Друг отца. Под запретом (СИ) - Ромуш Джулия

— Врачи пока ничего не говорят. Просто приезжайте скорее, — отвечает она, и я чувствую, как от волнения у меня пересыхает горло.

— Уже еду, — с трудом выдавливаю из себя, отключая звонок и быстро направляясь к выходу. Радость от поступления моментально забывается, растворяется, вытесненная страхом и беспокойством о папе.

Внутри у меня всё сжимается в тугой узел. Я ловлю такси и, забираясь в машину, мысленно начинаю молиться, чтобы всё было хорошо.

Я буквально вылетаю из такси и со всех ног несусь в здание больницы. Сердце бьётся где-то в горле, а в голове беспрерывно прокручивается один и тот же вопрос:

"Что случилось с папой? Это опять сердце, да?"

На первом этаже больницы нервно подхожу к регистратуре. Женщина за стойкой поднимает глаза, оценивающе рассматривает меня.

— Здравствуйте, я ищу Руслана Анатольевича Волкова. Меня вызвали срочно. Он здесь, ему стало плохо, — быстро проговариваю, сжимая в руке телефон так, что костяшки пальцев белеют.

Она кивает, сверяясь с экраном монитора, а затем поднимает на меня спокойный взгляд.

— Вам нужно в кардиологическое отделение. Это третий этаж, налево от лифта.

Кардиология. О Господи... Я чувствую, как от этих слов сердце пропускает удар.

Словно на автомате, почти не разбирая дороги, бегу к лифту. Пока кабинка медленно поднимается, стараюсь успокоиться, но у меня ничего не получается. Двери раскрываются, и я сразу же вижу Валентину Петровну, папину секретаршу. Она меряет шагами коридор, нервно сжимая пальцами сумочку.

— Валентина Петровна! — Окликаю её подбегая. Она резко оборачивается и облегчённо выдыхает.

— Таисия, наконец-то вы приехали, — говорит она, и в её глазах мелькает тревога, которую она явно старается скрыть.

— Что с папой? Почему он здесь? — Спрашиваю, стараясь удержать дрожь в голосе, но не очень-то получается.

Она тяжело вздыхает, опускает глаза.

— Он вдруг схватился за сердце, ему стало очень плохо прямо во время совещания. Мы вызвали скорую, и его сразу доставили сюда. Сейчас врачи проводят обследование.

Я глубоко втягиваю воздух, пытаясь хоть как-то справиться с охватившей меня паникой. Оглядываюсь по сторонам, надеясь увидеть хоть кого-то из врачей, кто сможет мне дать ясность и уверенность, что всё будет хорошо.

— Нам остаётся только ждать, — тихо добавляет Валентина Петровна, осторожно касаясь моей руки. Её слова звучат почти как приговор, и я чувствую, как ком подкатывает к горлу.

Ждать. Сейчас это слово кажется самым мучительным из всех возможных.

Глава 40.

Я буквально места себе не нахожу, меряя шагами узкий больничный коридор. Каждый звук заставляет меня вздрагивать и оборачиваться в надежде увидеть врача. Но врачи куда-то пропали, и никто ничего не говорит.

Валентина Петровна сидит на стуле, нервно перебирая пальцами сумочку и время от времени кидая на меня встревоженные взгляды.

— Валентина Петровна, а вы точно ничего не упустили? Может, врач выходил, пока я бегала вниз? — Уже в который раз спрашиваю я, не в силах скрыть тревогу в голосе.

— Нет, Таисия Руслановна, никто ничего не говорил. Сказали только ждать.

Ждать. Это самое ужасное, что можно было сейчас придумать.

Я снова смотрю на телефон, проверяю время. Гордеев уже должен скоро прилететь. Пальцы дрожат, пока набираю ему сообщение:

"Артём, папе стало плохо прямо на совещании, его увезли в больницу. Я уже здесь, жду врачей, но пока ничего не известно. Как только приземлишься, приезжай сразу сюда, пожалуйста".

Отправляю локацию больницы и стискиваю телефон в руке. Страшно представить, что происходит там, за дверью, где врачи сейчас борются за отца. Я пытаюсь дышать ровнее, пытаюсь успокоиться, но получается плохо. Сотни мыслей атакуют меня одновременно. А если… Нет, даже думать не хочу. Отец всегда был для меня опорой, и я не представляю свою жизнь без него. Я закрываю глаза, пытаясь не расплакаться, но слёзы сами собой набегают на глаза.

