Ольга Горовая - Любовь как закладная жизни
— Заходи. — Он распахнул входные двери и, не особо заморачиваясь церемониями, тут же пошел назад, чтобы иметь возможность наблюдать за сном жены, пусть и из кухни.
Константин прошел следом за ним. Ничего не спрашивая, вроде мельком осмотрелся, но Боруцкий не сомневался — увидел и запомнил все мелочи и детали, не того сорта Соболь был человеком, чтобы что-то не заметить или пропустить.
— Насколько все плохо? — Константин глянул на стойку для капельницы, сейчас задвинутую в угол.
Боруцкий сел на свое прежнее место и снова принялся крутить в пальцах пустую рюмку.
— Он ее на наркоту подсадил, — коротко бросил он.
Соболев ругнулся.
— У меня врачи есть. Хорошие. Если надо. — Не ожидая приглашения, Константин сел на стул, стоящий напротив.
— Пока справляемся. Спасибо. Если что — обращусь.
Соболев кивнул.
— Ты же из-за наркоты с ним и поцапался? — Уточнил он. — Сколько ты его, четыре года сюда не пускал? Больше?
Вячеслав сильнее сжал пальцы, вновь ощутив острый укол вины.
— Что ж, логично, что он так решил отомстить, — нейтральным тоном продолжал рассуждать Соболев. — Видимо, поняв, что тебя не убил, и рано или поздно ты все равно за женой придешь, Виктор решил так отомстить, за то, что ты его сюда с наркотой не пускал. У Шамалко же весь восток страны под контролем. Он контролирует поставки и транзит наркотиков и здесь?
— Контролировал здесь. И на юге, — согласился Вячек, понимая, что Соболев не на нервах его играет, а продумывает, как бы больнее Виктора зацепить. — Сейчас, только на юге. Я, как только смог, с Мелешко побазарил, мы с ним туранули людей Виктора отсюда, вернули старые схемы.
— Сам хочешь это держать? — Константин с интересом глянул на него.
Вячеслав мотнул головой.
— Мне не до того. Пусть Мелешко и держит все пути. Лишь бы не эта падла.
Соболев кивнул.
— Так, ладно. Я с Шамалко поговорил еще ночью, как только он с претензиями звонить начал. Объяснил, что нечего было в семью лезть. — Боров хмыкнул, не поднимая глаз от рюмки. — Он поутих. Сам понимаешь, зная характер Виктора — что-то уже задумал. Наш план не меняется. Я почти договорился насчет Картова.
— Так и хочешь руками охранника его убрать? — Боруцкий прервал Константина.
— Да. Есть желание подставить Дмитрия по всем позициям. Ударить тем, на кого он больше всего привык рассчитывать.
— Я тут, пока в столице бродил, кое с кем переговорил, насчет этого. И знаешь, Соболь, у меня человек есть, проверенный, надежный. Он лезть не будет. Так, подстрахует. Сам понимаешь, от непрофессионалов всегда куча мороки.
Константин раздумывал пару секунд.
— Хорошо, — кивнул он в итоге. — Давай своего человека, на подчистку. Тут я с тобой спорить не буду. Значит, как только я все полностью решу, наберу тебя, передашь детали. Потом, я во время всего этого, минимум на месяц, уеду. Сам понимаешь, мне надо кристально чистым выглядеть.
Он даже не спорил, все и правда понятно. Сам напоминал Соболю, что своими руками тот Картова убить — не имеет права. Не тот уровень. А вот Вячику плевать на это было. Он Шамалко пальцами на части раздерет. Сам. Лично.
— И кто у нас теперь Президентом будет? — Поинтересовался он у Кости.
Соболев усмехнулся.
— Знаешь, подумав, я решил, что меня и в нынешнем составе руководство страны устраивает. Да и люди, которым я намекнул на это, со мной согласились. Разумные доводы — лучший способ убеждения.
— Представляю. — Внимательно прислушиваясь к тишине в соседней комнате, согласился Боров. — Да и, Президент, небось, не спешил с тобой спорить.
— А кто ж откажется продлить мандат. — Соболев развел руки. — Теперь по Шамалко. Думаю, в первое время после того, как мы Картова уберем, он расслабится. Я дал ему понять, что конкурентов у него скоро не будет, и что Дмитрий мне за попытку убийства Карины должен. Ему я счетов не выставлял. Да и уверил, что заинтересован, хоть и с тобой дела рвать не собираюсь. Потому, разбираться надо будет в первый месяц после этого. Я могу нанять…
— Нет. — Вячеслав тяжело глянул прямо на Константина. — Я не шутил, Соболь. Он мой. Весь. Со всеми потрохами. От помощи я не отказываюсь, сам понимаю свой уровень. Но я лично его убью.
Давя злобу, Боров поднялся, заканчивая разговор, подошел к шкафу и достал вторую рюмку.
Вернулся. Поставил ту перед Соболем.
Константин молча поднял бровь.
— Я сына поминать собирался. Присоединишься? — Скручивая крышку с бутылки, ровным голосом уточнил Вячек.
Соболев выпрямился на стуле. Кивнул.
— Сына?
— Агния была почти на пятом месяце, когда… — Боруцкий сжал зубы и умолк. Плеснул водки себе. Соболеву. — А я, дурак, с ней об имени спорил. — Глядя на гладкую поверхность прозрачной жидкости, горько усмехнулся он. — Туфта это все, Соболь. Вообще не важно.
Боруцкий выдохнул и одним движением опрокинул стопку в себя.
Соболев промолчал. Поднялся только. И так же молча глотнул содержимое своей рюмки.
Отставил, как-то задумчиво и собранно глянул на Боруцкого.
Но Вячеслав не успел поинтересоваться, в чем дело. Агния проснулась. И ни звука не издала вроде, но Вячеслав это будто кожей почувствовал. Ничего не объясняя, он быстро пошел в спальню, закрыв за собой дверь.
Агния лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку. Свернулась комочком, сжалась, подтянув к себе и руки, и ноги. И глубоко дышала, медленно делая сначала выдох, потом вдох.
Боруцкий тихо подошел и встал на колени у кровати, собрал ее волосы на затылке, нежно поглаживая.
— Бусинка моя. — Наклонился и провел лицом по ее щеке, шее. — Ты как? Позвонить Лехе?
— Вячек, люблю тебя.
Она резко повернулась и обхватила его за плечи, чуть ли не вцепилась. И смотрела так. Боруцкий замер, не зная, как реагировать. В ее глазах снова появился тот же лихорадочный блеск. И дышала она уже тяжело, быстро, словно задыхаясь. И это признание, оно было не таким, как всегда, когда она ему говорила о своих чувствах. Каким-то надсадным, вымученным, тяжелым.
— Я знаю, девочка моя. — Стараясь не подавать виду, что у него мороз пошел по позвоночнику от этих слов и ее взгляда, Вячек наклонился и прижался губами к виску жены.
— Нет, Вячек. Ты не понимаешь. — Она еще сильнее сжала пальцы, чуть ли не надрывая ткань его сорочки. — Я, ведь, больше всего люблю тебя. Я же знаю это. Я же помню. Я же молилась о том, чтоб ты только живым остался. Что угодно за это отдать была готова. Сама умереть… — Она говорила хрипло, облизывая сухие губы, которые начали шелушиться. Он даже с болью увидел, что уголок нижней треснул, и там запеклась капелька крови.
