Ольга Горовая - Любовь как закладная жизни
Бусина отвернулась от него, обхватив себя руками, и медленно поплелась к дивану, на который бросила куртку, когда зашла.
— Извините. — Едва слышно прошептала она, уже не оборачиваясь. — Я, правда, не хотела. Ничего такого…Вы… Вы не просто «кто-то». Вы — все у меня. — Ее плечи вздрогнули, словно бы девчонка очень сильно пыталась подавить слезы. — Я, просто…
Она не закончила. Грустно вздохнула с почти видимой болью.
Вячеслав едва не завыл, почти ненавидя… и себя, и ее.
И понял, что все. Не работают больше для него никакие доводы и отговорки. Кончились все тормоза и ограничения.
— Стой. — Тихо и хрипло, в контраст со своим недавним криком, велел он.
Бусина послушно замерла и глянула на него из-под всей этой массы своих волос.
— Иди сюда, — не сдвинувшись с места, Вячеслав протянул руку в ее сторону, без слов требуя ее ладонь.
Второй рукой сдвинул все со стола перед собой, сгребая в одну кучу и тарелки, и сережки ее, и осколки рюмки, и бумаги какие-то.
Она подошла. Просто. Без вопросов, споров и опасений. Будто это и не он только что орал на нее так, что уши закладывало. Будто даже не догадывалась, на кой ляд он сейчас все в сторону сдвинул. Подошла и вложила свою ручку в его огромную, грубую и нескладную ладонь.
Бог его знает, что именно из этого на него повлияло: ее безоговорочное доверие, вид ее ладошки, такой хрупкой и беззащитной в его огромной лапе (ведь даже не со всей силы сожмет, а сломает, раздавит, и пальчики эти, и всю ее). Или еще что. Но на какую-то долю минуты у него прояснилось в голове. Не до конца, и не полностью выветрив хмель, но все же. Всего на секунду.
Боруцкий потянул ее за эту ладошку, заставив Бусинку подойти ближе, обнял за пояс, очень стараясь не сжимать сильно пальцы. И, резко приподняв, посадил ее на стол напротив себя.
Бусинка всего лишь немного удивилась. И все. Посмотрела на него спокойно, похоже, просто не понимая, чего он хочет.
— Спой. — Заставив себя отступить на полшага, Вячеслав отвернулся. — Спой мне.
— Спеть? — Кажется, она растерялась. — Что?
Ему было без разницы. Хоть гимн, лишь бы она начала петь, лишь бы хоть что-то сделала, нарушив тишину.
Правда, Вячеслав не имел понятия, поможет ли это ему оклематься или, наоборот, погубит их обоих окончательно. В эту минуту он мог сказать только то, что еще чуть-чуть подождет. Может, даст допеть ей песню, а может — и нет, повалит на стол и…
Он схватил пачку с сигаретами и вытащил одну. Сжал зубами, пока не зажигая. Зажигалка лежала слишком близко к ней. У самого бедра, если он протянет руку… Пальцы сожмут тело, а не пластик.
— Спой! — Снова приказал он, сжав пальцы на спинке кресла, и подтащил то к столу, чтоб сесть напротив нее. — Хоть то, про висок, и стаю какую-то. Я не помню. Без разницы!
Выдержки хватало лишь на рубленные, отрывистые фразы. Смотреть на нее он себе не позволял, зная, что не сдержится.
Агния помолчала только секунду. И это, наверное, было хорошо. А потом кашлянула, будто у нее першило в горле.
Его как камнем шибануло, и Вячеслав впервые за вечер со стороны глянул на свой кабинет. Здесь же продохнуть от дыма нельзя было. И курить не надо, вон, сколько никотина в воздухе. Он развернулся и дернул створку форточки, чтобы хоть немного проветрилось. По лицу потянуло холодным и влажным свежим воздухом. Только в голове яснее не стало. И жара желания не пригасило, ни на каплю.
И тут Агния запела. Именно то, что он попросил. Только Вячеслав тут же проклял в душе такую идею.
— «А напоследок, я скажу:
прощай, любить не обязуйся…»
Он развернулся, снова упрятав кулаки в карманы. Так и продолжая сжимать незажженную сигарету в зубах. Сделал шаг в ее сторону, ощущая, как ломит шею от напряжения.
Она сидела там, куда он ее усадил, закрыв глаза. И пела. Без музыки, без всей этой хрени, что создавало ей ауру таинственности и манило, когда Бусинка пела на сцене. А он все равно хотел ее до ломоты в костях сжатых кулаков.
Блин! И какого хрена он сдерживается, спрашивается?!
Боруцкий дошел до кресла и рухнул в то. Втянул воздух сквозь стиснутые зубы. И, подобно ей, закрыл глаза, стараясь просто слушать.
Он опустил одну руку на стол, когда она замолчала, кажется, закончив эту песню. Совсем рядом с ее бедром. Так, что грубый наружный шов джинсов даже немного давил на кожу. Так, что ощущал тепло ее тела.
Но ничего не сказал. И глаза не открыл.
Агния молчала недолго. И не спрашивала ничего. Просто начала петь другую песню. Хорошо, он позволит ей допеть и эту.
Когда закончилась и эта песня, Боруцкий опустил вторую руку с другой стороны. Будто запирая Бусинку в этом замке своих рук. Но и теперь не коснулся.
Он подождет еще чуть-чуть. Еще одну песню.
Она продолжила петь.
Воздуха из форточки, определенно, было мало, чтобы охладить и проветрить эту комнату. Чтобы выветрить дурь из его мозгов и вожделение из тела. Водка заставляла бурлить кровь. Только голова вдруг начала казаться такой тяжелой.
Когда именно он наклонился, упершись пылающим лбом в ее колени, Вячеслав уже не помнил. Он только понимал, что изо всех сил старается не дать себе коснуться ее. Что сжимает кулаки за спиной Бусинки, не позволяя своим пальцам сжать ее бедра, чего хотелось просто безумно.
А потом, кажется, уже засыпая, он ощутил прохладное и нежное, легко-легкое прикосновение ее ладошки к своему затылку. Рука Агнии прошлась по его волосам, кажется, даже не смяв те. Погладила его шею, погнав дрожь по спине Вячеслава. А затем эти пальцы снова поднялись и стали поглаживать его виски, затылок, макушку в такт неслышной музыке, под которую она пела все новые и новые песни уже без его просьб.
Наверное, она решила, что он спит.
А вот сам Вячеслав не знал — спит, бредит или бодрствует. А может это та самая «белка», прихода которой Боруцкий так опасался в начале вечера. Но подниматься, вставать, хоть как-то двигаться — не хотел. Он вдруг понял, что ни за что на свете не помешал бы сейчас ей гладить его голову. Словно эти легкие касания успокаивали и усмиряли то дикое и темное, что вертелось у него в мозгу, подогретое алкоголем. То, что так хотелось, но что нельзя было делать. Что могло бы сломать и растоптать ее. Его Бусинку.
Только его ладони, все-таки дернулись, и пальцы переплелись за ее спиной, когда он обнял ее, так и не подняв лица с колен Агнии.
Не имел Боруцкий понятия и о том, сколько просидел так. Может час. А может и полночи. Мысли спутались, окончательно сдавшись на волю дурмана алкоголя и запаха этой девчонки, которая сводила его с ума. И он, наверное, все-таки уснул в итоге.
