Хоум-ран! - Райли Грейс

Я сглатываю, стараясь подавить легкий всплеск беспокойства, и изображаю улыбку.

— Спасибо.

— Ты, должно быть, ужасно взволнован, — продолжает Энди, усаживаясь рядом с Ричардом. — Июль ведь уже так скоро — и глазом не успеешь моргнуть.

— Я пока сосредоточен на том, чтобы успешно завершить сезон.

— Да, вам в этот раз пришлось нелегко, — говорит он. — Но шанс подняться в турнирной таблице все еще есть?

— Мы к этому стремимся, — отвечаю я, в глубине души понимая, что мы от этого довольно далеки. Но все еще может измениться.

К моему удивлению, Купер вдруг говорит:

— Я думаю, они справятся. Себастьян — один из лидеров команды. Он отлично умеет поднимать боевой дух.

Мне бы хотелось услышать от него прямое извинение, но оно явно сквозит и в этих его словах. У меня екает сердце. Я рад, что Мия наконец-то согласилась дать мне шанс, но меня расстраивает, что ради этого мне пришлось пожертвовать отношениями с братом и лучшим другом.

— Я не очень хорошо разбираюсь в хоккее, — говорит Энди, — но разглядеть талант могу в любых обстоятельствах. «Ледяная четверка»… Поздравляю, молодой человек!

Купер благодарно кивает:

— Спасибо.

Агент, подавляя смешок, качает головой.

— Ох уж эти Каллаханы… — говорит он. — Какая харизма, какой талант! Ричард, когда ваши сыновья станут настоящими профессионалами, вы будете просто обязаны уговорить их стать амбассадорами брендов. Разумеется, это касается и Себастьяна.

Купер при этих словах заметно напрягается. Я замираю. Энди не первый, кто намекает, что я не являюсь членом семьи Каллаханов, и, уверен, не последний, но слышать это все равно неприятно.

Ричард и Сандра с самого первого дня делали все возможное, чтобы я не чувствовал себя чужаком, но это давалось нелегко. В Цинциннати у меня было все: родители, друзья, бейсбольная команда, и когда из-за аварии всего этого не стало, то я почувствовал себя лишенным ориентира.

Они проявили терпение. Сразу нашли подходящий бейсбольный клуб, обеспечили психологическую поддержку и относились ко мне как к родному сыну. Я же постоянно ввязывался в драки, не хотел учиться и играть. Мне потребовался почти год, чтобы научиться жить с болью потери и перестать чувствовать себя лишним. И все же многие по-прежнему воспринимали меня как подкидыша, которого Сандра и Ричард великодушно приютили у себя, поэтому я пожелал, чтобы моя спортивная форма была подписана так же, как и у остальных членов семьи.

Мои приемные родители не жалели усилий, чтобы мне жилось хорошо, и меньшее, чем я могу их отблаго­дарить, — это стать профессиональным бейсболистом, как мечтал мой отец.

— Себастьян тоже мой сын, — мягко произносит Ричард, но от меня не укрывается взгляд, который он бросает на Энди. — У меня их трое.

— Он играет под фамилией Каллахан, — добавляет Купер.

— Конечно-конечно, — ничуть не смутившись, с ухмылкой отвечает агент. — Так даже лучше. Только представьте, какой у них рекламный потенциал.

— Да, я об этом уже слышал, — говорит Ричард. Его голос никак не выдает раздражения, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы с уверенностью сказать, что, когда придет время подбирать для меня агента, кандидатуру Энди он не одобрит. — Мы с Сандрой старались оградить наших мальчиков от такого рода известности, но, как только они станут профессионалами, все, возможно, будет совсем по-другому.

— Я слышал, Джессика как раз получила несколько отличных предложений, которые могут заинтересовать Джеймса. — Энди принимает из рук подошедшей официантки кофе и, сделав небольшой глоток, снова садится за столик. — Ну что ж, предлагаю обсудить вопросы бейсбола, у меня есть кое-какие прогнозы. Я считаю, что нынешние тенденции сохранятся до конца. Себастьян абсолютно точно попадет в десятку лучших, но итоговый результат будет зависеть от решений, которые команды примут непосредственно во время драфта, и от того, захотят ли они видеть в своем составе перспективных школьников. Конечно, права вести переговоры от лица Себастьяна у меня нет, но слухов ходит много — и во всех ему прочат замечательное будущее.

