Американский принц (ЛП) - Симон Сиерра

Я подтолкнул его к краю, и в тот момент не мог бы сказать, было ли это необходимо, чтобы окончательно принять решение, которое я уже принял ради его же собственного блага, или для того, чтобы спровоцировать монстра внутри него, который причинил бы мне боль, которую, как оказалось, я жаждал.

— Только так и может быть, — сказал я, толкаясь своими бедрами к его, — так будет лучше для тебя.

— Вот так? — спросил Эш, глядя на наши переплетенные ноги. — Вот так будет для меня лучше?

Теперь нет никакого риска или опасности. Я приветствовал его каждой клеточкой, каждой молекулой и каждым атомом.

Искупление.

— Да, — прошептал я. — Так будет лучше.

Он шлепнул меня. Сильно, и прямо по чертовому лицу.

— Иди к черту, — сказал Эш.

Я откатился на спину, прижав ладонь к саднящей челюсти, сжав вторую руку в кулак. Я был готов наброситься на него, но изменив направления взгляда, я увидел невыплаканные слезы в его глазах. Колчестер, великий герой, невероятно красивый мужчина, которому я отдал свое сердце, — был на грани слез. Из-за меня.

И прежде чем я успел отреагировать, Эш насильно перевернул меня на живот и что-то холодное закапало между моими ягодицами. Перед лицом упала открытая бутылка смазки, а затем я почувствовал, как два жестких и скользких пальца… пронзили меня.

— Так будет лучше, верно? — спросил меня он, вкручивая пальцы, что заставляло меня выгибаться от особой восхитительной боли. Неправильной, но нужной, грязной, но необходимой. — Ответь мне, черт возьми. Вот так всем будет лучше?

— Да, — простонал я, но не понял, откуда появился этот стон. Из моей задницы? Из сердца? Из головы, которая все еще руководила моими действиями, говоря, что нужно делать?

— Неужели? — свирепо спросил Эш, снова вращая пальцами и передвигаясь позади меня. Я услышал звук молнии на его брюках, и от этого металлического мурлыканья мой член из по-большей-части-эррогированного превратился в такой-твердый-что-аж-больно всего за несколько секунд. — Ты действительно в это веришь?

Его пальцы вышли из меня, почти мгновенно их сменила толстая головка члена, проталкиваясь без предупреждения. Я закричал, и он с хлопком закрыл мне рот ладонью.

— Я остановлюсь, — сказал он, — если хочешь. Но тогда ты должен будешь признать, что так не будет лучше. Ты должен будешь признать, что неправ.

Он протолкнул еще на два-три дюйма, и я застонал в его ладонь. Чтоб меня, но это было грубо… и чертовски горячо. Я бы никогда не смог объяснить это Эшу. Даже если бы у меня была тысяча лет, потому что не мог объяснить это даже себе. Конечно, трахаться в тайне никогда не сравнится с тем, чтобы любить его так, как чертовски сильно я этого хотел, конечно же, нет. Но когда с тобой обращаются так грубо и жестоко, быть подчиненным Эшем и его неукротимой волей, его неукротимым членом… ну, это не так уж плохо. Если мой утешительный приз за спасение его будущего будет таким, ну…

Я имею в виду, было сложно жаловаться на это в любой форме, чем просто в абстрактном смысле.

Я облизал внутреннюю часть его ладони — что, на мой взгляд, являлось гораздо более четким согласием, чем слово «да» — и Эш застонал, упершись коленями по обе стороны от меня, толкнувшись до упора. Давление было безумным, чуть похоже будто тебя подстрелили, но и не совсем так, но как только Эш вышел из меня, а затем толкнулся внутрь, я почувствовал это. Неудержимое, свечение, подобное оргазму.

— Черт, — с удивлением пошипел я в его руку.

Эш меня проигнорировал, переместил руку с моего рта на шею, прижал мое лицо к полу, а сам трахал меня так, как хотел, глубокими, пронзительными толчками, снова доминируя, и заставляя меня видеть пятна.

— Кончай, — приказал он. — Я хочу, чтобы ты кончил на этот чертов грязный пол, и после того, как ты это сделаешь, скажи мне, что вот так будет лучше.

Так я и сделал.

Я кончил от того, что меня втрахивали в винил, от того, как извивался и двигал бедрами на твердом полу, пока в меня врезался огромный член, и когда я финишировал, Эш схватил меня за волосы, повернув к себе лицом, а его сперма, вытекала из моей задницы.

— Вот так будет лучше, — сказал ему я.

Вспышка печали, вспышка гнева.

— Тогда пусть так и будет, — сказал он, рывком подняв меня и наклонив над кроватью, жестокие пальцы снова оказались во мне.

— Вот так будет лучше, — сказал я после того, как кончил на свою простынь.

— Вот так будет лучше, — произнес я после того, как он приказал мне вымыть его член, а затем в течение часа заставлял им давиться.

