Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

В одной руке держит кожаную куртку.

Под другой — красавицу-брюнетку. Ту самую, с которой я его уже видела. Сегодня она в узком лонге и в очень короткой плиссированной юбке. В «Конверсах», но ее ноги все равно абсолютно бесконечные и идеальные. Она говорит что-то, поворачивает к нему голову, улыбается. И так легко обнимает Славу за талию, будто делает это постоянно. Будто имеет право это делать. Точно так же, как он имеет право вот так небрежно обнимать ее за плечи и тянуть к себе, чтобы звонко чмокнуть в макушку.

Мое сердце немилосердно шарашит в груди.

Накрывает жаром, потом холодом, потом снова жаром.

«Он тебе никакой не Слава!» — орет моя униженная им внутренняя девочка.

Дубровский чуть наклоняется к своей девушке, что-то говорит, она в ответ издает еще одну порцию заливистого смеха. Она даже это делает идеально. По-особенному, потому что все, кто на него оборачиваются, начинают мгновенно улыбаться. Дубровский не отстраняется, не держит дистанцию, как делал это со мной. Наоборот — подтягивает ее еще ближе, хотя «еще ближе», кажется, уже просто невозможно. Разве что прямо сейчас они разденутся и займутся сексом.

В этом читается нежность и привязанность.

Меня он обнимал только чтобы впечатлить размером эрекции, совершенно определенным образом и без намека на теплоту.

И это почему-то ломает больше всего.

У него все в порядке.

У него вообще все зашибись.

Это меня раскатало и размазало, а он переступил и пошел дальше.

Дубровского за меня перед девушкой даже совесть не мучит. Наверное, в его голове это была «работа на дом».

Я поворачиваюсь в противоположную сторону, деревянными ногами-ходулями иду к эскалатору. Надо было послушаться интуицию еще когда я увидела джип на парковке. Натка бы поняла, если бы я свинтила.

Стараюсь не оглядываться. Сердце стучит в ушах, будто кто-то включил метроном на максимум. Горло скребет, как после долгого крика. Пересохло так, что кажется, я проглотила комок пыли.

Реально не продохнуть. Настолько, что эта сухость делает физически больно.

На первом этаже замечаю кафе. Внутри приглушенный свет, пахнет кофе и выпечкой. Но даже этот аромат не перебивает «вкус» встречи с Дубровским. Мы впервые вот так столкнулись после того вечера. Точнее, это я с ним столкнулась, а он даже не в курсе, что я продолжаю существовать в черте города, видимо.

Заказываю стакан холодного клюквенного морса, в надежде, чем это поможет прийти в себя. Машинально сжимаю в ладонях пластиковый стаканчик стакан, чувствуя, как конденсат собирается на пальцах.

Отхожу в сторону, чтобы просто постоять, сделать глоток, успокоиться.

Но через мгновение чувствую — кто-то стоит слишком близко.

Хотя, какое к черту «кто-то», если я этот запах из сотни узнаю. Чужой, но до боли знакомый. Запах кожи и чего-то, что невозможно объяснить, но что въелось в память.

Я, блин, знаю, кто это.

Сил оглянуться нет. Я просто застываю, чувствуя, как дыхание начинает сбиваться. Медленно, будто боясь сломать себя этим движением, поворачиваю голову. Вижу отражение в зеркальной панели на стене.

Дубровский.

Стоит прямо за мной. Близко. Настолько, что, если сделаю шаг назад, коснусь спиной его груди. Он хмурится, губы сжаты, ладони плашмя торчат из передних карманов джинсов, как нарочно, будто немного их оттягивая. В нем ни капли легкости или насмешки. Только напряжение, натянутое, как канат. И жесткость, фон которой молотит меня точно так же, как и в тот вечер.

Он меня все-таки заметил и пошел следом? Зачем? Проверить, жива ли я после его плевка? Поинтересоваться, как выжила? Добить?

Или это еще одно злое совпадение, что как раз в эту минуту ему приспичило попить?

Я поджимаю губы. Хватаюсь за стакан крепче.

Нужно отвернуться. Сделать вид, что его присутствие для меня — такая же пыль, как и мое для него — минуту назад парой этажей выше. Но не могу заставить себя отвернуться от проклятого зеркала.

На его фоне я просто Дюймовочка.

И это он еще зачем-то немного горбится, опуская голову чуть ниже.

