Развод в 45. Я не вернусь (СИ) - Невинная Яна

Пусть я приложила руку к преображению школы, всё равно до сих пор не могла поверить, что проделала весь этот путь. Путь от сокрушительного унижения в прошлом. До этого светлого дня, когда вокруг звучал детский смех, а в глазах деревенских жителей я видела благодарность.

Но, когда рядом уверенно остановился Торопов, а его теплая ладонь легла мне на спину, и уж тем более когда он улыбнулся, я поняла, что всё это реальность.

Всё по-настоящему.

И этот день. И эти люди. И наши достижения.

И этот человек, который стал мне близок за короткое время и доказал, что мужчинам в принципе можно доверять. Что не все такие, как мой муж.

И что в сорок пять женщина не просто доживает свой век.

В сорок пять жизнь только начинается.

Я свободна, полна энергии, я могу выбирать, решать, я открыта новому, и я просто могу делать то, что хочу.

А сейчас я хотела быть здесь и радоваться тому, чего мы достигли.

– Нервничаешь? – спросил Фёдор тихо, наклоняясь так близко, что я почувствовала будоражащий аромат его парфюма.

– Немного, – призналась я, смущенно опуская глаза, но тут же поднимая их снова, чтобы поймать его взгляд. – Не верится, что мы успели.

– Это всё благодаря тебе, – улыбнулся он, и в глазах вспыхнули теплые искорки.

– Ну что ты? – махнула я рукой. – Все работали, все старались.

– Не преуменьшай свои заслуги, – покачал он головой. – Ты всех объединила вокруг себя, а меня, упрямого дуболома, переубедила, что школу нужно спасать.

– Ну, не очень-то ты упрямничал, – пошутила я, благодарная за то, что он своими шутками поднимает мне настроение.

Своих заслуг я не отрицала. Да, я много сделала для того, чтобы инициативная группа занялась ремонтом школы и успела до первого сентября. По своим связям я сумела подобрать приличных учителей, а также собрала тех, кто уже работал в этой школе, и они с радостью вернулись.

Фёдор улыбнулся мне снова, подбадривая, после чего я выдохнула и поднялась по ступенькам на крыльцо, ощущая, как легкий осенний ветерок играет с непослушными прядями моих волос. Оглядела собравшихся детей и их родителей. Нарядные, с бантами и в галстуках, они сжимали в руках пестрые букеты и радовались теплому деньку и началу учебного года.

На меня устремились десятки глаз.

Раиса по-дружески махнула мне рукой с заднего ряда. Отец, стоящий рядом, кивнул с одобрением, а Егор просто поддержал улыбкой. Все они тоже заслужили минуту славы, потому что принимали активное участие в восстановлении школы.

Когда директор школы, по совместительству учитель истории, Анна Валерьевна, объявила мое имя, я сделала шаг вперед и взяла в руки микрофон. По сигналу директрисы бравурная музыка стихла. Толпа затаила дыхание.

Я набрала в легкие воздуха и сказала то, что хотела, а закончила речь напутствием:

– Спасибо, что доверили мне вашу школу. Я поздравляю всех с началом учебного года и хочу сказать от всей души: в добрый путь!

Раздались громкие аплодисменты, снова зазвучала музыка, праздник продолжился. Торопов общался со спонсорами, и я пошла вдоль толпы, чтобы подойти к родне.

Вспышки фотокамер, крики детей, буйный говор толпы. Всё это слилось в радостный шум. И только когда шум немного стих и я отошла в сторонку, неожиданно увидела их.

Чуть поодаль, возле раскидистой березы, у забора, стояли Алексей и Алина, две фигуры, так резко выделяющиеся на фоне всеобщего веселья своими серьезными, даже хмурыми лицами.

Сердце чуть не остановилось, совершив кульбит. Испуг, изумление, радость… Я не знала, что чувствую. Просто не понимала. Одно знала точно – а их сюда не звала, а значит, они оба приехали по собственной воле. Либо по приглашению отца.

Но зачем?

Неужели хотят испортить мне праздник?

Или, наоборот, решили пойти на мировую и поздравить меня? Поддержать?

