Майкл Корда - Идеальная пара
Дядя Гарри ощущал тяготы военного времени только когда бывал в Лондоне. Дома его куры и утки давали ему яйца, его коровы – мясо, молоко, сливки и масло, его леса – тетеревов, фазанов, кроликов, куропаток и достаточное количество дров, чтобы огонь горел во всех каминах. Гарри выглядел здоровым, откормленным и, несмотря на свои собственные не слишком приятные воспоминания о Лэнглите, Фелисия подумала, что Порции было бы неплохо пожить там. Но она все же отрицательно покачала головой.
– Чарльз, может, и не будет возражать, – сказала она. – Я возражаю.
– Объясни мне, почему.
– А ты объясни мне, почему ты хочешь, чтобы она жила у тебя.
– Потому что мне одиноко, – сказал он. – Твоя тетка, насколько тебе известно, постоянно пьет. Если бы у нас были дети, я бы мог уже иметь внуков, но у нас их нет. Она не могла их иметь. – Он махнул рукой, как бы отгоняя от себя мысли о том, что могло бы быть. – Ну, ты сама все знаешь, – ворчливым тоном добавил он.
– Да, я все знаю.
Он грустно улыбнулся. Никто не сомневался, что он выбрал в жены не ту женщину и был наказан за это тем, что она была не в состоянии родить ему детей.
Но это не оправдывало его поведения или того, что он сделал с ней. Фелисия хотела бы, чтобы Гарри был старым и слабым, тогда, возможно, она чувствовала бы жалость к нему, но дядя Гарри, хотя сейчас он приблизился к своему шестидесятилетию, был таким же бодрым, как и двадцать лет назад, когда она впервые увидела его. Тогда в осенний день она робко вышла из «роллс-ройса», который он прислал за ней на станцию, и стояла дрожа на холодном ветру, который с непривычки пробирал ее до костей после многих лет, проведенных в Кении.
– Да, ты же слышала об этом раньше, верно? У меня, кажется, не было от тебя никаких секретов, правда?
Фелисия пожала плечами.
– Ты слишком много всего мне рассказывал. Что из этого было правдой, я не знаю. Большую часть я, слава Богу, забыла.
– Не думаю, чтобы ты что-то забыла. У тебя всегда была поразительно хорошая память, даже когда ты была ребенком. Помнишь, как я в первый раз повел тебя в театр, когда тебе было – сколько? Двенадцать? Тринадцать?
Она рассмеялась.
– Джайлс Монкриф в «Цезаре и Клеопатре» и миссис Монкриф в роли Клеопатры. Это было в Бирмингеме в старом «Ройал-Тиэтр». Спектакль был дневной. Сначала мы обедали в ресторане на станции – креветки в горшочке и дуврская камбала, потом кофе – и женский струнный ансамбль играл попурри из Айвора Новелло.[48] Я чувствовала себя такой взрослой. Когда опустился занавес, я уже знала, что буду актрисой.
Дядя Гарри водил ее в музеи, на аукционы, в театр и на балет, приобщал к антикварным вещам и предметам искусства, к хорошим винам и еде, серебру и фарфору – прививал ей утонченный эстетический вкус ко всему самому лучшему, за что она была ему благодарна. Они всюду ходили вместе как отец с дочерью, за которых многие их и принимали – в Сандлерз-Уэллз[49] и на «Глайнд-борн»,[50] в Королевскую академию искусств и на аукцион Кристи, в «Ковент-Гарден» и «Олд-Вик»,[51] как будто Гарри Лайл в лице своей племянницы нашел законное оправдание для постоянных отлучек из дома, а заодно и вескую причину не отказывать себе в том, что он больше всего любил.
Конечно, ему нравилось общество красивой девушки, при этом у него была возможность давать ей наставления во всем, начиная от одежды и кончая винами. Самое печальное в этом было то, что он мог бы стать великолепным отцом. Ему доставляло удовольствие делиться своими знаниями и интересами, и несмотря на суровость характера, он был хорошим учителем – терпеливым, веселым, способным заставить увидеть, почему одна картина лучше другой, или почему серебряный сливочник эпохи Георга II стоит в десять раз дороже другого, очень похожего на него по внешнему виду, или почему Шанель и Молинье лучшие кутюрье для девушки со стройной фигурой (как у нее), чем Скьяпарелли и Уорт. Будь Фелисия мальчиком, Гарри, вероятно, показал бы ей другую сторону своих интересов, потому он был Хозяином гончих,[52] славился своим бесстрашием в седле, был первоклассным стрелком, удачливым рыболовом…
Он сделал несколько глотков из своего бокала, с вызовом взглянув на Фелисию.
– Да, – произнес он, – я помню, как ты сказала мне, что хочешь стать актрисой. А кто поддержал тебя в этом? С самого начала? Раз у тебя такая хорошая память, ты, конечно, не забыла, кто уговорил твоего отца? И кто устроил тебя в РАДА?[53] И кто оплачивал счета?
– Я этого не забыла, Гарри, нет. Но, кажется, ты тоже получил кое-что взамен, не так ли?
– Я получил бы это в любом случае, дорогая моя.
Это неоспоримый факт, подумала она – на самом деле она начала спать с дядей Гарри задолго до того, как он согласился послать ее учиться в РАДА. Оглядываясь на прошлое, она видела, что у нее не было другого выхода. Спустя неделю после того, как ей исполнилось шестнадцать, он просто вошел в ее комнату и взял ее, как будто это было самой естественной вещью на свете. Фелисия не сопротивлялась. Она с самого начала знала, что это рано или поздно случится, прочитала это в его взгляде в тот день, как приехала к нему в имение, и с обреченностью жертвы подстрекала его, чтобы увидеть, как далеко он может зайти или сколько времени он будет медлить.
Она неумело флиртовала с ним почти год, все время опасаясь, что тетя Мод может это заметить. В шестнадцать лет у нее еще не было опыта в таких делах, но она могла не волноваться на этот счет: ей лишь требовалось выглядеть невинной и одновременно соблазнительной, что было дано ей от природы.
Сначала то, что она спит со своим дядей в его собственном доме, казалось ей игрой для взрослых, слишком волнующей, чтобы она могла испытывать стыд. Потом, когда он, используя свое влияние, устроил ее в РАДА и нашел ей маленькую удобную квартирку в Лондоне (удобную для него!), она стала чувствовать себя пленницей, со страхом ожидая его приезда, но слишком запуганная, чтобы что-то изменить.
В конце концов кому она могла рассказать об этом? Отцу, который был за сотни миль в Кении? Тете Мод, которая отгородилась от реальности двадцать лет назад и иногда по целым дням не выходила из своей комнаты и беспробудно пила? Ей не к кому было обратиться, постоянно оправдывала себя Фелисия, но где-то в глубине души она знала, что не хотела ничего менять, что ее устраивало положение тайной любовницы Гарри Лайла. Так что, выходит, в этом никто не был виноват.
– Возможно, это должно было случиться, – тихо произнесла она. – А возможно, и нет.
– Никаких «возможно», дорогая моя. Ты практически сама открыла мне дверь.
