Колин Маккалоу - Тим
— Я частенько гадал, куда же вы делись, — сказал он. — Как ваши дела, мисс Хортон?
— Да так себе, мистер Мартинсон. Мне крайне необходимо поговорить с кем-нибудь, и, кроме вас, мне никто не приходит на ум. Простите, ради бога, что нагружаю вас своими проблемами, но я просто не знаю, что делать, и мне требуется квалифицированная помощь. Не могли бы мы с Тимом наведаться к вам?
— Конечно. Завтра после ужина у меня дома вас устроит?
Мэри записала адрес, а потом позвонила Мелвиллам.
— Рон, это Мэри.
— О, добрый день, дорогая. Что-нибудь случилось?
— Да нет, ничего особенного. Ты не возражаешь, если завтра после ужина я возьму Тима с собой в гости?
— Почему бы нет? А к кому?
— К одному учителю, работающему с умственно отсталыми детьми. Он замечательный человек, и я подумала, хорошо бы он посмотрел Тима и посоветовал, какими темпами нам следует продолжать его обучение.
— Поступай, как считаешь нужным, Мэри. До завтра.
— Прекрасно. Да, кстати, лучше не говорить Тиму о предстоящем визите. Мне бы хотелось, чтобы он встретился с этим человеком без подготовки.
— Лады. Пока, дорогая.
Джон Мартинсон жил неподалеку от своей школы, в пригороде Пенрит, расположенном у самого подножия Голубых гор. Тим, привыкший ездить в северном направлении, остался в восторге от поездки в другую сторону от Сиднея. Построудская роскошь Западного хайвэя зачаровала его, и он сидел с приклеенным к стеклу носом, считая ярко освещенные автомобильные салоны, круглосуточные бистро и автокинотеатры.
Большой, но непритязательный дом Мартинсонов, построенный из фибропанелей бледно-розового цвета, звенел детским смехом.
— Давайте пройдем к задней веранде, — предложил Джон Мартинсон, открыв дверь. — Я переоборудовал е е в рабочий кабинет, и там нам не будут мешать.
Коротко представив гостей жене и трем старшим детям, он сразу провел Мэри с Тимом через дом.
Джон Мартинсон разглядывал Тима с любопытством и нескрываемым восхищением. Он достал две квартовые бутылки пива, для себя и для Тима, и завел с ним разговор, удобно устроившись напротив него в большом кресле у письменного стола. С полчаса Мэри молчала, а двое мужчин непринужденно беседовали, потягивая пиво. Учитель Тиму понравился, и он сразу расслабился и принялся охотно рассказывать про коттедж, сад и работу у Гарри Маркхэма, нисколько не подозревая, что специалист составляет о нем мнение.
— Тебе нравятся вестерны, Тим? — наконец спросил Джон Мартинсон.
— О да, я люблю вестерны!
— Знаешь, мне нужно обсудить с мисс Хортон одно дело, и вряд ли тебе будет интересно сидеть здесь и слушать нас. Может, я отведу тебя к своим ребятишкам? Через несколько минут по телевизору начнется отличный вестерн.
Тим радостно отправился смотреть фильм, и, когда хозяин вернулся обратно в кабинет, Мэри уже слышала смех Тима, доносящийся из глубины дома.
— С ним будет все в порядке, мисс Хортон. Моя семья привыкла к людям вроде Тима.
— Да я и не беспокоюсь.
— Ну так в чем дело, мисс Хортон? Можно мне называть вас просто Мэри?
— Да, конечно.
— Прекрасно! Зовите меня Джон. Кстати, теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда назвали внешность Тима эффектной. Я в жизни не видел более привлекательного мужчины, даже в кино. — Он рассмеялся, взглянув на свое излишне худое тело. — Рядом с ним я чувствую себя девяностофунтовым хиляком.
— Я думала, вы скажете, как жаль, что такой красавец — и умственно отсталый.
Мартинсон изумленно посмотрел на нее.
— С чего вдруг мне говорить такое? В каждом из нас есть что-то прекрасное и что-то нежелательное. Спору нет, тело и черты лица у Тима великолепны, но не кажется ли вам, что в значительной мере эта его поистине поразительная красота есть отражение души?
