Лайза Джуэлл - Холодные сердца
Март 2005 года
– Ты просто ангел, Лорри. Не знаю, что бы я без тебя делала. – Вики повернулась в кресле-каталке и пожала костлявую руку Лорелеи, лежавшую на одной из ручек.
– Не смеши меня, – ответила та. – Подумаешь, какая ерунда.
– Неправда, – возразила Вики, – не ерунда. Можно подумать, я не знаю, каких трудов тебе это стоит. Признайся, ты с куда большим удовольствием осталась бы дома, вместо того чтобы катать меня по всему городу.
– Дорогая, моя машина – продолжение моего дома, поэтому никакой это не труд. Сейчас для меня самое главное, Вик, чтобы тебе стало лучше. Давай, выздоравливай. Ради девочек. Ради меня.
Лорелея пожала ей плечо и принялась толкать кресло-каталку дальше по коридору. На улице стоял солнечный, чуть ветреный день. По небу плыли кружевные облака, тихо о чем-то перешептывались, шурша листьями, деревья. Какой резкий контраст по сравнению с тем, что было до этого. Три часа химиотерапии в темной больничной палате, Вики рассеянно листала старые номера воскресных приложений, которые Лорелея приносила ей в больницу, радуясь тому, что ее хламу наконец нашлось достойное применение. Эти старые газеты действительно привносили в ее нынешнюю жизнь спокойствие и разнообразие, пока она пила теплый сок из пластикового стаканчика. Время тянулось мучительно медленно. Даже слова и прикосновения рук Лорелеи были бессильны что-то изменить.
Еще пара дней, и все, она вернется домой. По крайней мере, пока все. До следующего раза. А следующий раз наверняка будет, учитывая, с какой скоростью рак расползается по ее телу, как будто для него это что-то вроде экскурсии. Сначала уплотнение размером с горошину в правой груди, затем, когда он пробился сквозь кордон лимфоузлов, боли в грудной клетке (во время операции узлы удалили, словно спутанный комок водорослей, вместе с грудью). Затем рак, как дурной запах, вновь заявил о себе уже во второй груди. Пока с ним борются, пытаются убить мерзавца, пока тот еще в зачаточном состоянии. Но господи, какой же он настырный. Никакого уважения к врачам, к их ловкому обращению с иглами или радиографом. И все равно, как твердили ей все, она была крепка, как бык (Вики не совсем нравилось такое сравнение, хотя она и подозревала, откуда оно пошло) и настоящий боец. Что ж, с этим не поспоришь. Она всегда была такая, всю свою жизнь. Она не привыкла сдаваться. И все же со временем бороться ей было все труднее. Три рецидива рака, три периода лечения, груди нет, волос нет, тела нет (раньше она и представить не могла, что под складками лишнего веса у нее скрывается фигура Памелы Андерсон, вернее, этакий старый мешок с костями). Господи, как же она устала. Похоже, ее знаменитый боевой дух тоже понемногу начинал иссякать.
С другой стороны, ее болезнь в известном смысле пошла на пользу Лорелее. Помогла проявить ее самые лучшие качества. Она возила Вики по врачам. Доставляла в лабораторию ее анализы, держала ее за руку. Когда ее не тошнило, покупала ей шоколадки, а когда тошнило – поила имбирным чаем. Она выслушивала все, что говорили врачи.
Во время консультаций со специалистами Вики неизменно казалось, будто она принимает участие в неком шоу: что она, как китайский болванчик, должна в нужный момент улыбаться, в нужный момент кивать, в соответствии с замыслом режиссера. В любом случае, она никогда не помнила, что они ей там говорили. Слава богу, у нее была Лорелея. Та запоминала все и даже разноцветной шариковой ручкой делала записи в небольшом блокноте.
Нет, Вики вовсе не была глупа. Она знала, откуда у Лорри столько сил – кроме Вики, в этой жизни у нее ничего не осталось. Мэган жила в Лондоне и была в очередной раз беременна, а значит, не могла лишний раз приехать в матери, как из-за беременности, так из-за целого выводка детей. Бет уехала жить за тридевять земель, в Австралию. Рори прожигал жизнь в Таиланде, а Колин… Бррр, Колин. Ей было противно даже вспоминать об этом мерзавце.
Оставалась только Вики. Последний осколок ее некогда большой семьи. Вики была ей дороже собственной жизни. Порой она бывала врагом самой себе. Нет, конечно, ради Вики ей пришлось пойти на некоторые жертвы, но иного выхода просто не было. По крайней мере сейчас.
Милая, нежная Лорелея, она была не настолько глупа. Понимая, что на эту Пасху к ней никто не приедет, она провела день с Вики и ее дочерьми в их крошечной квартирке.
Она появилась там днем, прогнувшись под грузом пасхальных яиц и нарциссов. Вики и Мэдди приготовили ягнятину с кускусом и жареными овощами под сметанным соусом; сверху блюдо было посыпано тыквенными семечками. За столом они обменивались друг с другом многозначительными взглядами, наблюдая за тем, как Лорелея с опаской ковыряется в тарелке. Ей стоило немалых усилий заставить себя попробовать столь нетрадиционное для Пасхи угощение, не сказав при этом что-то вроде: «Все это, конечно, очень мило, но я не понимаю, зачем было тратить столько сил на обыкновенную баранью ногу».
– Как вкусно! – неожиданно заявила она. – Вы обе просто обязаны иметь свое собственное кулинарное шоу. Вы настоящие мастерицы кулинарного искусства.
