Керстин Гир - Я сказала правду
– Да, я знаю. Я просто хотел справиться, как у вас дела.
– Но если бы я умерла...
– Но ведь могло же быть и такое, что вы приняли недостаточно таблеток, – сказал Адриан; теперь голос у него звучал немного раздраженно. – Или вас могли вовремя обнаружить.
– Но... – начала я.
– Никаких «но», ребенок! – в силу привычки прошипела мама из-за двери.
– Гонорар в любом случае получу я, – произнесла я. – Это хотя бы мой баланс обратно в плюс выведет.
– Хорошо, – согласился Адриан. – Значит, это мы прояснили. Все остальное обсудим позже.
Мне не хотелось, чтобы он клал трубку.
– А вы бы пришли на мои похороны? – спросила я тихо.
– Я бы послал венок, – ответил Адриан и повесил трубку.
Дорогой Гарри!
Извини, пожалуйста, за опоздание, у меня просто было слишком много хлопот в связи с подготовкой к самоубийству. Вот наконец обещанные два четверостишия для юбилейного сборника, который ты готовишь на серебряную свадьбу родителей:
Алекса хочет богача, холла хи, холла хо,
И Фред не смог дать стрекача, холла хи-ха-хо.
Машина, собака, дом и дети, холла хи, холла хо,
У нее есть все на свете, холла хи-ха-хо.
Чу, у других дела получше, холла хи, холла хо,
И Алекса Фреда дрючит, холла хи-ха-хо.
А у него еще к тому же проблемы с простатой, холла хи, холла хо.
Как хороша жизнь, не правда ли, холла хи-ха-хо.
С наилучшими пожеланиями в ре-мажоре, твоя кузина Герри.
Р.S. Прости, что сказала тебе, что, если наесться мыла, можно полететь. Но я тогда еще сама была маленькой и никак не могла знать, что через несколько лет ты, придурок, натаскаешь мыла из туалетов и нажрешься его. Тебе ведь было уже девять, когда ты – основательно подкрепившись мылом – спрыгнул с крыши гаража дяди Густава. По правде говоря, я до сих пор иногда задаюсь вопросом, как ты при столь вопиющей тупости сумел подняться до высокой должности специалиста в области экономики и организации производства.
12
Мама отпустила меня вскоре после обеда, когда отзвонились последние из ее сестер, партнерш по игре в бридж и тетушек. (Насколько я помнила, никому из них я писем не писала, но чего уж там – я попросила прощения у всех.)
И хотя за это время моя мама как минимум трижды прошествовала мимо меня (например, в туалет), она на меня не смотрела и больше со мной не заговаривала. Она лишь время от времени шипящим шепотом давала различные указания из-за двери. Ни пить, ни есть она мне не дала.
После окончания занятий в школе позвонила моя сестра Лулу:
– Вот это да, что это ты делаешь дома? Я думала, мама тебя на порог больше не пустит.
– К сожалению, пустила, – сказала я.
– Ладно, раз уж я на тебя нарвалась, слушай, что я тебе скажу. Во-первых, хорошо, что ты жива. И во-вторых, твои подозрения насчет Патрика не подтвердились.
– Ну и, слава богу.
– Да, – проговорила Лулу. – Патрик никакого отношения не имеет к тому типу, которого ты тогда подцепила...
– OtboyniymolotokЗ1.
– Да, этот извращенец... так вот, между ними нет ничего общего.
– Ага, только внешность, – кивнула я. – Наверное, они астрологические близнецы, такое иногда бывает.
– Чепуха, – сказала Лулу. – Ты просто что-то спро-е-ци-ро-ва-ла на Патрика! – Когда Лулу использовала в разговоре со мной заимствования, она всегда произносила их очень медленно. – Otboyniymolotok! Вечно ты выбираешь каких- то невообразимых типов. Да еже в Интернете! Я тебе сразу сказала, что там сидят одни только чокнутые и извращенцы. Ну-ка, позови маму к телефону, мне нужно кое-что с ней обсудить.
– Ладно, только недолго, бабушка Элсбет еще не звонила. Я не знаю, за что, но я должна буду срочно перед ней извиниться.
Перед своей мамой я тоже извинилась.
– Мне очень жаль, мама, – произнесла я, когда мы не смогли больше никого вспомнить, кто еще не позвонил.
– Со мной у тебя этот номер так просто не пройдет, – заявила мама. – Ты должна думать, прежде чем что-то делать.
– А если бы я сейчас была мертва? – спросила я.
– Было бы не лучше, – сказала мама.
Мда, спасибо и на этом.
Перед тем как уйти, я поискала папу и нашла его в саду. Он высаживал цукини на грядку.
– Папа! Ты тоже больше со мной не разговариваешь?
– А о чем ты хочешь поговорить, дочка? – Его лицо все еще сохраняло прежнее каменное выражение. – Приятного мало, ты согласна?
– Я никому не хотела причинить боль.
– Это просто смешно! – неожиданно закричал он на меня. – Как это ты хотела лишить себя жизни, никому при этом не причинив боли?
– Я думала, вас это не заденет так сильно... – Глупо, но по щекам у меня опять заструились слезы. – В последнее время дела у меня шли неважно, папа. Не только вы по-другому представляли себе мою жизнь – я тоже никогда не думала, что получится вот так! И потом, у меня есть определенная склонность к неврозу, и... хотя я боролась и пахала, как вол... в конце концов, у меня остался только один выход.
– Не всегда в жизни у нас все получается так, как мы себе представляли. – На лбу у папы вздулась вена, которая появлялась там, только когда он проигрывал в теннис. – Я тоже себе и представить не мог, что моя младшая дочь когда-нибудь попытается лишить себя жизни.
– Как я уже сказала, я никому не хотела причинить боль, – откликнулась я.
Мой отец сжал губы.
– По правде говоря, я ни по кому из вас скучать бы не стала! – вдруг выпалила я. А, ну вот, опять мое склочное подсознание себя проявило. – Все равно, что я ни сделай, вам все не так. Вы же стыдитесь моего цвета волос и моей профессии, вы стыдитесь того, что я все еще не нашла себе мужа. Я знаю, что вообще-то должна была родиться мальчиком. Вы четыре раза хотели сына, а получали «всего лишь» дочку. С каждым разом ваше разочарование становилось все больше. Но ведь никто не получает именно такую жизнь, какую хочет, правда? Человек должен довольствоваться тем, что у него есть.
Меня охватила такая ярость, что я даже перестала плакать. А мой отец, очевидно, был так поражен, что не смог ничего возразить.
– Ну, по крайней мере, теперь у тебя есть внуки, – добавила я, развернулась и ушла.
– Смотри, кто здесь у нас, – сказала Чарли, открывая мне входную дверь.
Этим кем-то оказался Оле.
Он смотрел на меня очень серьезно, насупив брови, так что они сходились на переносице. Никогда прежде я не видела, чтобы у него был такой взгляд. Обычно он смотрел на меня, словно я была младенцем Иисусом – никак не меньше: широко раскрытыми блестящими голубыми глазами.
