Даниэла Стил - Отзвуки эха
Преследования евреев все ужесточались, и до монастыря доходили тревожные вести. Появились запреты на профессии преподавателя, дантиста и бухгалтера. Было похоже, что мало-помалу режим Гитлера выдавливает евреев из страны. Их безжалостно лишали права быть полноценными членами общества. Это давало сестрам-кармелиткам повод молиться за несчастных. В те дни им нужно было о многом молиться.
В марте тридцать восьмого войска нацистов оккупировали Австрию, присоединив ее к Германии, и сотням тысяч австрийских евреев пришлось эмигрировать.
В апреле евреям Германии было приказано официально подать декларации о доходах с приложением списков недвижимого имущества. Беата не могла не беспокоиться, как отразится это на отце и братьях. Насколько ей было известно, они по-прежнему владели и управляли банком.
Вскоре после того как Амадея дала временные обеты, ситуация в стране значительно ухудшилась. В те дни девушка почти постоянно работала в саду, а по ночам шила облачения и перечитывала письма матери. Беата сообщала, что в июле каждый еврей старше пятнадцати лет независимо от пола должен был зарегистрироваться в полиции, получить специальное удостоверение, которое обязывался показывать по первому требованию полицейского. Еврейским докторам было запрещено практиковать. Очень многие профессионалы остались без работы.
Осенью Беата и Дафна вновь приехали навестить Амадею. У Беаты был встревоженный вид. Амадея была потрясена тем, как повзрослела Дафна. Девочка была красива той почти неземной красотой, которой когда-то отличалась ее мать. Амадея ласково улыбнулась ей, коснулась щеки губами и пошутила насчет интереса к мальчикам, отчего Дафна залилась краской.
В одном из писем мать сообщала, что Дафна влюбилась в молодого человека и тот отвечает ей взаимностью. Нетрудно понять почему! Этого красивого ребенка окружала атмосфера невинности, до слез трогавшая сердце Амадеи.
Письма позволяли им поддерживать хотя бы иллюзию близости. Трудно было поверить, что уже три года, как Амадея в монастыре. И хотя временами Беате казалось, что разлука длится целую вечность, иногда ей чудилось, что прошло всего несколько месяцев. Они с Дафной ужасно тосковали по Амадее, и все же реальность была столь пугающа, что Беата в некотором смысле была рада отсутствию дочери. По крайней мере, укрытая стенами монастыря, Амадея была в безопасности. Пока что у властей не было претензий и к Беате. Оставалось надеяться, что ее и впредь оставят в покое. Окружающие считали их с Дафной католичками. Какая опасность может исходить от беспомощной вдовы с дочерью, которые ни за чем не обращались к официальным лицам, не привлекали к себе внимания и жили тихой, замкнутой жизнью — в отличие от Витгенштейнов, которых знал весь город.
Беата каждый день просматривала газеты, боясь наткнуться на новости о родных. Вдруг у отца отобрали банк, дело всей его жизни?
Но пока что все было тихо.
В октябре тридцать восьмого года семнадцать тысяч евреев польского происхождения были арестованы в Германии и высланы в Польшу. Потом, в ночь с девятого на десятое ноября, грянула «хрустальная ночь», всколыхнувшая весь мир. Йозеф Геббельс организовал ночь террора и погромов, которую не скоро забудут люди. Это было что-то ужасное. Антисемитизм, подспудно тлевший последние пять лет, вырвался из-под контроля и быстро вспыхнул ярким пламенем. На территории Германии тысяча синагог были сожжены, семьдесят шесть разрушены. Семь тысяч еврейских домов и предприятий были разграблены, сотни евреев убиты, тридцать тысяч арестованы и угнаны в концентрационные лагеря. Все уцелевшие предприятия были отданы в руки арийцев; все ученики еврейской национальности изгнаны из городских школ. И словно мало еще было им унижений, евреям предстояло возместить все убытки, причиненные «хрустальной ночью». Ненависть разливалась, как река в половодье. Наутро после ночи террора Беата, слушая новости, оцепенело уставилась на приемник, не имея сил пошевелиться.
Прошло целых два дня, прежде чем она заставила себя выйти из дома. На улицах все еще было неспокойно. Беата взяла такси и попросила провезти ее мимо дома отца и его банка. Вокруг банка, фасад которого заметно пострадал, стояли полицейские кордоны. В отцовском доме были разбиты все окна. Оба здания казались покинутыми. Беата, разумеется, понятия не имела, куда девались родные, но расспрашивать соседей побоялась. Проявить хотя бы малейший интерес к судьбе евреев значило бы немедленно привлечь нежелательное внимание и подвергнуть опасности себя и Дафну.
Прошла целая неделя, прежде чем Беата решилась мимоходом упомянуть имя отца в банке, которым пользовалась сама и который был полностью укомплектован арийцами. Она выразила радость по поводу того, что несколько лет назад взяла свои деньги из банка Витгенштейнов, поскольку теперь менее предусмотрительные люди наверняка разорены.
— Да. Банк закрыт, — подтвердил клерк. Страшно представить, что произошло с деньгами вкладчиков. Скорее всего они попали в лапы нацистов, ведь большинство клиентов были евреями.
— Это меня не удивляет, — продолжала Беата. — А как по-вашему, что стало с Витгенштейнами?
Она изо всех сил старалась выглядеть беззаботной дурочкой, от нечего делать болтающей с мелким служащим. В конце концов, вся страна говорила о «хрустальной ночи». Да что там страна — целый мир!
Клерк понизил голос:
— Мой шеф знал эту семейку. Их выслали в четверг. Через день после «хрустальной ночи».
— Как грустно, — пробормотала Беата, боясь, что сейчас потеряет сознание.
— Наверное… Впрочем, они ведь евреи, так что поделом им. Все евреи — воры и мошенники. Эти уж точно пытались прикарманить чьи-нибудь денежки.
Беата тупо кивнула.
— Всех взяли?
— Похоже на то. Обычно это так делается. Вернее, раньше такого не было, но сейчас наконец сообразили, что женщины так же опасны, как и мужчины. Я еврея носом чую. За пятьдесят шагов!
Беата слушала, стараясь подавить подступавшую к горлу тошноту.
— Витгенштейны были достаточно известной семьей, — проговорила она, пряча деньги в портмоне. Она пришла сюда с одной целью — узнать о родных. Что же, теперь ей все известно. Родные в лагере.
— Радуйтесь, что вовремя спасли деньги, иначе они бы ограбили вас подчистую, — наставительно заметил на прощание клерк. Беата натянуто улыбнулась, поблагодарила и вышла, с трудом передвигая ноги и размышляя, как бы поточнее узнать, куда их сослали. Нет… это невозможно, если она не хочет выдать себя и дочь.
В последней отчаянной попытке Беата попросила водителя проехать мимо отцовского дома. Темная громада щерилась выбитыми глазами-окнами. Судя по всему, дом зверски разграблен. На тротуаре валялись обломки антикварной мебели, которую так любила мать, осколки хрусталя и фарфора. Но может, обитатели где-то скрываются или догадались бежать?
