Бенедиту Барбоза - Роковое наследство
— Отец жив, и я вообще не понимаю, о чем ты, — недоброжелательно заявил он.
Но главное… Главное, она увидела, какими глазами Маркус смотрит на какую-то Рафаэлу, которая поселилась у них в доме. Посмотрев на эту парочку, она окончательно поняла, что ей в этом доме действительно делать нечего… В прежнее время она пришла бы отчаяние, но теперь, как ни странно, поддержкой ей оказался будущий ребенок. Многое стало казаться Лилиане куда менее важным, чем та жизнь, которую она носила в себе. И теперь она все чаще вспоминала Луану, которая говорила ей:
— Когда у тебя родится ребенок, все для тебя изменится.
Тогда она еще ничего такого не чувствовала. Головокружение, тошнота, нелюбовь Маркуса — нет, тогда она была самым несчастным существом на свете. Зато теперь! Лилиана с любовью и нежностью посмотрела на свой округлившейся живот.
Кашиас проследил за ее взглядом и в самом деле вдруг почувствовал нежность к дочери. В конце концов, она имеет право жить так, как считает нужным. Но все-таки он сказал:
— Погоди, Лилиана, не спиши! Давай мы еще подумаем.
Но Лилиана перебила его:
— Я не хочу думать, папа! Как только я начинаю думать, я придумываю глупость!
Кашиас не мог не отдать должного самокритичности дочери и расхохотался.
— Так что пусть уж лучше Маркус ничего не знает, — продолжала она.
— Но, наверное, Маркус все же имеет право знать, что у него будет ребенок, — нерешительно продолжал сенатор.
— Ты же сам сказал, что он не поверит. Или ты хочешь еще раз постоять со мной у дверей церкви? Или предложить нам с ним дружить? Или еще пострадать? — гневно задавала вопросы Лилиана. — Нет уж, спасибо! У моего ребенка просто-напросто нет отца. И больше никогда не будем возвращаться к этому вопросу. Иначе я сбегу из дома.
Роза хотела что-то сказать, но не сказала, а сенатор обнял свою не слишком счастливую, но такую любимую девочку.
Доктор Аморин, к которому пошла Лилиана, определил трехмесячный срок беременности.
Глава 19
Лейя всерьез почувствовала себя хозяйкой и принялась распоряжаться. Но распоряжение ее были куда более похожи на женские капризы, чем на управление делами. Перестала она стесняться и с прислугой, и очень скоро, молясь про себя, чтобы хозяин все-таки нашелся, все слуги в доме прикидывал, куда они пойдут, если Лейя станет в этом доме полноправной хозяйкой.
А Лейя тем временем отправилась в имение Арагвайя, чтобы выяснить кое-какие вопросы с управляющим. Она не сомневалась, что напала на след воровства и собиралась вывести Зе ду Арагвайя на чистую воду.
— Куда девались деньги, которые муж выручил за продажу мяса на хладокомбинат? — задала она вопрос таким оскорбительным тоном, который не оставлял сомнения, кого она подозревает в присвоении денег.
Зе не успел даже рта раскрыть, как вместо него разъяренная Донана выпалила:
— Вот и спросите на хладокомбинате! — и, с насмешкой глядя на недоумевающую Лейю, добавила: — Потому как и на хладокомбинат принадлежит хозяину.
Этого Лейя не знала. Нет, похоже, с делами Бруну так легко не управишься. Маркус прав, когда злится, сидя за компьютером. Но сдаваться Лейя не собиралась.
— После обеда я съезжу на хладокомбинат, — заявила она.
Донана нехотя принесла ей обед. Ей было противно прислуживать женщине, которая изменила ее хозяину.
Лейя брезгливо поджимала губы, пробуя подливу, половину оставила на тарелке, явно выражая неодобрение кулинарными способностями Донаны.
Ну уж этим пронять Донану было невозможно, но она знала, что в своем деле мастерица и готовит так, что все пальчики облизывали. После своих дурацких капризов Лейя перестала для нее существовать. И когда Лейя спросила:
— А как мне добраться до хладокомбината? — Донана холодно ответила:
— Верхом, сеньора.
— Но я не умею, — возмутилась Лейя.
— Тогда пешком, — пренебрежительно сказала Донана.
После своей не слишком удачной поездки Лейя решила, что полученную часть наследства она просто продаст. Об этом она и сообщила Ралфу, и тот остался чрезвычайно доволен ее решением. По его мнению, Лейя наконец-то взялась за ум.
Поглядев, как взялась за дело Лейя, Зе ду Арагвайя окончательно понял, что вместе с хозяином погибнут и все фермы, и все быки.
— Да-а, если хозяйкой станет сеньора Лейя, мы с тобой уйдем, дорогая, — сказал он жене, — но пока я хочу предпринять последнюю попытку. На этот раз я пойду не один, найду надежных людей и пойду с ними в сельву. Если остался хоть один-единственный шанс найти хозяина, мы не должны его упустить.
Зе тщательно продумал, каждую часть сельвы они должны будут обследовать. И взял с собой опытных следопытов, людей испытанных и крепких.
Донана прекрасно понимала, что подобная экспедиция опасна и для тех, кто отправляется в нее: сельва — грозная стихия и бывает, что она принимает людей, а потом не отпускает их. Дай Бог, чтобы сельва отпустила назад ее мужа и вернула живым Бруну Медзенгу.
Теперь Донана молилась еще и о муже, и о его спутниках.
Из разговора по телефону Лия поняла, как мать поступит со своей долей наследства, и до крайности возмутилась. То, что Лейя так легкомысленно отнеслась к гибели отца, что она раньше времени занялась дележом, и занялась потому, что хотела удержать при себе вульгарного прожигателя жизни, казалась Лие бесконечно оскорбительным. Если раньше она осуждала взрывы гнева Маркуса, то теперь была целиком на стороне брата.
А Маркус вдобавок совершено случайно узнал от прислуги, что Ралф звонил по телефону и спрашивал, продала ли Лейя своих быков. Теперь он был похож на бочку с порохом: поднеси спичку и взрыв обеспечен.
Этот взрыв был несколько отсрочен поездкой в лагерь безземельных. Рафаэла уговорила поехать туда и отыскать Луану. Ей очень хотелось познакомиться с еще одной наследницей.
Узнав о приезде Маркуса, Луана испугалась. Она не хотела видеть никого, кто напоминал ей о прошлой жизни. Ее пугала любая весточка из того мира, который казался ей враждебным. Но Жасира сочла, что Луана должна поговорить с теми, кто как-никак приходится ей родней. Почему судьба этой славной молодой женщины должна быть такой же беспросветной, как у остальных безземельных?
Однако было известно, что если уж Луана заупрямится, то с места ее никто не сдвинет. И Луана не заговорила бы с Маркусом, если бы Рафаэла не назвалась Мариетой Бердинацци.
— Ложь! — возмутилась Луана.
— Так это ты настоящая Мариета? — спросил Маркус, и Луане ничего не оставалось, как ответить «да».
