Инна Туголукова - Собака мордой вниз
– Я твои лохмы повыдергаю! Зенки твои бесстыжие повыцарапаю!
И Раф уже тащил их куда-то, за шкирку, как нашкодивших котят, а мать все кричала, выворачивая шею:
– Берегись, проклятая тварь! Я тебя со дна морского достану! Я тебе биографию испорчу, а заодно и рожу твою поганую! Неповадно будет отцов красть у маленьких девочек! Отольются тебе сиротские слезки…
Поначалу Соня не поняла, что златозубая яростная женщина нападает именно на нее. А осознав, обратилась в соляной столб – замерла от ужаса. Лица окруживших их людей – любопытные, злорадные, сочувствующие – слились в сплошное расплывшееся пятно.
– Извини, – бросил Раф и кинулся к беснующейся тетке, тесня ее к выходу.
Но та рвалась из-за его плеча, и Соня до одури, до нервного паралича боялась, что вот сейчас вырвется и вцепится в волосы, повалит на пол на потеху толпе.
Однажды ей приснился страшный сон, будто в людном месте она вдруг оказалась абсолютно голой. Никто не обращал на нее никакого внимания. А она металась в поисках укромного уголка, изнемогая от ужаса и стыда и не понимая, недоумевая, как могла оказаться в такой нелепой, такой чудовищной ситуации. Может, она и сейчас спит?..
Крики, удаляясь, затихли, фойе почти опустело, и Соня наконец сдвинулась с места – направилась к гардеробу. И вдруг остановилась, сраженная новой догадкой.
– Ну, что же вы? – поторопила гардеробщица. – Давайте свой номерок. Не ночевать же здесь из-за вас!
Соня пошарила по карманам, порылась в сумке и даже вытряхнула ее содержимое на прилавок, хотя уже знала, что номерка у нее нет, и даже зрительно вспомнила, как опустил его в свой карман майор Шарафутдинов.
– Кажется, я номерок потеряла…
– Вот еще беда-то! – раздражилась гардеробщица. – Все не слава Богу! Ну, ждите теперь, какое останется, потом будем акт составлять.
В другое время Соня не преминула бы насмешливо поинтересоваться словами зощенковского героя: «А вдруг да дрянь останется?» Она и сейчас их вспомнила и даже горестно усмехнулась, но вслух сказала:
– Так уже, собственно, ничего и не осталось. – И кивнула на две куртки, сиротливо висевшие на пустой вешалке.
Гардеробщица окинула их красноречивым взглядом.
– А откуда я знаю, какая ваша?
– По-моему, это очевидно, – удивилась Соня.
– «Очеви-идно», – передразнила та и, не глядя на Соню, многозначительно бросила: – Больно падкие все на чужое. – Видимо, проецируя на нее ответственность за свою личную, неизжитую драму.
– Что здесь происходит? – строго осведомилась подошедшая к ним дама с табличкой «Администратор» на могучей груди.
– Да вот, – поджала губы гардеробщица, – кавалер к жене убежал, да так торопился, что ни пальта не взял, ни номерка не оставил.
– Пальто, – машинально поправила администратор и распорядилась: – Отдайте ей одежду. Думаю, номерок нам завтра вернут.
– Как? – насупилась гардеробщица. – Оба, что ли, отдать? Я за чужое добро отвечать не стану!
– Нет, нет! – перепугалась Соня. – Оба я не возьму! Отдайте только мою куртку! Пожалуйста! Если нужно заплатить какие-то деньги за номерок, я заплачу…
– Де-еньги! – вновь передразнила гардеробщица, швыряя на прилавок Сонину куртку. – Думают, если у них денег, как говна за баней, так они уже и хозяева жизни! Да только не все продаются за ваши поганые деньги…
– Успокойтесь! – прикрикнула администратор. – Здесь вам, между прочим, театр, а не коммунальная кухня!
И даже помогла Соне надеть куртку и проводила до двери.
– Не обращайте внимания на идиотов, – доверительно взяла она ее под руку. – Вы здесь совершенно ни при чем. Все это исключительно его проблемы и упущения. Вот пусть он с ними и разбирается! А вы боритесь за свою любовь, не сдавайтесь. И уверяю, победа будет за вами, – лукаво улыбнулась она.
– А вот моя бабушка говорила: «От чужих ворот не стыдно и ни с чем отойти»…
23
Бабушка Констанция была женщина умная и говорила много чего занятного. Например, считала, что в старости самое главное не быть смешной, жалкой и отвратительной. Наверное, поэтому, оказавшись прикованной к постели и пролежав пластом долгих четыре месяца, она сказала: «Довольно!» – и прекратила есть.
– Куда торопишься? – спросил отец. – За что так нас обижаешь?
– Рассудок боюсь потерять, – пояснила бабушка. – Не желаю такой доли ни себе, ни вам.
– Поживи еще. Хоть немножко.
– Чем жить да плакать, лучше спеть да умереть.
Вот и весь разговор.
Отец приезжал раз в неделю. Мать и того реже. А Соня тогда переехала к Марте, дежурила с ней по очереди – расчесывала редкие седые прядки, обтирала невесомое худенькое тельце, держала сухонькую ручку.
– Людей не обижай, – напутствовала бабушка Констанция. – Чужая ненависть да собственная злоба не хуже ржи душу разъедают. А душа у тебя хорошая, чистая. По ней и живи…
* * *Душа потрясенно молчала. Приходилось выпутываться самой.
Соня подошла к подъезду и машинально посмотрела вверх, на окна гусевской квартиры, обычно всегда темные. Но на сей раз одно из них светилось. Интересно, с чего бы это? А впрочем, совсем неинтересно. Ей-то какое дело? У нее своих забот по горло – одна хлеще другой. И своя нора в коммуналке.
На кухне маялась Фросечка и чрезвычайно обрадовалась, увидев Соню – единственную из всех соседей, с кем можно было поговорить по-человечески.
– Послушай-ка, чего тебе скажу! – метнулась она к ней.
– Потом, Фросечка, потом! Мне сейчас некогда, – отказалась Соня, не сбавляя шага.
– Да ты послушай! Всего-то два слова! Тебе будет интересно! – взмолилась та, семеня следом.
– Ну ладно, слушаю, – сдалась Соня. – Говорите.
– Сосед-то наш, что напротив, переехал. Со всем барахлом. Я сама видала.
– А я знаю.
– Откуда?! – огорчилась соседка.
– Так в «Новостях» передавали. В восемнадцать часов по первому каналу. Вы что, не видели?
– Правда? – расстроилась Фросечка. – А я и телевизор не включала. Борщ на кухне варила, стерегла, чтоб Васятка не сожрал.
– Так он вроде больше не ест?
– Не ест, потому что все стерегут. А чуть зазеваешься, враз сожрет.
– Вы идите, Фросечка, может, по НТВ повторят, – посоветовала Соня, скрываясь за спасительной дверью.
Первым делом она бестрепетной рукой убрала из мобильного телефонный номер под кодовым названием «Маша». Оставалось всего ничего – столь же решительно выкинуть его из собственной памяти вместе с абонентом как таковым.
Соня не сомневалась, что Раф обязательно позвонит. А может, и не позвонит, что было бы, конечно, весьма странно. Хотя что же тут такого уж странного? Обычное дело, как говорится, житейское.
