
— С тех пор я писала статьи про убийства. Может быть, дело в этом, а не в наших отношениях или их отсутствии?
— Я готов помочь тебе, защитить! — Великий специалист симулировать искренность.
— Спасибо, Питер, но у меня и так все в порядке.
— Заодно прослежу, чтобы ты не портила мою статью.
— Разумеется.
Питер улыбнулся — на этот раз искренне и чуточку смущенно. С ним это редко бывает. Растрогавшись, я поцеловала его в щеку.
Он перехватил мою руку и удержал ее на своем плече. Всего на секундочку. Достаточно, чтобы Кайл успел спросить:
— Так ты насчет этого меня предупреждала?
Не стоило забывать, что лифт имеет привычку опускаться на первый этаж и возвращаться с очередной партией пассажиров. Большинство этих пассажиров быстренько просочились в коридор и исчезли, но Кайл так и остался стоять в вестибюле, изучая нас с Питером, словно подозреваемых на опознании.
— Нет, это другое фото. Другой парень, — забулькала я. Слегка оправилась и ляпнула: — А я думала, ты сейчас в суде. — Подозреваемый в поисках алиби.
— Суд отложили.
— Рад встрече, Эдвардс, — вмешался Питер.
— Ага, и я, — подхватил Кайл. — Знаешь, Молли, когда я предлагал начать все сначала, я не имел в виду, что хочу снова натыкаться на этого перца всякий раз, когда прихожу повидаться с тобой.
— Почему же? Давай я пока буду с ней встречаться, а ты готовься к старту, — любезно предложил Питер.
— Настоящий друг. — Черт, Кайл тоже наслаждается ситуацией, он-то с какой стати?
— Всегда к вашим услугам.
— Шли бы вы, парни, пиво пить, — вмешалась я, до глубины души задетая их легкомысленным тоном. — А я пока поработаю.
— Не могу. Я пришел для серьезного разговора, — предупредил Кайл.
— Насчет фото?
— Насчет твоей приятельницы Оливии. Она под арестом.
12
— Я твоя должница, — сказала я Кэссиди.
— Ни в малейшей степени. Заплатит Оливия. Так уж водится между адвокатами и клиентами, если клиенты не принадлежат к числу твоих лучших друзей. Иногда и если принадлежат.
— Я имела в виду эмоциональный долг.
— А, это сколько угодно.
Остановившись на ступеньках у входа в полицейский участок, мы оглянулись проверить, скоро ли Кайл с Оливией догонят нас. Похоже, не скоро: Оливия останавливалась на каждой ступеньке, чтобы доходчивее сформулировать свою позицию.
— Я не нарушала закон! — протестовала она, причем уже далеко не в первый раз с того момента, как мы приехали внести за нее залог. В полиции Нью-Йорка распространились слухи о моих приключениях, так что, когда Оливию доставили в двадцать четвертый участок, кто-то из тамошних приятелей Кайла позвонил ему и посоветовал предупредить меня. Сама Оливия не сделала ни единого звонка, до такой степени она была убеждена в своей правоте.
Кайл устало потер глаза.
— Вообще-то нарушили. — Он глянул на меня, и я чуть было не послала ему воздушный поцелуй в благодарность за все, что он для меня делал.
Кайл преодолел еще две ступеньки, а Оливия — одну и снова остановилась:
— Он ворвался в мою квартиру!
Еще две ступеньки.
— Когда человек пользуется ключом, это не считается незаконным проникновением.
Одна ступенька.
— Надо было мне отобрать у него ключ после смерти папы!
Две ступеньки.
— Это отдельный вопрос, к делу он отношения не имеет.
Одна ступенька.
— Еще как имеет. Я не хотела, чтобы он входил в мою квартиру, и ему это было прекрасно известно.
Кайл вернулся на две ступеньки назад, взял Оливию за руку и подвел к нам.
— Это не дает вам права бить человека по голове тупым предметом.
— «Оглушила его «Грэмми» — подобные заголовки неплохо смотрятся, — намекнула Кэссиди.
— Вы бы здорово помогли своему клиенту, если б предотвратили появление таких заголовков, — заметил Кайл.
— Вы бы здорово помогли нам, сняв обвинение, — не осталась в долгу Кэссиди.
— Вы можете все уладить? — спохватилась Оливия.
— Учитывая ваше давнее знакомство с пострадавшим, я бы рекомендовала поговорить с ним напрямую. И попросить прощения, — подытожила Кэссиди.
