Старше (ЛП) - Хартманн Дженнифер
Мы мчались, смеялись, пританцовывали под музыку, льющуюся из динамиков. Свет сменился с пурпурного на фиолетовый, и следующие десять минут мы провели, смакуя адреналиновый кайф.
Прежде чем я поняла, что происходит, Тара схватила Рида за руку, когда он подъехал слева от меня, затем потянулась к моей руке и развернулась так, что стала скользить задом наперед, увлекая нас обоих за собой.
Я чуть не задохнулась, когда мое плечо соприкоснулось с плечом Рида. Он посмотрел на меня, и намек на улыбку пробился сквозь его враждебность.
— Привет, — сказал он.
Я отвела взгляд, встретившись с глазами Тары.
— Привет.
По мнению моей подруги, она каталась с двумя своими любимыми людьми. Своим отцом и лучшей подругой — подругой, которую она считала второй дочерью своего отца. Это было мучительно. У меня в животе словно лежал валун.
Я едва могла дышать.
Она отпустила наши руки и посмотрела туда, где ее мать стояла у киоска, жуя попкорн.
— Уф. Мама ведет себя антисоциально. — Она поморщилась. — Сейчас вернусь.
Скотти сидел за столиком с Джошем и группой ребят из школы, оставив нас с Ридом кататься вдвоем.
Одни, если не считать слона на площадке в виде меня, засовывающей свои пропитанные возбуждением пальцы ему в рот семь недель назад.
От этого воспоминания я чуть не упала, но удержала равновесие, отказываясь хвататься за него в поисках поддержки.
Между нами возникла неловкость, и я прочистила горло, отчаянно пытаясь заполнить ужасную пустоту.
— Итак… как проходят тренировки? Есть новые клиенты?
Он уставился на свои ролики, скользящие слева направо, справа налево.
— Несколько, да.
— Это круто.
Это было хуже всего.
Мне нужен был воздух, передышка, совершенно новое тело, в которое можно было бы перевоплотиться.
— Скоро выпускной. Держу пари, ты взволнована.
Я кивнула.
— Ага.
Снова тишина. Еще больше слонов устремилось к нам.
Моя решимость висела на волоске, а здравомыслие было в полном хаосе.
— Послушай, Галлея… — Его подбородок опустился. — Я не хотел…
— Все в порядке. Я понимаю.
Он посмотрел на меня, его шея была напряжена, вены вздулись.
— Это сложно.
— Тебе не нужно объяснять мне, Рид. Я все понимаю.
— Это не может… ни к чему привести. Надеюсь, ты это знаешь.
Мои руки сжались в кулаки, от унижения у меня горела шея и покраснели уши. Он считал меня идиоткой. Я говорила ему, что все понимаю, но он был полон решимости вбивать в меня неоспоримую правду кувалдой, пока я не превращусь в пульсирующую груду недостойных обломков, разбросанных у его ног. Я стиснула зубы, глядя прямо перед собой и уворачиваясь от приближающегося роллера.
— Спасибо, что прояснил ситуацию. Я действительно понятия не имела.
— Галлея.
Мне не понравилось предостережение в его тоне, но я проигнорировала его и высоко подняла голову.
— Послушай… я должна извиниться перед тобой за ту ночь. — Я проглотила огненный комок, застрявший у меня в горле. — Это было совершенно неприемлемое поведение с моей стороны. Мне неловко и стыдно. И ты был прав, прекратив наши занятия. Они ни к чему хорошему не привели.
Он молчал некоторое время, пока мы проезжали мимо общей зоны, и мои глаза ненадолго встретились с глазами Уитни. Я послала ей крошечную улыбку, притворившись, что просто убиваю время, ожидая возвращения Тары.
Рид провел рукой по челюсти и медленно кивнул.
— Я думал, нам нужна дистанция.
— Так и было. — Я снова сглотнула. — Так и есть.
— Я не хотел тебя обидеть.
Нахмурившись, я посмотрела на него, чувствуя, как во мне вспыхивает раздражение.
— Ты не обидел меня. Я не маленькая тряпичная куколка, с которой нужно быть нежным. Я взрослый человек, и мне приходилось переживать гораздо худшее, чем это. Со мной все будет в порядке.
— Это совсем другое. Я никогда не хотел…
— Тебе не нужно объяснять.
