Белая река. Гримерша - Королева Мария Михайловна

А сама «обезьянка», между прочим, казалась не слишком довольной произошедшей с ней метаморфозой. А может быть, она просто немного устала. Во всяком случае, вместо того чтобы радостно благодарить Аллу, она со скучным видом пила сладкий чай и откусывала большие куски от круглого песочного пирожного. «С ее весом еще позволять себе мучное и сладкое, — брезгливо подумала Алла, — да еще и во второй половине дня!»

— Я все поняла! — вдруг вскричала Оксана, вскакивая с места.

— В каком смысле? — удивилась Алла.

— До меня, наконец, дошло! Господи, какой же дурочкой я была!

«Ты и сейчас вроде бы не отличаешься особенным интеллектом», — подумала Алла, а вслух произнесла:

— Да что случилось-то?

— Ты еще спрашиваешь, что случилось? — Девушка фамильярно перешла на «ты». — Случилось! Просто ты подлая, а я тебе поверила!

— Что ты несешь?

— Не притворяйся, — она прищурилась, — да я давно заметила, что Ясик тебе нравится. Просто поверить в это не могла. Ну, зачем такой, как ты, Ясик, а?

— Белены объелась? — разозлилась Алла. — И это мне приходиться выслушивать вместо благодарности. А я, между прочим, весь день с тобой здесь провела.

— Да, провела! О, у тебя была своя цель — изуродовать меня! Из ревности.

Алла округлила глаза. Надо же, а» обезьянка» — то оказывается, вполне проницательна. Или это она, Алла, не сумела закамуфлировать свои истинные эмоции?

— Так ведь не изуродовала же, — вполне миролюбиво сказала она.

— Не изуродовала?! — Оксана достала из своей дешевенькой тряпочной сумочки пластмассовое зеркальце и несколько секунд внимательно изучала собственное изображение, а потом вдруг уронила голову на руки и горько разрыдалась. — Теперь я понимаю, в чем дело. Ты все время боролась сама с собой. Не могла решиться на такой мерзкий поступок. Но все-таки решилась.

— Ты выглядишь замечательно. Намного лучше, чем раньше. Еще одно слово, и я уйду.

Но Оксана, казалось, ее не слушала:

— Теперь я все поняла! Помнишь, в магазине тебе понравился желтый бархат? Он тебе действительно понравился, я же не слепая. Это была очень красивая ткань, и ты не смогла скрыть своих чувств. Но вместо этого заставила меня потратить деньги на какое-то бледное уродство!.. А ателье? Я сама выбрала такой замечательный фасон, с бантом сзади. Как у сказочной принцессы! А ты! Посоветовала мне сшить незаметную ночнушку. Да меня же в ЗАГСе теперь все засмеют!.. А парикмахерская?! Здесь у тебя, наконец, проснулась совесть! Ты решила искупить свою вину и придумала для меня замечательную прическу. Я все слышала, ты просила парикмахершу постричь меня коротко и сделать молодежное мелирование! Я так обрадовалась! Это была моя мечта — разноцветные прядки на коротеньких волосах. Но ты и тут все испортила. Я сначала так удивилась, когда увидела, что мне делают обыкновенное каре, а потом все поняла. Ты просто подлая, мстительная, мелочная стерва! Но Ясик тебе все равно никогда не достанется. Все равно он будет любить только меня, пусть ты и превратила меня в серую мышь! — Девушка встала и, гордо откинув назад аккуратно причесанную головку, пошла прочь.

Алла молча смотрела ей вслед, изумленно округлив глаза. Она даже не обратила внимания на то, что все посетители кафе, привлеченные громким скандалом, с любопытством на нее смотрят. Бред. Абсурд. Пьеса Кафки. Картина Босха. И тому подобное.

Конечно, Оксана отправилась в Гузерипль одна, не дожидаясь напакостившего «стилиста». В Краснодар они добирались на авто какого-то «обезьянкиного» родственника. А это значит, что придется искать такси, а потом отчаянно торговаться — наверняка ведь хитрый шофер запросит не меньше сотни долларов.

Алла вздохнула и решила завернуть на телеграф. Раз уж она в городе, надо позвонить Митеньке. В комнатке его студенческого общежития персональный телефонный аппарат. Вообще-то Алла хотела поселить сыночка в один из самых дорогих лондонских отелей, но Митяй наотрез отказался.

