Татьяна Лунина - Забытый плен, или Роман с тенью
– Во мне, наверно, много пороков, – побледнел Егорин, – но предательства среди них нет, это точно. – Тяжело поднялся со стула и, глядя исподлобья на старого друга, добавил: – Жду месяц. Если за это время не надумаешь выкупить мою долю за... – он назвал сумму в четверть истинной стоимости пакета акций, – продам другому. Не упусти свой шанс, Андрей. Может, этот тот самый случай, про который говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Ты же деловой человек, вот и подумай о деле. А я выдохся, извини, – и вышел из кабинета, хлопнув впервые дверью.
* * *Здесь президент «Оле-фармы» не был целую вечность. Не явился бы и сегодня, не будь на то серьезная необходимость.
В привычном уютном зале все как обычно. Знакомые лица, позвякивание столовых приборов, сдержанный смех, негромкая речь, приветливые восклицания и улыбки – уютная расслабляющая атмосфера. Но он пришел не расслабляться – работать.
Гуревич наслаждался десертом. Лев располнел еще больше. Грузное тело с грехом пополам помещалось на стуле, глаза превратились в щелки, гладкое румяное лицо стало похожим на пышную женскую грудь, туго обтянутую атласом. Банкир сиял и лучился довольством. Андрей Ильич в который раз поразился сходству этого человека с котом, выцарапавшим себе право на сладкую жизнь.
– Не много ли крема? – улыбнулся Лебедев, пожимая протянутую для приветствия пухлую руку.
– В самый раз. Где пропадал?
– Деньги кнутом загонял, – отшутился товарищ по клубу, присаживаясь на соседний стул.
Гуревич понимающе кивнул и, не отрываясь от торта, щелкнул пальцами. Рядом тут же выткался официант.
– Сто, как всегда, и... – Сладкоежка задумался, грустно разглядывая дно десертной тарелки с остатками крема, на его лице явно прочитывалась внутренняя борьба. Поколебавшись, вздохнул, бросил короткое «Все» и откинулся на спинку стула, довольный своей победой над искушением.
– А вам, Андрей Ильич? – повернулся к другому клиенту официант. – Выбрали что-нибудь? Сегодня очень вкусная телятина с трюфелями.
– Ерунда! – презрительно фыркнул Лев. – Возьми лучше утку, не пожалеешь.
– Я, пожалуй, обойдусь десертом и кофе. – Лебедев невозмутимо посмотрел на симпатичного малого, не сумевшего скрыть изумление. – Принеси-ка мне, Олег, то же самое, что заказывал Лев Борисович, да кофе покрепче.
Официант послушно кивнул и испарился. Гуревич одобрительно хмыкнул.
– Высшая мудрость – различать пользу и вред! Мозги следует подпитывать углеводами, а не слушать недоумков, которые вопят на каждом углу, что сладкое вредно. – Певец углеводов вгляделся в сидящего напротив Лебедева, потом усмехнулся и предложил:
– Давай попросту, без экивоков. Я же отлично понимаю, что твоя попытка давиться тортом означает желание мне подыграть. Что нужно?
– Кредит.
Банкир вмиг подобрался, от разнеженного довольства не осталось следа. Кот нацелился на добычу и выпустил коготки.
– Сколько?
Лебедев назвал сумму.
– Активы?
– Тебе известны.
– Забыл.
Президент «Оле-фармы» терпеливо перечислил все, чем владел.
– Когда надо?
– Вчера.
– У нас повысилась процентная ставка.
– На сколько?
– На два.
– Согласен.
Гуревич задумался, прикидывая что-то в уме.
– Завтра как раз правление. Позвони в три.
– Договорились.
– Вот и ладненько. – Лев отхлебнул принесенный коньяк, блаженно прищурился и снова превратился в заласканного всеми котяру, чье счастье заключалось в миске сливок и мягкой подушке.
Через пару недель сделка была оформлена. Двое соучредителей «Оле-фармы» подписали необходимые документы, интересы третьей представлял адвокат. Егоринский счет в одном из швейцарских банков пополнился кругленькой суммой.
...Прощались друзья с холодком. Один не мог простить слабости, другой – бесчувственной силы. Глядя на Женьку, когда-то полного энергии и оптимизма, Лебедев засомневался, что тот сумеет открыть новое дело, мелькнула мысль: пропьет.
– Не передумал с отъездом?
– Нет. – Евгений достал из кейса бутылку виски, водрузил на стол. – Выпьем, а то как-то не по-людски.
Лебедев молча кивнул. Выпили, обошлись без закуски.
– Еще?
– Валяй.
Чокнулись, синхронно опрокинули залпом бокалы, не чувствуя вкуса, будто пили дешевую самогонку. Лебедев вдруг почувствовал острую жалость к бывшему партнеру.
– Поминай меня лихом, Андрюха.
– Решил вместо попа заупокойную по себе отслужить?
Старый друг усмехнулся:
– Злой ты стал, Андрей. Злой и несправедливый. Тебе бы влюбиться, что ли? – «Советчик» одним щелчком выбил сигарету из пачки, закурил. – Слушай, все забываю спросить: помнишь, тут у тебя чеканка висела, почему ты ее убрал?
– С чего ты вдруг о ней вспомнил?
– Да так, – неопределенно ответил Евгений, – было бы интересно посмотреть на чеканщика.
– Зачем?
– Мужик, мне кажется, занятный, подобных сейчас редко встретишь.
– А если чеканила женщина?
– Шутишь? Бабе такое не по зубам. Хотя черт их знает... Иногда бабы оказываются совсем другими, чем мы их себе представляем. Во всяком случае, я бы не прочь с этим художником пообщаться. Ладно, давай посошок на дорожку. – Евгений разлил по бокалам виски. – А знаешь, после Инкиной смерти у меня появилось вдруг ощущение, будто с каждым днем я двигаюсь во времени не вперед, а назад, к началу, когда ничегошеньки вокруг себя не понимал. Хотя как каждый сопляк, конечно, воображал, что знаю все лучше других. С тобой такого не случалось, Андрюха? Когда просто физически ощущаешь, что топаешь туда, откуда начинал пробежку. Не бывало, нет?
– Нет.
– Так я и думал. Ты ни в чем не сомневаешься, точно знаешь, куда идти. Если б не вы с Аркашкой, я, скорее всего, был бы сейчас у кого-нибудь на побегушках и сверкал голой задницей.
– Самоуничижение паче гордости.
– Сейчас у меня задница, слава богу, прикрыта, – пропустил мимо ушей короткую реплику Женька, – а вот душа совсем голая, совершенно... И вот что интересно, Андрюха: как заглядывал я тебе в рот, когда было мне двадцать, так и в сорок продолжаю. И тогда мне было любопытно, что у тебя на уме, и сейчас. И мальчишкой я ни хрена о тебе не понимал, и теперь моих знаний не прибавилось ни на йоту, хоть отшагали мы с тобой вместе немало. – Он хитро прищурился. – Вот скажи, только честно: о чем ты сейчас думаешь?
– Думаю, что рабочий день кончен, а у меня еще дел до черта.
Евгений невесело усмехнулся:
– Хотелось бы мне посмотреть на тебя лет через десять, да вряд ли это получится. Ладно, Андрей Ильич, будь, дорогой! Может, еще когда пересечемся, хотя лично я этому верю слабо, – небрежно ткнулся своим бокалом в лебедевский, опрокинул в себя залпом «Black label», поднялся, слегка пошатнулся и, стараясь твердо ступать, двинулся к двери.
