Ульяна Соболева - Черные Вороны. Паутина
— Как же так? Как, Руслан? Я не верю тебе. Вчера… позавчера…Ты не мог просто жалеть. Как же мы? Всё в никуда? Так нельзя лгать! Ты не умеешь ТАК мне лгать! Я слишком хорошо тебя знаю! Что с тобой?
Теперь он молчит только запястья мои сжал сильно, но руки не убирает.
— Нееет, Оксана, ты меня совершенно не знаешь. Ты видела то, что сама хотела видеть. Нарисовала себе образ. Трахнуть я тебя хотел. Ничего больше. Ты всегда меня заводишь. Стоит на тебя всегда, понимаешь? Физиология. Чистая без примеси похоть.
— Нет! Не понимаю! — где-то на полу гордость корчится, кровью обливается, а я уже остановится не могу, — Не понимаю, Руслан! Не пойму никогда! Ты же говорил, что любишь… ты же все делал для нас ты…умолял поверить тебе. Для чего?
— Говорил. Может и любил какое-то время, Оксана. Наверное, любил. Зачем сейчас каждое слово разбирать?
— А теперь что? Все? Вот так внезапно? Вчера любил, а сегодня уже нет?
Сжал мои руки сильнее, отрывая от себя, отталкивая, а у меня мир под ногами раскачивается:
— Я же просил без истерик. Не унижайся. Тебе не идет. Вчера любил тебя, сегодня ее. Мужчины иногда бывают любвеобильны. Это конец. Хватит тянуть резину. Я красиво хотел. Чтоб уехала и постепенно. А ты сама все испортила. Приперлась сюда! Кто тебя просил? Я? Нет. Давай, уходи. Я устал ломать комедию. Хочешь вот так — пусть будет так. Не вынуждай меня послать тебя к такой-то матери.
Сказал, как ударил в солнечное сплетение и стало нечем дышать. Я руки одернула, а потом порвала его бумаги и швырнула ему в лицо, а он даже не вздрогнул и клочки бумаги медленно на пол полетели:
— Ничего нам от тебя не надо. Ни копейки. Не смей от меня откупаться. Боишься, что мешать тебе буду? Не бойся. Живи с ней. Знала бы я бы сюда не приехала.
— Приехала бы. Сейчас ведь пришла! Знала, что я с ней и пришла. Тебе в свое верить хотелось. А дом? Тебе не надо — детям надо. Что ты им дашь? Гордость свою? Ею кормить будешь? Я тебе пришлю второй экземпляр. Все, Оксана, мне некогда. Я итак кучу времени убил на все это дерьмо! Давай, сделай нам одолжение — уйди.
И вот сейчас мне захотелось его ударить! Вцепиться ему в глаза, драть его на части. Ненависть зарождалась где-то очень далеко.
— Дерьмо? Это мою жизнь ты дерьмом назвал? Да, ты прав. Полное дерьмо. Как и ты.
А потом опять это сумасшедшее безумие, когда ненавидишь себя же за свои слова, но я цепляюсь за него снова, до боли в пальцах, до кровавых отметин на ладонях:
— Ты лжешь! Скажи, что ты лжешь, Руслан! Не может все так быть! Я не верю! Зачем ты с нами так? Со мной! Посмотри мне в глаза и скажи всё это ещё раз! Смотри и говори!
Он смотрит, очень пристально смотрит и я отражение свое вижу в черных зрачках.
— Может. Жизнь — сложная штука, Оксана. Это тебе не сериалы твои по выходным смотреть. Жизнь — боль.
— Ты — боль! — сорвалась на крик и тряхнула его, — Ты нас убил! Ты!
— Нас не было никогда. Помнишь? Ты сама мне говорила? И была права — нас никогда не было. Страсть, похоть, увлечение, а мы просто повелись.
— Мы же были счастливы, — очень тихо, уже не сдерживая слёз.
— Срок годности у счастья истек, Оксана.
— У любви нет срока годности.
— Прости… значит это была не любовь.
— А что это было? Ты наказываешь меня за то, что не верила? За то, что…сомневалась в тебе?
Понимаю, что бред говорю, что уже нет сомнений, а я цепляюсь за какие-то соломинки. Тонуть не хочется, а уже с головой накрыло и легкие разрывает. Я уже утонула… даже если на поверхность выдернуть — дышать не начну. Это смерть.
— Да, правильно, не верила. Видела Ларису? Понятно ведь, что я с ней не о звездах беседую! Ты же не наивная дура! Или хочешь закрыть на это глаза? Мне вас по очереди трахать? Ты бы простила? Терпела? Я бы уважать тебя перестал.
Я сама себя уже не уважаю… Что мне его уважение если я унизительно даю ему шанс за шансом, а он их топчет с изощренным удовольствием. Оторвал мои руки от рубашки и пошел к двери, а я до боли сжала пальцы и чувство такое, что только что его потеряла. Что-то происходит. Что-то фальшивое и грязное, а я не понимаю и удержать не могу. Или он прав, и я настолько жалкая и готова закрыть глаза и унижаться? Ответ даже себе боюсь сказать. Нет пока ответов ни на один вопрос только отчаяние дикое и ощущение пустоты. Хочется крикнуть «Не уходи! Не бросай меня! Я умру без тебя!»… но уже не могу. Голоса нет. Это не гордость. Нет. Просто уже нет веры в то, что можно этим удержать.
— К мужу возвращайся, Оксана. Самый лучший вариант для тебя. Он примет — я уверен. Вы идеальная пара с ним, жаль я этого сразу не понял. Я скажу, чтоб тебя отвезли домой. Не звони мне. Сам наберу или передашь через парней.
— А …Руся…ее тоже вот так? — снова еле слышно…сказала и тут же пожалела. Не надо дочкой. Это неправильно.
Остановился у двери, но не обернулся… на секунду снова показалось, что напряжен, как натянутая струна, готовая порваться в любую секунду.
— Она и не заметит. Мала еще. Потом решим, когда я буду с ней видеться. Если ты не запретишь. Да и какой из меня отец? Я не наигрался и не нагулялся. Прости.
Это был последний удар, наверное, именно в этот момент я поняла, что больше не смогу его простить. Никогда не смогу забыть его слов. Лучше бы бил или резал на живую. Только не вот так равнодушно о дочери. Не так равнодушно отдавать меня другому мужчине. Слишком жестоко. Так жестоко, что я уже никогда не оправлюсь после этого. Никогда не стану прежней. Есть слова, которые делают вас моральным инвалидом на всю жизнь, ампутируют все то, чем вы были раньше и теперь вы убогий человек с частью сердца или души. Просто этого никто не узнает и не увидит. Я смотрела на то, как медленно захлопнулась дверь кабинета, слышала его шаги по коридору, голос, отдающий указания и не могла сдвинуться с места. Мне казалось у меня ладони вспотели, а когда разжала пальцы — поняла, что вспорола их ногтями и они в крови. Автоматически достала платок, промокнула… а боли физической нет. Внутри все разворочено до такой степени, что, наверное, сейчас я могла бы вынести любую операцию без наркоза. Осознание еще не пришло, но я знала точно, что, когда придет станет намного больнее. Вышла из кабинета и чуть пошатываясь спустилась по лестнице. Только не оборачиваться — иначе если увижу ее или их вместе с ума сойду. Я просто окончательно потеряю разум, а мне нельзя. Я не одна — у меня дети есть. Не имею право сдохнуть даже если сильно хочется. Они кроме меня не нужны никому, даже ему. Горькая истина в моменты, когда больше нечего скрывать и уродливая правда прет наружу со всех сторон и давит своим весом. Ложь намного легче.