Плохие парни оставляют раны (СИ) - "Айнави"

— В прошлом году, — отвечаю, продолжая хмуриться, — в сентябре, вроде, — уточняю я. Вот ведь, сама точно не помню.

— В сентябре, — кивает Лёша. — Вот только я про нормальный отпуск спрашиваю. В прошлый раз ты проторчала здесь, ругаясь то со своей сбрендившей мамашей, то со мной. Так, когда? — повторяет вопрос.

Открываю рот, чтобы ответить, но… понимаю, что последний раз была в настоящем отпуске ещё с Кириллом — в марте девяносто шестого, когда мы в очередной раз пытались склеить наш разваливающийся на куски брак.

— Что и требовалось доказать, — удовлетворённо изрекает Лёша. — Так что идея отличная.

— Но…

— Упрямая девчонка, — досадливо морщится Алексей, — хоть раз можешь не спорить? — продолжает, не дожидаясь моего ответа: — Вер, ты столько дерьма со мной расхлебала за эти годы. Ведь если б не ты, я бы сдох тогда в девяносто шестом или спился, — усмехается горько. — А я только недавно и понял, что ни разу даже спасибо тебе не сказал. Вот считай, что говорю, — он улыбается мне, накрывает пальцами мою ладонь. — И я же тебе обещал, помнишь?

Смотрю на него — взрослого мужчину, много пережившего, а он улыбается как когда - то давно, так давно, что кажется то в другой жизни и было. Я помню, конечно, помню. Я вообще помню всё, что с ним связано. И тот вечер в начале марта девяносто второго. Они со Светой только - только в Красноярск переехали. А я последний год в университете доучивалась. И заглядывала к ним частенько, посидеть с Полей, пока Лёша по подработкам мотался, а сестра вела занятия в школе во вторую смену. Иногда оставалась ночевать, когда в общаге совсем есть было нечего: мизерной стипендии мне и на неделю не хватало, а заработать репетиторством удавалось редко. Алексей постоянно повторял, чтобы я до конца учёбы переезжала жить к ним. Говорил, что тарелку супа и бутерброд с маслом всегда для меня найдёт, и вообще в такое сложное время нужно держаться вместе. Но мне было неудобно навязываться ему, да и неловко: он воспринимал меня кем - то вроде младшей сестры, а я… конечно, я уже не смотрела на него по - щенячьи влюбленным взглядом как в тринадцать. Если я чему - то и научилась к двадцати трем годам, так это филигранно прятать своё неуместное чувство к мужу старшей сестры. Вот только избавиться от него так и не смогла, хотя пыталась и не раз, встречаясь с другими мужчинами.

В тот вечер Света пришла с работы во взвинченном состоянии. Причину не объяснила, впрочем, как и всегда: просто отругала сначала Полину, потом и мне досталось, когда я вступилась за племянницу. Позже, пока я читала Поле на ночь, она скандалила на кухне с Лёшей. Вернее, она ему выговаривала в сотый раз из - за нехватки денег, он же молча выслушивал её, а я жалела, что решила остаться на ночь, попутно отвлекая племяшку разговорами и книгой. Потом привычно хлопнула дверь в спальню, Поля уснула, и я вышла на кухню. Алексей пил чай, устало сгорбившись за кухонным столом, на холодильнике еле слышно бормотал включённый телевизор. В такие моменты я злилась на сестру, почти ненавидела её за то, как она относилась к Алексею. Он не заслуживал её нелюбви. Да, денег не хватало на все её хотелки, но они у неё всё же были, благодаря тому, что он крутился как мог: ни Свете, ни тем более Полине не приходилось неделями есть одни макароны, как, например, мне и моим соседкам по общаге.

Я помню, как подошла к Лёше, положила руку ему на плечо, чуть сжав пальцы. Говорила ему какие - то ободряющие слова, оправдывая поведение сестры и стараясь поддержать его. Он лишь усмехался в ответ. Лёша никогда и никому не позволял себя жалеть. Вот и тогда встал, попутно усадив меня на стул, приготовил мне чашку чая: и мы просто сидели почти в тишине и полумраке, разбавленном лишь свечением экрана телевизора. Рядом с ним я часто чувствовала себя неловко — он же муж моей старшей сестры, а я любила его совсем не по - родственному. И я боялась, как же я боялась, что однажды кто - то из них догадается о том, что я так тщательно скрывала, прятала в самом дальнем уголке своей души. Но в то же время мне всегда казалось, что именно рядом с ним моё истинное место. И пусть я только и могла, что изредка прикасаться к нему, обнимая при встрече или целуя в щёку на прощание: в каждое из таких мгновений я чувствовала себя по - настоящему живой, и, пожалуй, счастливой.

