Даниэла Стил - Любящая
Обзор книги Даниэла Стил - Любящая
Даниэла Стил
Любящая
БЕАТРИСЕ
Ты можешь всегда гордиться собой,
ибо ты — самая прекрасная
из всех девушек.
С любовью,
мамаПолна надежды,
живу мечтой,
вижу солнце
сквозь сумрак густой,
исчезли тени,
свет в небесах,
любишь! — читаю
в твоих глазах,
И вот — уходишь,
и нет света,
осталась одна,
кончилось лето,
как будто лава
кипит в мозгу,
чего боялась —
то наяву,
душа пуста,
тебя в ней нет,
а я — стара,
хоть мало мне лет,
себя боюсь,
таких, как ты…
но вновь наполняют
меня мечты,
не те, что прежде,
ведь человеку
дважды ступить
не дано в одну реку,
и только ближе к концу поняла
и место своё, и цели,
всё — преходяще,
всё — нереально,
любовь лишь — на самом деле.
Даниэла Стил, «Куплеты».— Всамделишных не делают на фабрике игрушек, — назидательно сказала Деревянная Лошадка. — Ими становятся. Если с тобой играют долго-долго, и не просто играют, а любят, любят на самом деле, — вот тогда ты и становишься всамделишным.
— Это больно? — спросил Кролик.
— Иногда очень, — честно ответила Деревянная Лошадка. Она всегда говорила правду. — Но если ты всамделишный — никакая боль тебе не страшна.
— А всамделишными становятся сразу? — спросил Кролик. — Например, вечером лег, а утром — ты уже всамделишный, или ими становятся постепенно?
— Сразу всамделишными не становятся, — ответила Деревянная Лошадка. — Только постепенно. И притом не скоро. Тут главное — чтобы тебя за это время не сломали, не залюбили, а вообще-то у всех всамделишных потертая шерстка, истрепанные уши и потускневшие глаза. Это всё потому, что их очень много любили. Может, у тебя перестанут гнуться лапки и вообще ты станешь некрасивым. Но всё это будет неважно: ежели ты — всамделишный, ты не можешь казаться безобразным. Так могут считать только посторонние. Став всамделишным, ты навсегда останешься им».
Марджери Уильямс, «Плюшевый Кролик».1
Беттина Дэниелз обвела взглядом облицованную розовым мрамором ванную комнату, улыбнулась и вздохнула. У нее осталось всего полчаса. Но и этого вполне достаточно, чтобы из обыкновенной школьницы и простой смертной превратиться в прекрасную хозяйку званого вечера. Она привыкла тщательно готовиться к такой метаморфозе. Уже пятнадцать лет Беттина была верным адъютантом своего отца, сопровождая его везде и всюду, общаясь с репортерами, отвечая на телефонные звонки его поклонниц, своим присутствием поддерживая его на рекламных шоу, посвященных выходу в свет его очередной книги. Надо сказать, сочинения Джастина Дэниелза в рекламе вряд ли нуждались. Последние семь книг без труда заняли верхние строчки в списке бестселлеров, который регулярно публиковался в газете «Нью-Йорк Таймс», но так уж положено — новинки надо раскручивать. Кроме того, Джастину нравилось это занятие. Он любил предстать перед публикой во всем великолепии и потешить свое самолюбие. Женщины находили его неотразимым, путая автора с героями его романов.
Джастина Дэниелза было легко принять за героя романа. Даже Беттина не избежала этого. Непринужденные манеры, неизменное очарование, остроумие, красота — все это делало общение с ним приятным и заманчивым. Подчас забывалось, каким он может быть самолюбивым, эгоистичным, безжалостным. Но Беттина знала его и с хорошей, и с плохой стороны и, несмотря ни на что, очень любила.
Отец был для нее кумиром, спутником, лучшим другом. За много лет она успела хорошо изучить его, знала все его недостатки и слабости, пороки и тайные страхи, но еще она знала, что ее отец — человек незаурядных достоинств, что у него добрая душа, и она любила его всем сердцем и понимала, что так будет всегда. Случалось, он подводил ее, невольно причинял боль, почти постоянно забывая о своих обещаниях приехать к ней в школу в дорогие для нее дни премьер любительских спектаклей или показательных спортивных состязаний. Ему удалось внушить Беттине, что молодые люди скучны и что лучше проводить время в обществе его друзей. Годами он делал ей больно, осуществляя собственные зыбкие мечтания. Ему никогда не приходило в голову, что у нее есть право на детство с пикниками в кругу сверстников, отдыхом у моря, веселыми днями рождения и прогулками в парке. Вместо пикников они ездили в Париж, где останавливались в «Ритце» или «Плаза-Атеней», отдых у моря означал непременно Саутгемптон или Довилль, дни рождения отмечались в компании его друзей либо в нью-йоркском ресторане «21», либо в Беверли-Хиллз, в «Бистро», а прогулки в парке были редкостью, ибо отец предпочитал, чтобы Беттина сопровождала его в нескончаемых прогулках на яхте какого-нибудь из его приятелей. На такую жизнь, вроде бы, жаловаться нечего, однако самые неравнодушные из друзей Джастина частенько упрекали его в неподобающем воспитании дочери. Они говорили, что он многого ее лишает и что ей, должно быть, очень одиноко рядом с отцом, который ведет холостую жизнь со всеми вытекающими отсюда последствиями. Замечательно, что и в девятнадцать Беттине удалось сохранить блеск изумрудных глаз и простодушие, свойственное юности. Правда, порой сквозь наивность просвечивала умудренность зрелой женщины, что сказывалось не в поступках, а в суждениях — она успела много чего повидать. В чем-то она оставалась ребенком в свои девятнадцать лет, а в чем-то была опытнее людей вдвое старше ее, поскольку им за всю свою жизнь вряд ли довелось увидеть столько роскоши и столько гнили.
Ее мать умерла от лейкемии, когда Беттине едва исполнилось четыре года. С портрета в столовой широко улыбалась голубоглазая блондинка. Кое-что от Татьяны Дэниелз перешло к дочери, но не много. Беттина не была похожа ни на Татьяну, ни на Джастина. Она удалась сама в себя. От отца ей достались прекрасные темные волосы и зеленые глаза, да и то — у Джастина волосы были черные, а у Беттины — каштановые, цвета выдержанного изысканного коньяка. И в отличие от высокой угловатой фигуры отца, у Беттины была узкая кость и хрупкое, тщательно проработанное во всех деталях телосложение маленькой феи. В ее присутствии всегда возникала атмосфера особой нежности, даже сейчас, когда она расчесывала перед зеркалом послушные каштановые локоны.
Беттина взглянула на часы и сделала нехитрый подсчет. Двадцать минут. Как раз, чтобы успеть. Она быстро погрузилась в горячую, дымящуюся ванну и ненадолго полностью расслабилась, наблюдая, как за оконцем медленно падает снег. Первый, ноябрьский снег.