Комкая концы банта своей блузки, я разглядывала обоих. Алексей выглядел постаревшим лет на десять: ссутулился, похудел, а во взгляде, который раньше был таким уверенным, теперь читалась лишь усталость и какая-то обреченность, что ли.

Алина, такая бледная, такая хрупкая, держалась рядом с отцом, и в ее широко раскрытых глазах было столько боли и стыда, что я невольно потянулась к своему ребенку, чувствуя, как в горле комом встает жалость.

На мгновение всё внутри болезненно скрутилось, даже пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

И я вдруг вспомнила, как сидела в зале университета, а эти двое предателей блистали на сцене. Тогда рухнули все мои надежды. Тогда казалось, что жизнь кончена. И осталось только горечь и разочарование.

Но теперь я стала другой. Сильнее, мудрее, свободнее. Я справилась, а они приехали сюда и стояли теперь с таким видом, будто ждали от меня хотя бы крохотного сигнала, чтобы пойти навстречу и поздороваться.

Сделав несколько неуверенных шагов в сторону Алексея и Алины, я чувствовала, как учащенно бьется сердце. Алексей вдруг вытащил руку из-за спины и протянул мне протянул скромный букет из осенних астр, его брови сдвинулись, лицо застыло в неуверенной гримасе.

– Мы... решили тебя поздравить, – произнес он глуховато, избегая прямого взгляда. – Школа... ты тут много сделала.

Алина стояла, опустив глаза, ее пальцы нервно перебирали край кофты. Но, когда она наконец подняла взгляд, в ее глазах Лидия увидела самую искренность и трогательность маленькой девочки, которая доверчиво прижималась ко мне и называла мамой.

– Ты молодец, мам... – прошептала дочь слабым голосом, но глаза ее говорили больше слов. В них было столько боли, столько раскаяния и затаенной надежды, что у меня невольно защемило в груди.

Приняв цветы, я почувствовала, как глаза наполняются слезами. И в этот момент я вдруг осознала, что не могу больше держать зла на людей, которые сделали ко мне первый шаг.

– Спасибо, что приехали, – спокойно ответила я.

И нет, не могу сказать, что я полностью простила их и забыла всё, что они сделали, но с души словно камень свалился. И я решила не носить в себе больше гнева, обиды и сожаления. Потому что эти чувства причиняли мне больше боли и страданий, чем тем, кто их вызвал. Потому что жить без камня на душе проще, чем носить его годами.

Алина неожиданно сделала шаг вперед и робко обняла меня. Этот неуверенный, почти детский жест растрогал еще больше. Я машинально погладила дочь по спине, прикрыв глаза и ощущая, как та дрожит.

– Всё будет хорошо, – проговорила я, когда отстранилась и убрала влажные прядки с лица дочери.

И поняла, что действительно в это верю. Пусть наша семья разрозненная, пусть мы с Алексеем никогда не будем вместе, но он остается отцом моих детей. Если он хочет поддерживать с ними отношения, я препятствовать не буду. Если он, конечно, будет в ответ вести себя так же достойно.

Как раз подошел Егор в сопровождении отца, и хоть последний смотрел хмуро, в неуверенном топтании сына на месте я увидела желание поговорить с близкими, связь с которыми порвалась. Чувствуя себя миротворцем, я просто улыбнулась сыну, и тот подошел ближе, протянул отцу руку, с Алиной просто поздоровался.

Разговор сначала был неловким, а потом… А потом оказалось, что нам много что нужно друг другу сказать. Алина отвела Егора в сторонку, расспрашивая о лагере и о том, когда он вернется домой, ведь ему тоже нужно идти в школу. У Алексея были те же вопросы, и, как бы мне ни хотелось обойти эту тему стороной, пришлось поговорить об этом.

– Вы вернетесь домой? – спросил Алексей, рыская по сторонам глазами, будто боялся, что подойдет Торопов и прогонит его от меня.

Но я знала, что он подойдет только в случае опасности, а пока, при всем честном народе, Алексей ничего бы мне не сделал.

К тому же это было проявлением доверия со стороны Фёдора. Он прекрасно понимал, что у меня есть прошлое, как оно и у него, и не стал бы вмешиваться без надобности.

– Конечно, мы вернемся, – проговорила я, – но надо понять, где нам жить. Ты же понимаешь… Мы не можем жить на одной территории.