Хелен Филдинг - Дневник Бриджит Джонс
Девицы в ужасе глянули на меня, прикрыв руками рты.
– Мы это не про вас… – пробормотали они.
Боюсь, такого я не выдержу.
Суббота, 9 сентября
57 кг (огромное преимущество новой работы – нервное перенапряжение), алкоголь: 4 порц., сигареты: 10, калории: 1876, время, затраченное на воображаемые разговоры с Дэниелом: 24 мин (отлично), время, затраченное на повтор разговоров с мамой, чтобы хотя бы в воображении выйти победителем: 1 ч 34 мин.
11.30. Чем я думала, когда дала маме ключи от своей квартиры? Впервые за полтора месяца я начинала выходные без желания разрыдаться и бессмысленно уставиться в стену. Закончилась первая неделя на работе. Я уже начала было думать, что все как-нибудь поправится и, может, еще не факт, что меня съест овчарка, – и тут врывается мама со швейной машинкой в руках.
– Боже правый, чем это ты занимаешься? – протрещала она с порога.
Я с помощью шоколадки взвешивала сто граммов хлопьев себе на завтрак (просто гирьки для весов у меня в унциях, а подсчет калорий ведется в граммах).
– У меня новости, доченька! – Она принялась хлопать дверцами шкафчиков.
– Что такое? – я стояла перед ней в носках и пижаме и слюной пыталась оттереть тушь под глазами.
– Малькольм и Элейн решили отмечать рубиновую свадьбу в Лондоне, двадцать третьего, так что ты сможешь прийти и пообщаться с Марком!
– Не хочу я общаться с Марком, – сквозь зубы произнесла я.
– Но он такой умный, Кембридж закончил. Сделал состояние в Америке…
– Никуда я не пойду.
– Ну хватит, доченька, не начинай, – так она говорила со мной, когда мне было тринадцать. – Марк закончил ремонт дома в Холланд-Парк и устраивает праздник для родителей там. Шесть этажей. Обслуживание заказано специальной фирме… Что ты наденешь?
– Ты пойдешь с Жулиу или с папой? – спросила я, чтобы ее прервать.
– Ой, доченька, пока не знаю. Может, с обоими, – сказала она своим особым голосом с придыханием.
– Это невозможно.
– Ну мы же с папой остались друзьями, доченька. И с Жулиу мы тоже просто дружим.
Р-р-р. Р-р-р-р-р. Не выношу, когда она такая.
– В общем, я передам Элейн, что ты с радостью придешь, договорились? – Она снова взяла в руки загадочную швейную машинку и направилась к двери. – Я полетела. Пока!
Не допущу, чтобы меня опять тыкали под нос Марку Дарси, как тычут младенцу ложку с пюре из репки. Попрошу политического убежища, уеду из страны.
20.00. Иду в гости. Теперь, когда я опять одна, «остепенившиеся» наперебой приглашают меня на ужины по субботам. Каждый раз меня усаживают напротив очередного холостого мужчины. Один другого кошмарнее. Конечно, приятно, что друзья обо мне заботятся, и я оч. им благодарна, но все это, мне кажется, лишь подчеркивает мою никчемность и одиночество. Правда, Магда все время напоминает, что быть одинокой куда лучше, чем иметь сексуально невоздержанного и подлого мужа.
Полночь. О боже. Все суетились вокруг моего «коллеги» (тридцать семь лет, недавно развелся с женой, образец высказывания: «Только подумайте: этот неудавшийся джазмен Клинтон понравился им больше старины Буша!»).
– Не понимаю, какие у тебя проблемы, – обращался к нему Джереми. – Мужчины с годами становятся только привлекательнее, это женщины дурнеют. Так что все двадцатидвухлетние девицы, которые и в сторону твою не смотрели, когда тебе было двадцать пять, теперь на шею тебе станут вешаться.
Я сидела опустив голову и вся дрожа от негодования. Как они могут говорить о женщинах словно о залежалом товаре? Неужто жизнь представляется им музыкальной игрой со стульями, в которой девушки, оставшиеся без стульев (= мужчин) к моменту окончания музыки (= когда им переваливает за тридцать), оказываются в проигрыше? Ха! Никаких!
– Полностью согласна! Куда лучше встречаться с тем, кто тебя моложе! – весело воскликнула я. – От мужчин за тридцать мухи дохнут, до чего у них полно комплексов. Думают, каждая вторая норовит их на себе женить. Меня теперь интересуют исключительно молодые люди, которым слегка за двадцать. И у них куда лучше с… ну, понимаете…
– Правда? – как-то уж слишком оживилась Магда. – В чем…
– Конечно, тебя-то они интересуют, – перебил Джереми, свирепо глянув на нее. – Но интересуешь ли ты их, вот вопрос.
– Хм, прошу прощения. Моему нынешнему другу двадцать три, – с милой улыбкой произнесла я.
Все потрясенно замолкли.
– Что ж, раз так, – ухмыляясь, заявил Алекс, – приводи его на ужин в следующую субботу, договорились?
Скотина. Где я найду двадцатитрехлетнего идиота, который пойдет со мной на ужин к «остепенившимся», вместо того чтобы нажираться экстази в клубе?
Пятница, 15 сентября
57 кг, алкоголь: 0, сигареты: 4 (оч. хор.), калории: 3222 (бутерброды в поездах жутко калорийные), время, затраченное на репетицию речи, которую произнесу, увольняясь с новой работы: 3 ч 30 мин.
Уф. Ненавистная планерка с тираном Финчем.
– Так. Туалеты в «Хэрродс» по фунту за пописать. Берем «Туалеты мечты». В студии берем Фрэнка Скиннера и Ричарда Роджерса. Берем меховые кресла, у подлокотников экраны, кругом туалетная бумага. Бриджит, тебе – безработная молодежь, борьба с халявщиками. Берем север. Берем безработную молодежь. Слоняются без дела, жалуются на тяжкую жизнь.
– Но… но… – я потеряла дар речи.
– Пачули! – заорал он. Лежавшие под столом собаки очнулись и стали с лаем скакать по комнате.
– Чего? – раздался сквозь гавканье голос Пачули. Она была одета в вязаное платье с оранжевой нейлоновой блузкой поверх и мягкую соломенную шляпу с большими полями. То, что носила я в девятнадцать лет, может показаться умопомрачительно смешной шуткой.
– Где мы про безработный молодняк снимаем?
– В Ливерпуле.
– В Ливерпуле. Отлично, Бриджит. Съемка будет у аптеки «Бутс» в торговом центре. Эфир в пять тридцать. Найди нам шестерых безработных.
Когда я уходила на вокзал, Пачули небрежно бросила мне вслед:
– Бриджит, это, ну, не Ливерпуль, а Манчестер, лады?
16.15. Манчестер
Кол-во обнаруженных безработных: 44, кол-во безработных, согласившихся на интервью: 0.
Поезд Манчестер – Лондон, 19.00. Уф. К 16.45 я дошла до истерики, бегая среди цветочных клумб и кидаясь на каждого встречного:
– Пс-стите, у вас есть работа? Извиньте. Пасиб!