— Галлея. — Мое имя слетело с его губ, как погребальный гимн. Три душераздирающих слога, которые, казалось, похоронили нас обоих. — Это убивает меня.
Я открыла рот, чтобы заговорить, но обнаружила, что задыхаюсь от пепла его слов. Сажа в горле, гарь в легких. В его словах было что-то честное, откровенное признание.
Боль.
Мы оба чувствовали ее, мы оба хотели вырезать ее из себя.
Наши пальцы соприкоснулись, когда мы делали очередной поворот, и все вокруг расплылось. Мы были кадром из фильма, застывшим мгновением. Малейшее соприкосновение наших рук казалось цветным в монохромном мире. Дождь на сухом песке пустыни, солнечный свет, растапливающий острую ледяную иглу в моем сердце.
Когда я подняла голову и увидела, что он смотрит на меня, я молилась, чтобы никто не заметил флюиды между нами, несмотря на то, что это ощущалось как нечто осязаемое.
Я отдернула руку и погладила костяшки пальцев, прижав ладонь к груди.
Я не произнесла ни слова, никак не отреагировала — разве что бросилась бежать.
Опережая его, я катилась так быстро, как только могла, сосредоточившись на движениях ног и стараясь не упасть. Он не окликнул меня, не бросился следом. Он не мог. Этого нельзя было делать, особенно здесь, на виду у Тары, Уитни и Скотти.
Моя грудь вздымалась, мне не хватало воздуха, когда я привалилась к невысокой стене у выхода. Я прокатилась по ковровому покрытию и рухнула на скамейку, разрывая шнурки и стаскивая ролики с ног, чтобы сменить их на туфли. Как только мои ноги коснулись земли, я сорвалась с места, проталкиваясь сквозь толпу на улицу, стремясь вдохнуть чистый воздух.
Я бежала, бежала и бежала.
И налетела прямо на своего отца.
ГЛАВА 20
Кислород с тихим шипением покинул меня, когда я врезалась в твердое тело.
Наши взгляды встретились.
Два темных глаза вспыхнули, став чернее полуночи, когда в его потрясенном взгляде промелькнуло узнавание.
Вселенная сжалась до размеров булавочной головки, а я застыла на месте.
У меня перехватило дыхание, и я потеряла дар речи.
На его мускулистой руке висела молодая брюнетка — женщина, которая не была моей матерью. Они выходили из бара, расположенного в торговом центре у роллердрома, — отец дымил сигаретой, женщина надувала пузырь из розовой жевательной резинки.
Я взглянула на нее, уловив ее миг замешательства, и отступила назад. Может, он вообще не узнал меня. Может быть, он не мог узнать меня, потому что никогда по-настоящему меня не видел.
Моя душа покатилась по битому стеклу, когда воспоминания обрушились волной. Запах виски, рычащий голос, треск его кожаного ремня о мою кожу.
Ты ничтожество.
Ты отвратительный позор, как и твоя мать.
Ты шлюха. Пустое место.
Ты никогда ничего не добьешься, ягненок. Ты никто.
Десятки шрамов на спине запульсировали от нахлынувших воспоминаний, ужас пронзил мои конечности.
Я потрясла головой, быстро и коротко.
А затем развернулась и бросилась прочь.
Я слышала за спиной их голоса, когда возвращалась к роллердрому.
— Кто это был, Фрэнк? — спросила женщина.
— Не знаю. Никогда ее раньше не видел.
Это невозможно.
Он был в тюрьме.
Мой отец должен был сесть в тюрьму на пять лет.
Мои глаза были устремлены в землю, а мои мысли были за миллион миль отсюда.
Я ничего не понимала. Это не имело смысла. Я…
Чья-то рука схватила меня за локоть.
Я вскрикнула от ужаса.
— Господи, Галлея.
Голос Рида прорвался сквозь мое оцепенение, и я уставилась на него, моя грудь вздымалась и опадала, ноги дрожали.
— П-прости… я… — Я не знала, что сказать. Моя нижняя губа жалобно дрожала, а глаза застилала пелена слез.
Он уставился на меня, озабоченно нахмурив брови, пока пытался понять, что произошло. Пытался разобраться в моем нынешнем состоянии, пока я стояла перед ним на асфальте и дрожала, как маленькая слабая девочка.