— Таисия Руслановна, успокойтесь, пожалуйста, — мягко говорит Валентина Петровна, осторожно касаясь моего плеча. — Руслан Анатольевич сильный, он обязательно справится.

Я лишь киваю в ответ. Вглядываюсь в пустой коридор и снова, и снова мысленно прошу только об одном: пусть всё будет хорошо.

Я буквально подскакиваю, когда дверь кабинета наконец-то открывается. Моё сердце гулко стучит в груди, пока я бегу на навстречу врачу.

— Доктор, что с моим отцом? — Голос дрожит так сильно, что я едва узнаю его.

Мужчина в белом халате внимательно смотрит на меня, кивает и мягко произносит:

— Давайте пройдём в кабинет, я вам всё объясню.

Мы заходим в его кабинет, я опускаюсь на стул, сжимая в руках сумку так сильно, что костяшки белеют.

— У вашего отца случился микроинфаркт, — говорит врач спокойно, глядя на меня с пониманием и сочувствием. — Его доставили очень быстро, и мы вовремя оказали помощь. Сейчас он стабилен, но несколько дней ему нужно будет провести у нас под наблюдением.

Я не могу сдержать слёз. Они сами катятся по щекам, а я даже не пытаюсь их остановить.

— Он будет в порядке? Всё будет хорошо? — мой голос звучит совсем тихо и жалко.

Врач мягко улыбается, слегка кивая.

— Да, он поправится, не переживайте так сильно. Важно, чтобы теперь он отдохнул и снизил уровень стресса. Можете зайти к нему, но только на пять минут. Он ещё слаб и нуждается в отдыхе.

Я киваю и срываюсь с места, быстро иду к палате отца. Останавливаюсь перед дверью, смахиваю слёзы со щёк. Делаю несколько глубоких вдохов. Успокаиваюсь. Никакого стресса. Отца нельзя нервировать.

Внутри тихо, на прикроватной тумбе горит лампа. Отец слегка улыбается, едва завидев меня.

— Папочка, — шепчу, подходя к нему ближе, осторожно беря его руку в свои ладони.

— Тая, не нервничай, — голос его слабый, но взгляд тёплый и любящий. — Видишь, я жив и скоро буду дома.

Я с трудом сдерживаю слёзы и стараюсь улыбнуться.

— Ты меня так напугал...

— Прости, милая. Я и сам не ожидал такого подвоха, — он слабо сжимает мою руку. — Всё хорошо. Главное, чтобы ты была спокойна.

Мы сидим в тишине пару минут. Я чувствую, как тяжело он дышит, как устало выглядит, и сердце снова сжимается от боли и тревоги.

— Ладно, иди, дочка, мне нужно отдохнуть, — тихо произносит отец, и я понимаю, что время моего визита истекло.

Выходя из палаты, я ощущаю себя совершенно опустошённой. На улице уже глубокая ночь. Достаю телефон, и сердце снова больно сжимается в груди. Гордеев так и не приехал. Открываю мессенджер и вижу, что он прочитал моё сообщение, но ничего не ответил. В груди рождается странная смесь тревоги, обиды и растерянности. Что-то явно пошло не так, и я совершенно не понимаю, что именно.

***

Гордеев

***

Самолёт наконец-то идёт на посадку, и я устало выдыхаю. Голова тяжёлая, плечи ломит, словно я не в комфортном кресле бизнес-класса провёл последние несколько часов, а на жёсткой скамейке в каком-нибудь вокзальном зале.

Поднимаюсь, небрежно перекидываю через плечо пиджак и направляюсь на выход.

Очередь на паспортный контроль двигается медленно, я проверяю телефон. Экран загорается уведомлениями, среди которых выделяется сообщение от Таисии. Открываю его, чувствуя лёгкое беспокойство в груди, и мгновенно хмурюсь, читая короткие строки.

"Артём, папе стало плохо прямо на совещании, его увезли в больницу. Я уже здесь, жду врачей, но пока ничего не известно. Как только приземлишься, приезжай сразу сюда, пожалуйста".

Поморщившись, я раздражённо убираю телефон обратно в карман. Чёртов Волков. Играет очередную роль? Плохо ему стало, значит? В прошлый раз уже была подобная сценка, и сыграл он тогда из рук вон плохо. Неужели теперь получше подготовился? Слишком уж вовремя ему становится плохо, стоит только отлучиться из страны. Подозрительно и очень удобно. Я думал, дольше продержится. Решил воспользоваться моим отъездом, чтобы снова Таисию манипуляциями домой вернуть?