— Вот так будет лучше, — прошептал я, когда оранжевый, как шкурка апельсина рассвет показался в окне, а Эш вышел из моей комнаты.

Так и будет. Так всем будет лучше.

Я сам почти в это поверил.

ГЛАВА 20

Эмбри

Прошлое

Так продолжалось долгое время — три с половиной года, если быть точнее. Три с половиной года тайного траха на периферии войны, поцелуев украдкой, долгих ночей с отслеживанием каждого своего вдоха, пока мы смотрели на холодные звезды. Ему нравилось, что я составляю компанию, когда Эш не мог уснуть — а так было всегда, — мне нравилось засыпать рядом с ним и чувствовать себя в безопасности в его присутствии.

Он все также оставлял множество синяков и был груб, а я не переставал с этим бороться, и хотя мы скрывали наши отношения, не проходило ни дня без того, чтобы не уделить внимания друг другу. Будь то быстрый поцелуй в узкой кладовой возле столовой, — той самой, которая запиралась изнутри, — или приглашение поговорить в его кабинете, где он заставлял сосать ему, как только запирал за мной дверь. А иногда это было нечто настолько простое, как научить его танцевать. Вальс, фокстрот, даже танцы в стиле свинг — просто потому, что это весело, а от музыки в стиле свинг Эш начинал улыбаться.

Это был чистейший рай посреди настоящего ада, и я любил каждую подобную минуту, хоть все это и было подкреплено ложью — моей ложью — и я знал, что однажды все сгорит синим пламенем.

О шаткости наших отношений мне напоминали лишь две вещи, и первая из них проявила себя рано, — я бы сказал, что весьма рано, — в первый год моего возвращения после ранения.

В то утро я едва был способен ходить; накануне вечером Эш привязал меня к стулу и дрочил своей рукой до тех пор, пока я не начинал извиваться от восторга, а затем убирал руку когда я собирался кончить. Вместо того, чтобы брызнуть на мой живот, сперма вытекала из кончика члена, словно слезы, и оргазм спадал, как проколотый воздушный шарик, как заглохший мотор. Но я становился еще более твердым и возбужденным. А Эш снова начинал мне дрочить и отстранялся, как только мои яйца подтягивались, не позволяя испытать оргазм.

Он проделывал это еще дважды, а когда остановился, присел напротив, упираясь на босые пятки, и стал наблюдать за своей работой. Я напрягался в путах из своих галстуков, а мой член был таким твердым, что кожа блестела, как шелк, и выглядела так, словно вот-вот лопнет. Я был покрыт потом и собственной спермой, каждая мышца напрягалась и натягивалась, а каждая вена рельефно проступала на коже. Но самое приятное: я ни о чем не думал. Мой разум был чист, а сердце — спокойно и переполнено Эшом.

Его взгляд скользнул по моей стоявшей колом болезненной эрекции, и он кивнул сам себе.

— Сейчас я трахну твой рот, — сказал он, — и если ты хорошо постараешься, то я позволю тебе кончить. — Он слегка улыбнулся. — На мою кожу. Ты хочешь этого?

Я кивнул с таким энтузиазмом, что на его губах растянулась широкая улыбка, — та самая улыбка с рядом крепких белоснежных зубов, которую он показал, когда надавил ботинком на мое запястье. Он развязал меня и, положив одну руку на мою шею, поставил на колени, пока другой рукой возился с ремнем. Как только он расстегнул ширинку, его твердый и тяжелый член вырвался на свободу, и это единственное, что я успел рассмотреть, перед тем как он оказался в моем горле. Я почувствовала вкус солоноватой жидкости предэякулята, и ее было так много, что я утробно застонал. Все это время он был тверд, а его игнорируемая эрекция тихо истекала в штаны. Эш обхватил мое лицо ладонями, но не в качестве нежного жеста — в те дни он умело скрывал от меня свою нежность, стараясь уважать мои желания, — а для того, чтобы удерживать голову неподвижно, пока трахал мой рот так, как ему хотелось. Я прижал язык и позволил ему это, желая протянуть руку вниз и облегчить боль в своем члене, но не хотел ставить под угрозу возможность кончить на него. Он бы использовал это как предлог, чтобы отказать мне; это одно из его любимых занятий, и оно оказалось более эффективным, чем любая боль или принуждение, которые он мог придумать. Поэтому я держал руки на бедрах Эша, пока он входил и выходил из моего рта, наслаждаясь тем, как твердые мышцы ощущались под моими пальцами, и вкусом его кожи на моем языке. Кончая, Эш обхватил руками мой затылок и вошел так глубоко, что из моих глаз потекли слезы, а горло рефлекторно сдавило от рвотных позывов. Он удерживал меня так, постанывая и изливаясь, а затем резко отпустил, вытащил член и вытер уголок моего рта большим пальцем.