— Да, — благодарно сказала Мэри. Джон Мартинсон все понял, она не ошиблась в своем выборе.
— Он славный парень, это я понял сразу. Один из самых милых и добрых… Вы хотите, чтобы я показал Тима специалистам?
— Нет, я приехала совсем не за этим. Я приехала потому, что в силу обстоятельств оказалась в совершенно безвыходном положении и просто ума не приложу, как мне поступить. Это ужасно, поскольку, какое бы решение я ни приняла, я причиню Тиму боль, возможно сильную.
Темно-голубые глаза неотрывно смотрели на нее.
— Звучит неутешительно. Что стряслось?
— Ну, все началось девять месяцев назад, когда умерла его мать. Я не помню, говорила ли вам, что ей было семьдесят лет. Рону, отцу Тима, столько же.
— Понятно, во всяком случае, мне так кажется. Тим тоскует по ней?
— Да нет, не особо. По ней тоскует отец Тима, да так отчаянно, что мне думается, он долго не протянет.
Он замечательный человек, но жизнь для него потеряла всякий смысл после смерти жены. Он угасает на глазах. Недавно он сам сказал мне, что дни его сочтены.
— А когда он умрет, Тим останется совсем один.
— Да.
— Тим знает?
— Да. Мне пришлось сказать ему. Он отреагировал на удивление спокойно.
— Как у него с финансовым обеспечением?
— Отлично. Семья вкладывала почти все свои средства в страховку и ценные бумаги, чтобы Тим никогда не нуждался в деньгах.
— Ну и при чем здесь вы, Мэри?
— Рон, отец Тима, попросил меня забрать Тима к себе после его смерти, и я согласилась.
— Вы понимаете, какую ответственность взяли на себя?
— О да. Но возникли непредвиденные обстоятельства. — Она опустила взгляд на свои руки. — Как я могу забрать его, Джон?
— Вы имеете в виду, что скажут люди?
— Отчасти, хотя я ответила бы за все последствия, когда бы речь шла только об этом. Я не могу усыновить Тима, поскольку он уже давно совершеннолетний, но Рон облек меня полномочиями вести все финансовые дела Тима, и в любом случае у меня самой средств с избытком. Деньги Тима мне не нужны.
— Так в чем же тогда дело?
— Тим всегда был очень привязан ко мне, не знаю почему. Странно, конечно… С первой нашей встречи он проникся ко мне приязнью, словно увидел во мне что-то такое, чего я сама в себе не знала. Мы знакомы без малого два года… Поначалу все было просто. Мы были друзьями, добрыми друзьями. Потом, когда умерла его мать, я приехала к нему домой, и его сестра Дони — она очень умная и горячо любит Тима — бросила мне в лицо ужасные и совершенно несправедливые обвинения. Ну, вроде как я состою с ним в любовной связи и развращаю беднягу, пользуясь его умственной неполноценностью.
— Понимаю. Для вас это стало шоком, да?
— Да. Я была в ужасе, поскольку все это неправда. Тим присутствовал там и слышал все слова сестры, но, к счастью, ничего не понял. Однако она испортила все для меня, а тем самым и для него тоже. Мне вдруг стало стыдно. Отец Тима тоже был там, но он принял мою сторону. Странно, правда? Он не поверил ни единому слову Дони — а потому, казалось бы, наша с Тимом дружба должна была оставаться прежней. Но перемена произошла — не знаю, подсознательная или сознательная. Я утратила прежнюю непринужденность в общении с Тимом, и, вдобавок ко всему, я прониклась таким состраданием к Рону, что стала привозить его с Тимом в свой коттедж на выходные. Это продолжалось почти полгода, и за это время Тим изменился. Он стал молчаливым, замкнулся в себе и не желал общаться с нами. Мы с Роном страшно переживали. Потом однажды утром между мной и Тимом произошла ужасная сцена. Правда выплыла наружу. Тим ревновал меня к своему отцу, он решил, что Рон занял его место в моем сердце. Вот почему мне пришлось сказать, что его отец умирает.