«Мам, ну что я буду как идиот! Здесь не принято демонстрировать богатство своих родителей», — заявил он. И поселился в обыкновенном общежитии. Да еще и не в одноместной комнате. Квадратные метры делили с ним два подростка — русский Артем и англичанин Тодд.

Ей быстро удалось дозвониться до Лондона. Слава богу, по знакомому номеру ответили по-русски:

— Але! Я вас слушаю!

— Митенька! — Алла чуть не расплакалась от неожиданности. Все-таки великое это изобретение — телефон. Ее сыночек — за тысячи километров, а его голос — вот он, крепко зажат в ее холеной ладошке.

— Это не Митенька, — немного помедлив, признался невидимый собеседник, — это Артем. Это тетя Алла, да? Я вас помню, вы же к нам приезжали.

— А Митя где? Позови его. — Ее голос поскучнел.

— А он… его ceйчаc здесь нет.

— Как жалко, — настроение мгновенно покатилось по невидимой американской горке вниз, — а как у него дела? Он сдал экзамены? Все в порядке?

— Сдал все, даже биологию, — ухмыльнулся Артем.

— Он по-прежнему встречается с той темнокожей девушкой… ну как там ее?

— Мишель?… А, нет. Давно уже.

— Ну и хорошо. Артем, ты передай Мите, что мама звонила, хорошо? Передай, что скоро буду в Москве и позвоню еще раз. Да, и денег пришлю.

— Алла Михайловна… я… это… — Звонкий голос потускнел, телефонный собеседник явно хотел, что то сказать ей и никак не решался.

— Что? Говори быстрее, а то сейчас у меня время кончится.

— Это самое… ну, Митяй в больнице, в общем.

— Что? В какой больнице? Почему я ни чего не знаю? Давно? Что с ним? — Ее испуганное сердце забилось, словно пойманный голубь.

— Так звонили мы вам, а ваша домработница сказала, что вас в Москве нет… Пять дней уже…

— Что с ним?

— Он в реанимации… Только вы ничего не подумайте… короче, буду с вами честен, все равно же узнаете. Короче, похоже, он что-то себе вколол!

ДАША

А может быть, Белая река вовсе и не такое первобытное чудовище, каким кажется с самого начала? Прошло больше месяца, бурный поток ослабел, угомонился. Нет, острые камни остались на местах, и их послушно облизывали пенные валы. Но несколько изменился масштаб этого зрелища, река смотрелась теперь не грозным воином, а ветераном-богатырем. Сидит он в неизменном кресле-качалке, задумчиво смотрит вдаль, жует мятую папироску и, смакуя воспоминания, рассказывает шаловливым внукам геройские байки. Говорят, что в конце лета река напоминает приветливый прохладный ручеек — обнажается каменистое дно, а водопады и пороги становятся трогательно игрушечными.

Она застала Машу Кравченко у реки. Просто пастушка, сошедшая с пасторали: смоляные волосы нечесаными кудрями раскиданы по загорелым плечам, босые ноги опущены в воду — Машка весело ими болтает, а вокруг нее летают серебристые брызги. «И как не холодно ей, совсем не боится придатки застудить!» — мрачно подумала Даша, останавливаясь за спиной у приятельницы.

Маша не сразу ее заметила. Видимо, девушка репетировала какую-то роль.

— О, я люблю тебя, поскольку… — важно декламировала она, — поскольку… блин, забыла! Поскольку я люблю тебя…

Даша интеллигентно закашлялась.

— О, Дашка! Ты меня напугала! — расхохоталась Маша.

— Чего тебе бояться?

— Ну мало ли… Вдруг кто-то изнасилует? — Она кокетливо округлила блестящие темные глаза.

— Не надейся, насильников здесь нет, — подыграла ей Даша, — мне вообше-то надо с тобой поговорить.

— Говори. У тебя такое лицо, как будто ты хочешь сообщить мне неприятную новость.

— В какой-то степени да. — Даша нахмурилась. Впервые она шла на такой шаг, впервые затевала подобный разговор. — Маш, ты мне можешь ответить на один вопрос? — О господи, да она же ведет себя как полная дура! Однако мосты уже сожжены, и справиться с губительным огнем не сможет и целый внутренний пожарный отряд.

— Смотри на какой! — пожала плечами красавица.