Мы молчали. Я бросила случайный взгляд на экран телевизора. Там как раз крутили рекламу батончика «Баунти»: красивая девушка шла по белому песку на фоне лазурного океана. Лёша проследил за моим взглядом, а я, сама не зная зачем, тихо сказала:

— Говорят, эту рекламу снимали на Мальдивах. Красиво там, да? Как в Раю.

Лёша тогда перевёл на меня взгляд, улыбнулся как - то по - доброму и благодарно, произнёс шутливо:

— Ничего, Верунь, перевернётся и на нашей улице грузовик с билетами в Рай, — а потом добавил предельно серьёзным тоном, — обещаю, когда - нибудь я обязательно отправлю тебя на Мальдивы. Ты заслужила.

И вот я держу в руках рекламный буклет отеля, в котором Алексей забронировал бунгало, а он улыбается мне тепло, как тем вечером.

— Хорошо, — сдаюсь я. — Зачем про Таиланд - то врал?

— Ждал, когда Поля улетит, — отвечает, посмеиваясь. — Боялся, что если раньше узнаешь, рванёшь с ней обратно в Питер.

И он прав, я бы рванула. Идея с совместным отпуском до сих пор кажется мне сомнительной. Полю я сразу раскусила: такая она смешная в своей наивной уверенности, что её попытки свести меня с отцом остались мною незамеченными. Но она права в одном: Алексею ведь тоже нужен отдых. И он мужчина. Уверена, он просто искренне беспокоится обо мне, не более. А я? Я умею скрывать свои чувства. Я не вижу нас вместе — он пусть и бывший, но муж моей старшей сестры. Но я же могу просто провести немного времени с ним наедине? Просто побыть рядом, не выходя за рамки привычного общения. В этом же нет ничего плохого?

*****

Неловко. И странно. Неловко и странно жить с Лёшей вдвоём в одном, пусть и просторном бунгало: две спальни, гостиная, ванная и дополнительная душевая, даже маленькая кухонька есть. И ровно восемнадцать шагов от дверей до пляжа: такого, как в той старой рекламе — с белым песком, прозрачно - лазурной водой и пальмами. И казалось бы, я как будто в Раю оказалась, и нужно наслаждаться каждой минутой. Но раньше я не оставалась с Лёшей наедине: рядом всегда была либо Света, либо подросшая Полинка. Неловко. И так странно видеть его расслабленным и улыбающимся, таким я его и не помню почти. Таким он был ещё до переезда.

Я лежу на шезлонге, спрятавшись в тени пальм. Хотела почитать, но… мне даже пальцами лень шевелить, чтобы перелистнуть страницы книги. Три дня всего прошло, а кажется, будто вечность. Я постепенно расслабляюсь. Это и правда Рай: и все тревожные мысли, вся неловкость, всё растворяется под лучами ласкового солнца и под шум океана.

— Вода, как парное молоко, — жмуря глаза от удовольствия, искупавшийся Лёша устраивается поудобнее на соседнем шезлонге, закидывая руки за голову. — Права всё - таки была Полина, когда говорила, что нам нужно отдохнуть. На новогодние праздники повторим? — и смотрит на меня с лукавой улыбкой.

Я мычу что - то невразумительное в ответ: лень, лень даже языком ворочать. Лёша молчит некоторое время, потом вздыхает как - то странно. Поворачиваюсь к нему, смотрю вопросительно.

— Зря ты ему адрес дала, — наконец произносит он. Я лишь мысленно усмехаюсь про себя: он ещё долго продержался, я думала эту тему поднимет раньше. Алексей же продолжает: — Надеюсь, он к ней всё же не рванул. Надо будет позвонить ей…

— Надеюсь, он к ней рванул, — перебиваю его. Лёша одаривает меня хмурым взглядом, а я поясняю: — Поля его любит. Да что я тебе говорю, ты и сам уже всё понял, — произношу, как можно мягче, видя каким напряжённым становится его лицо. — И Никита её любит.

— Ты так уверена в этом? По -моему, он ей голову морочит, — продолжает спорить Алексей. — Ты же видела её перед отъездом: похудевшая, осунувшаяся. Что у них там творится?