Глафира Душа - В ожидании Романа
Так... что ж я хотела рассказать? Ах, да! Про хиромантию. Ну, вот. Сидели мы с девчонками целыми вечерами и подробнейшим образом свои руки рассматривали.
–?А у меня здесь решетка. Это что значит? – спрашивала одна из подруг, и я в двадцатый раз заглядывала в тетрадь, сверяясь то с записями, то с рисунком.
–?А у меня две линии пересекаются...
–?Ой, смотрите, а на моей руке совсем этого нет...
И Жанкино удивление:
–?А у меня линия жизни такая короткая! Будто и нет ее вовсе...
И мы, любопытствуя и ужасаясь одновременно: «Где? Покажи!», заглядывали в ее ладонь и, наблюдая действительно совсем небольшую линию, фальшиво успокаивали Жанку:
–?Да ладно тебе. Нормальная линия...
Помню, учились мы уже на третьем курсе, думали о распределении, и исполнилось нам по семнадцать лет, когда весь наш городок буквально за полдня облетела страшная весть: в автобусную остановку врезался грузовик... Пьяный водитель, не справившись с управлением, и само сооружение снес, и людей покалечил. Четверо погибло, многие ранены... Среди жертв – Жанка.
Это было мое первое большое горе. Взрослое, настоящее горе. Трагедия. Хоронили погибших всем городом. Тогда еще было принято фотографировать похороны. По-моему, сейчас это встречается все реже и реже, а тогда чуть ли не в каждой семье, чуть ли не в каждом альбоме можно было встретить снимки той трагедии. У меня они тоже сохранились, и я, вглядываясь в Жанкины молодые черты, каждый раз ужасаюсь: «Неужели и вправду вся наша жизнь отражена на руке? Неужели действительно можно прочитать по ней и прошлое, и будущее?»
Прошло с тех пор много-много лет. Я уже бабушка. Жизнь моя несется вскачь, бурлит, переливается всеми возможными красками: интерес – равнодушие, радость – печаль, сомнение – уверенность, горе – счастье. Как у всех, наверное...
Часто бываю на кладбище. Могилок наших много. У нас семья очень большая – тетушки, дядюшки, бабушки, дедушки – все в одном месте похоронены. Идешь чью-то могилку прибрать и другие навещаешь. Всегда и к Жанниной подхожу.
Тут недавно была у нее. Смахнула с памятника мусор. Посидела на скамеечке, погрустила. И уже было домой собралась, как подходит ко мне женщина незнакомая:
–?Вы извините, что я к вам обращаюсь...
–?Пожалуйста.
–?Я помню эту девушку.
–?Помните?
–?Да. Мы тогда вместе на остановке были. Лет тридцать уж, пожалуй, прошло.
–?Тридцать три, – уточнила я.
–?Мы рядом стояли, автобуса ждали, когда грузовик этот... Как я успела отскочить, не знаю... А ее, бедную, зацепило...
Я молчала, вновь с горечью переживая те давние трагические события.
–?Знаете, – продолжала она, – я беременная была тогда. Уже большой срок. Шесть месяцев, седьмой. Выкидыш у меня случился... Много-много лет потом детей не было. Только в сорок ребенка родила...
Теперь молчали мы обе. Долго молчали.
–?А вам она кто? – прервала женщина затянувшуюся паузу.
–?Подруга.
–?Вы извините, что побеспокоила. Но это такая трагедия. До сих пор просыпаюсь по ночам от ужаса. Снится часто мне этот кошмар.
И она побрела, низко склонив совсем седую голову.
Я закрыла калиточку, кинула прощальный взгляд на озорную Жанкину фотографию. Белозубая улыбка, ямочки на щеках, казалось бы, счастливая семнадцатилетняя девчонка. Вспомнила ее удивленно-печальные слова: «А у меня линия жизни такая короткая! Будто и нет ее вовсе...»
МАРОДЕР
Предупреждение об урагане Сергей получил по компьютеру. Билет заказал, вещи собрал. Вылет завтра. Типичная ситуация. Привычная работа. Опасная, конечно. Но он к опасностям привык и только в режиме экстрима и мог существовать.
Началось это в детстве.
Семья у Сереги была очень даже благополучной. По крайней мере, он так считал лет до двенадцати, наверное. До тех пор пока не услышал однажды разговор матери с подругой по телефону. Был поздний вечер. Серега хоть и лег, как положено по режиму, в половине десятого, но уснуть почему-то не мог. То ворочался в поисках удобной позы, то начинал повторять стихотворение, заданное по литературе на завтра, то вспоминал Ленку из параллельного седьмого «Б», которой он такую классную подножку вчера поставил... Она упала, разревелась, колготки порвала, коленку ушибла...
А они стояли с пацанами, хохотали, глядя на нее... Только почему-то ему совсем не хотелось смеяться. Почему-то закололо где-то в районе солнечного сплетения. Почему-то возник порыв помочь подняться, утешить, попросить прощения. Но ничего этого он не сделал, а смеялся со всеми, пальцем на нее показывал... Вот дурак! И чего девчонку обидел? Может, подойти завтра, извиниться, шоколадку подарить. Не возьмет, наверное... А вдруг возьмет? Или положить ей на парту и записку написать? Или в портфель подбросить? Ой, ну как же лучше? Надо маме рассказать. И он потихоньку подошел к двери своей комнаты, прислушался. В гостиной тихо работал телевизор, а мама разговаривала по телефону со своей подругой тетей Галей. Он сначала не понял, о ком она говорит, а когда понял, то поскорее вернулся в кровать и зарылся с головой под одеяло, чтобы не слышать, не слушать, не знать.
Мама говорила об отце. Грубо и в то же время с болью и со слезами в голосе:
–?Мой-то козел опять наверняка у своей крали... Время одиннадцать, а его все нет.
Реплику тети Гали Серега, естественно, не слышал, но следующие мамины слова ошеломили его окончательно:
–?А что делать? Живем ради сына. Создаем видимость здоровой семьи, а на самом деле...
Так вот оно как! Он-то жил себе и жил, не задумываясь. Ну, есть отец, есть мать. Они любят друг друга. Любят его. Он любит их. Это нормально. А оказывается, они не любят друг друга. Значит, врут. Значит, и его не любят. А зачем врут? Для чего? Сразу вспомнились одинокие их с мамой вечера, мамины слезы, частое раздражение отца... Ссоры, которые родители хотели скрыть, но по их недовольным лицам можно было судить, насколько часто они выясняют отношения...
Тогда ему казалось, они говорят полушепотом, чтобы он не слышал. А сейчас ему представлялось, будто они шипели, чтобы сдерживать яростные крики и не наброситься друг на друга.
Так это он, Сергей, их сын, виноват в том, что родители терпят друг друга! Вот в чем весь ужас! Это же из-за него они вместе. Мама ведь так и сказала тете Гале: «Живем ради сына». Да они не живут, а мучаются. Обманывая друг друга, обманывая самих себя... Из-за него!.. А ведь они, наверное, могли быть счастливы поодиночке, а из-за него несчастны. Он – причина несчастья семьи! Он один виноват во всем...
На маму с утра не мог смотреть. Отец, слава Богу, еще спал, когда Серега собирался в школу. Он попросил у мамы десять рублей. Не подняв на нее глаз и пробурчав «спасибо», спрятал деньги в карман и без завтрака выбежал из дома.
