Колин Маккалоу - Тим
— При чем здесь это?
— Богу неугодно, чтобы мы обнимались и целовались, поскольку у нас большая разница в возрасте и умственном развитии, Тим, вот и все. Ты мне нравишься, нравишься больше всех на свете, но мне нельзя обнимать и целовать тебя. Это недопустимо. Если ты попытаешься еще раз поцеловать меня, Бог лишит меня возможности видеться с тобой, а я не хочу с тобой разлучаться.
Тим погрузился в печальные раздумья, а потом вздохнул, признавая свое поражение.
— Хорошо, Мэри, мне это ужасно понравилось, но, по мне, лучше продолжать видеться с тобой, чем поцеловать тебя и больше не видеться.
Мэри в восторге стиснула руки.
— О, Тим, как я горжусь тобой! Это слова мужчины, настоящего взрослого мужчины, который вполне тянет на доллар. Я очень горжусь тобой.
Он рассмеялся дрожащим смехом.
— Я все равно думаю, что это несправедливо, но мне нравится, когда ты мной гордишься.
— Тебе стало лучше теперь, когда ты все узнал?
— Да, гораздо лучше! — Он сел под дерево и похлопал по земле рядом. — Сядь, Мэри. Обещаю, я не буду целовать тебя.
Присев на корточки, Мэри взяла руку Тима и нежно сплела свои пальцы с его.
— Вот самое большее, что нам позволительно делать, когда мы дотрагиваемся друг до друга, Тим. Я знаю, ты не станешь целовать меня. Я нисколько не опасаюсь, что ты нарушишь свое обещание. Но ты должен пообещать мне еще одно.
— Что? — Свободной рукой он щипал пыльные травинки под своим бедром.
— Пусть случившееся — я имею в виду поцелуй — останется нашим маленьким секретом. Мы никому не должны рассказывать об этом.
— Хорошо, — послушно сказал Тим.
Он снова превращался в ребенка, принимая свою роль со свойственными только ему трогательной покорностью и желанием угодить. Немного погодя он повернул голову и посмотрел на нее своими большими синими глазами с такой бесконечной любовью, что у Мэри перехватило дыхание и в душе поднялись гнев и раздражение. Тим абсолютно прав: это несправедливо, просто несправедливо.
— Мэри, вот ты говорила про папу, что он хочет спать под землей с мамой. Я понимаю, что ты имела в виду. Если бы ты умерла, я бы тоже хотел умереть. Мне бы больше не хотелось ходить и разговаривать, смеяться и плакать, честное слово. Я бы хотел спать рядом с тобой под землей. Я расстроюсь, если папа уйдет, но я понимаю, почему он хочет уйти.
Мэри положила ладонь ему на щеку.
— Понять другого человека всегда легче, если поставить себя на его место, правда? Папа нас зовет, слышишь? Как по-твоему, ты сможешь разговаривать с ним без слез?
Тим спокойно кивнул.
— О да. Не волнуйся за меня. Папа мне страшно нравится, он нравится мне больше всех на свете после тебя, но он вроде как принадлежит маме, правда? А я принадлежу тебе, и потому теперь я уже не так сильно переживаю. Ведь просто принадлежать — не грех, а, Мэри?
Она кивнула.
— Да, Тим, это не грех.
Голос Рона приближался. Мэри крикнула: «Мы здесь!» — и поднялась на ноги.
— Мэри?
— Да?
Тим по-прежнему сидел на земле и смотрел на нее снизу вверх с таким выражением, словно вдруг начал понимать что-то.
— Кажется, до меня дошло! Помнишь, сразу после маминой смерти ты приехала к нам домой, чтобы забрать меня?
— Да, конечно же, помню.
— Тогда Дони говорила тебе ужасные гадости, а я не понимал, почему она так злится. Я старался изо всех сил, но никак не мог взять в толк, почему она злится. Когда Дони орала на тебя, мне было страшно плохо, поскольку мне казалось, что она думает, будто мы сделали что-то ужасное. Теперь я понял! Она решила, что мы с тобой целуемся?
— Ну, что-то вроде того, Тим.
— О! — Он на мгновение задумался. — Тогда я тебе верю, Мэри, я верю, что нам нельзя целоваться. Я никогда раньше не видел Дони такой, и с тех пор она стала враждебно относиться к нам с папой. Через несколько недель она жутко поругалась с папой из-за того, что я езжу к тебе, и теперь никогда не приходит к нам в гости. Раз Дони так себя ведет, значит, это действительно грех. Но с чего она взяла, что ты позволяешь нам целоваться все время? Она плохо тебя знает, Мэри. Ты бы никогда не позволила нам поступать дурно.
— Да, Дони следовало бы понимать это, я согласна, но иногда люди слишком сильно расстраиваются, чтобы соображать ясно, и, в конце концов, она знает меня не так хорошо, как вы с папой.
Тим пристально посмотрел на нее на удивление мудрым взглядом.
— Но папа сразу принял твою сторону, а ведь тогда он тоже совсем не знал тебя.
Рон вышел из-за деревьев, задыхаясь и отдуваясь.
— Все в порядке, Мэри, дорогая?
Она улыбнулась, подмигнув Тиму.
— Да, Рон, все в полном порядке. Мы с Тимом поговорили и во всем разобрались. Никаких серьезных проблем, честное слово, просто недоразумение.
23
Но не все было в порядке. Спящие псы были разбужены, и Мэри имела все основания радоваться, что Рон угасает, ибо в нормальном своем физическом и психическом состоянии он сразу заметил бы перемену в Тиме. А так он вполне довольствовался вновь установившейся веселой и благожелательной атмосферой общения и не смотрел глубже. Только Мэри понимала, что Тим страдает. Она по дюжине раз на дню ловила на себе его жадный, сердитый взгляд, и всякий раз, когда такое случалось, он немедленно выходил из комнаты с виноватым и смятенным видом.
«Ну почему все неизбежно меняется? — спрашивала она себя. — Почему нечто идеальное не может всегда оставаться идеальным?»
«Потому что все мы люди, — отвечал ей рассудок, — потому что мы существа сложные и несовершенные, потому что событие, происшедшее с нами однажды, непременно повторяется и при повторении меняет форму и содержание того, что было раньше».
Вернуться к отношениям, сложившимся между ними на первых порах дружбы, невозможно, а значит, остаются только два варианта: идти вперед или стоять на месте. Но ни один из вариантов не годится. Будь Тим умственно полноценным, она бы попробовала еще раз поговорить с ним, но так очередная попытка только приведет беднягу в смятение и расстроит еще сильнее. Это тупик, подумала она, а потом в отчаянии потрясла головой: ситуация слишком взрывоопасна для просто тупиковой. Значит, завал.
Поначалу она хотела поговорить с Арчи Джонсоном, но потом отказалась от этой мысли. Он человек исключительно умный и доброжелательный, но он никогда н е поймет нюансов ситуации. Эмили Паркер? Она славная старушенция и с самого начала с интересом и участием наблюдала за развитием отношений Мэри с Тимом, но что-то мешало Мэри поделиться своей проблемой с этой яркой представительницей матриархального предместья. В конце концов она позвонила Джону Мартинсону, преподавателю в школе для умственно отсталых детей. Он сразу вспомнил ее.