Вынимает руку из кармана.

Тянет.

Касается пальцами моих заплетенных в косу волос. Как будто пробуя их на ощупь.

Меня бьет одновременно негодование и смятение.

Я дергаю головой, отталкиваясь от этого прикосновения.

На секунду кажется, что он отступит. Что поймёт намек и просто уйдет.

Но нет. Только выразительно цыкает.

Я хочу снова подсмотреть в зеркало, но на этот раз ловлю там его взгляд.

Мы стоим так несколько секунд — как два дуэлянта, ни один из которых не решается выстрелить первым.

Он делает еще шаг вперед, при этом продолжая смотреть на меня в отражение.

Теперь так близко, что это отдается жжением в спину, и щекоткой там, где стыдно признаться даже самой себе.

Медленно, почти лениво, снова протягивает руку, но на этот раз не просто касается.

Сжимает косу в кулаке. Прикусывает нижнюю губу, старательно, бескомпромиссно, накручивая волосы на кулак. Один оборот, второй, третий. Тянет ее чуть вниз, окончательно блокируя любую попытку сбежать. Вот так я даже повернуться не могу, чтобы выплеснуть в него остатки сока.

От неожиданности резко втягиваю воздух. Коса натягивается. Чувствую, как тонкая боль расползается от корней волос по коже головы. Тепло его тела буквально вибрирует в воздухе.

Дубровский горбится еще сильнее, но теперь его губы где-то около моего виска.

— Привет, Би, — говорит своим адски тягучим, и сегодня немного простуженным голосом. И почти без паузы: — Прости, Би. Я долбоёбище ебаное.

В первую нашу «встречу», он устроил мне адреналиновый драйв.

Во вторую — играет с моими волосами в долбаное БДСМ.

И так запросто: «Привет, прости».

Я все-таки дергаю головой в надежде вырваться.

У него тут подружка где-то без присмотра, какого черта он творит?!

Но я лучше язык себе откушу, чем произнесу это вслух. Ни единого намека, что не плевать.

— Убери. От меня. Руки. — Говорю четко по словам, как мне кажется — именно с той интонацией, которая нужна, чтобы даже этого придурка заставить послушаться.

Куда там. Вместо этого Дубровский свободной рукой берет меня за плечо, разворачивает к себе лицом.

Прижимает, молниеносно блокируя прямо в воздухе мою занесенную со стаканчиком руку. Чувствую себя марионеткой на шарнирах — гнет и ставит, как ему нужно.

Серебряный взгляд блуждает по моему лицу.

Мой — по колечку в его нижней губе.

— Пойдешь со мной на свидание? — Оттягивает мою голову немного вниз, вынуждая смотреть ему в глаза. — В ресторан, в стейк-хаус, в кино?

— Ты больной?

— Простыл немного, — дергает плечом, и я абсолютно не понимаю, это такая идиотская шутка или он всерьез. Голос-то и правда простуженный.

— Убери от меня руки или я закричу.

— Кричи, — лыбится. — Ты охуенно кричишь.

Я просто реально не знаю, как с ним разговаривать.

Он вообще без тормозов?

Он тут не один! И подкатывает ко мне? Чтобы что? Еще раз трахнуть и отвалить, изваляв в очередной порции своего фирменного презрения?

— Я тебя только для «потрахаться» хотела, забыл? — Сощуриваюсь, заставляя голос звучать максимально язвительно. — Какие свидания? Ты что — залип, Дубровский?

Он едва заметно дергает уголком губ. В этом движении есть что-то темное и острое.

— Ты удивишься, Би, но не только ты умеешь совершать ошибки.

Он чуть сильнее тянет мою косу, накрученную на его кулак, и я чувствую, как накаляется кожа. Моя голова непроизвольно откидывается назад, его наоборот — еще ниже, нос к носу. Его губы пахнут сладкой жвачкой и сигаретами.

— Может, в этот раз тоже ошибаешься? — Я с трудом выдыхаю, запоздало пытаясь вырваться.

Дубровский не отвечает сразу. Он просто смотрит так, что кажется, может видеть меня насквозь. Глубже, чем я хочу позволить, но ему, как обычно, мое «хочу» до одного известного места.

— Может и ошибаюсь, — наконец говорит он. Но звучит это так, будто ошибиться он как раз боится меньше всего.