Агент достает планшет и открывает таблицу. В ней содержится вся информация о том, как часто я отбиваю мяч и занимаю базу, какова моя средняя производительность. Видеть это в виде аккуратных столбцов странно. Конечно, во время игры я всегда слежу за статистикой, но все же для меня это не главное. Не то что для команд Главной лиги. Именно по этим цифрам меня оценивают «Рэйнджерс», «Марлинс» и «Редс», когда прикидывают, кого хотят видеть в своем составе.

— Это свежие данные? — спрашивает Ричард. — Себастьян?

— Кажется, да, — отвечаю я, силясь улыбнуться, но рот меня не слушается. — Вроде бы неплохо.

— Он скромничает, — говорит Энди, наклоняясь вперед и хлопая меня по плечу. — С такими показателями и родословной — а все только и говорят о том, как ты похож на своего старика, — ко дню драфта ты уже будешь в пятерке лучших. А стоимость игрока, находящегося, к примеру, на пятом месте, — более шести миллионов.

— Черт, — присвистывает Купер. — Недурно.

Энди продолжает разглагольствовать о том, что, когда придет время сделать выбор, передо мной будут открыты двери практически в любой клуб, но, как бы я ни старался, не могу сосредоточиться на его словах. Нам наконец приносят еду, но омлет, что я заказал, уже не кажется мне таким аппетитным. Я уныло ковыряю его вилкой, слушая, как Ричард засыпает Энди вопросами. Мое тело напрягается.

Дело не в волнении. Это странное чувство глубоко внутри. Казалось бы, такой захватывающий момент… Кому не приятно обсудить контракт, который позволит зарабатывать на жизнь спортом, получая при этом миллионы долларов?

— Прошу прощения, — говорю я. — Я… я на минутку.

36

Себастьян

Я слегка толкаю Купера. Он встает из-за стола, чтобы выпустить меня.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает он, бросая взгляд на Ричарда.

Я киваю.

— Да. Просто нужна передышка.

Я пробираюсь через весь ресторан, обхожу нашу официантку и женщину с собачкой в сумке. На улице прислоняюсь спиной к стене здания и делаю глубокий вдох.

Дело не в деньгах и не в приближающемся драфте. Я до конца не понимаю, что со мной, но меня будто зажали в тиски. Я сажусь на корточки и, сцепив руки в замок, прижимаю их ко рту. Если бы этот контракт оз­начал лишь то, что я буду играть в бейсбол: стоять на поле с битой в руках, преследовать летящий мяч, — это было бы совсем другое дело. Но так не получится. Я буду вынужден терпеть всю эту чертову статистику, рекламу и постоянные сравнения с отцом, а рано или поздно мне придется и вовсе распрощаться с бейсболом. Да, это спорт, но еще это бизнес, и, подписав контракт, я стану не только профессиональным игроком, но и публичным лицом.

Это не страх. Я закрываю глаза, стараясь сосредоточиться на своих ощущениях. Я не боюсь неудачи — в этом смысле я в себе уверен. Это глубокая, тянущая тревога, и она, черт возьми, не оставит меня в покое. К­акая-то часть меня — и ее голос становится все громче — хочет просто сказать всем: «Спасибо, но нет уж».

Я издаю короткий смешок. Что бы ответили на это все Энди мира? Или Ричард? Или Джеймс с Купером? Любовь к спорту всегда была для нас связующей нитью, но, если я откажусь от карьеры бейсболиста, получится, что намек Энди был верен. У Ричарда лишь два сына: я к его семье не принадлежу.

Мия говорила, что сегодня утром у нее встреча с Элис (прямо сейчас, если мне не изменяет память), и я все равно не могу не написать ей. Накатав целую простыню с бессвязными повторами, я все стираю. Я не готов ни с кем это обсуждать, даже с ней. Вместо этого я просто спрашиваю, как у нее дела. Я вижу, что сообщение доставлено, и жду, уставившись в экран, когда там появится надпись «печатает».