– Только не я, – возразила Вики. – Скажи спасибо Мэдди. – В нашей семье она гастрономический гений.
С этими словами она тепло улыбнулась дочери. Та немного страдальчески улыбнулась ей в ответ. Поскольку Вики неизменно занимала сторону Мэдди в отношении того, что они между собой называли «вонючим скандальчиком», из-за которого они из дома Бердов перебрались в эту симпатичную квартирку буквально за углом, отношения Вики со старшей дочерью расцвели как никогда. И хотя Вики наверняка устала повторять, что дочь – лучшая подруга своей матери, в том, что касалось их с Мэдди, именно так оно и было. Как будто этот «вонючий скандальчик» неким удивительным образом открыл им иную, безопасную дорогу в потенциально опасные годы, когда Мэдди была подростком, в объезд или в обход того ада, которого Вики ждала и к которому готовилась все четырнадцать лет с момента рождения дочери. Но нет. Ни единого сердитого слова, ни одного обиженного вздоха, ни единого хлопка дверью. Лишь дружба и взаимное понимание. Вики воспринимала это как подарок судьбы. А в этом году, после того как ей поставили диагноз, эта связь стала еще прочнее и глубже.
– Я люблю тебя, – произнесла она одними губами, глядя на дочь. Та закатила глаза и улыбнулась.
– Это просто удивительно, – продолжала между тем Лорелея, ничего не заметив. – Из моих детей никто не умеет готовить. По крайней мере, мне ничего об этом не известно. – Она резко усмехнулась и переместила на тарелке несколько зернышек кускуса.
– У Мэг неплохо получаются тушеные овощи, – возразила Вики, стараясь внести в разговор позитивные нотки, прежде чем тот окончательно скатится в болото жалости Лорелеи к самой себе.
– Тушеные овощи хорошо получаются у всех, – возразила та.
– Я бы не сказала. Здесь тоже требуется талант.
– Я надеялась, что хотя бы один из них проявит себя в кулинарном искусстве.
Вики и Мэдди снова переглянулись и обменялись едва заметными улыбками. Как когда-то дети самой Лорелеи: мол, ну-ну. Эти ехидные улыбочки неизменно злили Вики, когда она была до безумия влюблена в Лорелею. Но теперь она больше не была до безумия влюблена в нее. Эта иллюзия давно разбилась на мелкие осколки.
– И это говорит женщина, которая сама питается исключительно рисовыми пирожными и печеньем, – сказала она с теплотой в голосе.
– Какой смысл готовить, когда живешь одна. Когда-то я умела хорошо готовить. В молодости. Когда у меня появились дети, я все дни проводила в кухне. Сейчас же я просто не вижу в этом смысла. – С этими словами Лорелея положила на тарелке параллельно друг другу вилку и нож, хотя на самом деле не съела и половины порции. Вики тоже съела совсем чуть-чуть, скорее из вежливости и за компанию. Аппетита не было. Ее отравленный лекарствами желудок отказывался вместить в себя так много еды. Дочки продолжали есть, вернее, клевать, словно птички, как это часто делают юные девушки, как будто еда не доставляла им совершенно никакого удовольствия. Возможно, так оно и есть, печально подумала Вики. Никакого удовольствия. В это время в прошлом году она еще была здорова. К Лорелее приехала Мэган с детьми, и они все дружно взялись за уборку в ее кухне. Тогда еще никто ничего не знал ни про Колина с Кайли, ни про Рори и его омерзительный образ жизни. И да, в тот день еда была гораздо вкусней. Еще как!
– Прекрасный ланч, – сказала Лорри и даже прослезилась. – Просто замечательный.
– Спасибо, дорогая, – ответила Вики и через стол пожала ее костлявую руку. – Ты всегда была такая милая.
* * *От кого: [email protected]
Кому: [email protected]; [email protected]; [email protected]
27 марта 2005 года
Привет, мои дорогие дети!
Я пишу это письмо, сидя в кафе в Мадриде. Решил пожить несколько недель один, вне коммуны. Думаю, всем нам время от времени необходимо побыть одним. Тем более что в последнее время ситуация накалялась. Скажем так, сейчас она накалилась больше, чем обычно. У Эйди – это тот самый парень, с которым живет Кайли, – что-то вроде нервного срыва или мании, и что там у него. Не знаю. Не уверен. Но, насколько мне известно, он должен принимать какие-то лекарства, однако он отказывается их принимать. По этой причине теперь он неспособен спокойно воспринимать наши «отношения» и вообще не желает меня видеть. Если честно, то это произошло в очень даже удобный для меня момент. Раньше я надеялся, что со временем вы все примете мой выбор, который я сделал год назад. Но этого не произошло. Я же ужасно хочу всех вас видеть. Вы и я как будто находимся на противоположных сторонах кривого зеркала. Я вижу вас, но, как только пытаюсь дотронуться, вас уже там нет. Я понимаю, вокруг меня творится нечто совершенно безумное и одновременно смехотворное, но, с другой стороны, мы все, каждый по-своему, сделали в своей жизни не самый лучший выбор. Каждый из нас тащит на себе груз, о котором он не просил. Я очень надеялся, что вы поймете меня и дадите мне время и возможность наделать собственных ошибок, но я не виню вас за то, что этого не произошло. Вы мои дети. Я ваш отец. И должен быть лучше, чем я есть. Я прекрасно это понимаю. Если бы мой собственный отец – упокой господь его душу – поступил так же, как и я, думаю, я едва ли смог бы принять его выбор.
