Пенни Винченци - Злые игры. Книга 3
Когда в больничной палате, где она лежала, появился Александр, Георгина была так рада и тронута, что даже расплакалась. Он пришел с огромным букетом цветов, заключил ее в объятия, расцеловал, сказал, что любит ее, что сожалеет о том, как глупо себя вел, что она умница и он умоляет ее вернуться в Хартест и жить вместе с ребенком там. Она ответила, что тоже его любит, но хочет остаться жить в Лондоне, однако обещала приезжать в Хартест каждые выходные. Ей было любопытно, прореагирует ли как-нибудь Александр на имя ребенка; но нет, никакой особой реакции он не выказал. Лишь заявил, что находит весьма очаровательным, до какой степени нравится ей ее собственное имя, раз она даже решила передать его по наследству.
Когда Георгина в конце концов — вряд ли здесь уместно выражение «в конце концов», поскольку она выдержала только три дня самостоятельной жизни, — капитулировала и вернулась домой, Александр был заметно тронут. Как-то раз она в библиотеке, возле зажженного камина, кормила ребенка; Александр сидел напротив, смотрел на нее, и глаза у него были необыкновенно нежные и, пожалуй, немного грустные.
— Жаль, что твоя мама этого не видит, — проговорил он.
Георгина сильно удивилась: он почти никогда не вспоминал о Вирджинии.
Няня приняла Георгину и ее ребенка с чувством невыразимого облегчения; Георгина не успела оглянуться, как бумажные пеленки малыша были выброшены и заменены на добротные и прочные байковые, его цветастые одеяния — на подобающую детскую одежду, и Джордж, плотно спеленутый и переодетый, уже лежал в колыбельке.
— Я очень рада, что ты здесь, — заявила Няня, — я так переживала, что он там в Лондоне с этой женщиной.
Георгина даже не сразу сообразила, что Няня говорит о миссис Викс: фраза была сказана таким тоном, будто Джордж занимался в Лондоне какими-то сомнительными и буйными похождениями.
Мартин в госпиталь к Георгине не приехал. Она уговаривала себя, что от него невозможно ожидать решимости больше чем на одну поездку в Лондон за десять лет, тем более когда речь идет о визите в родильное отделение; но ей все-таки было больно и обидно. Потом, за день до того, как ее должны были выписать, ей принесли огромный букет; цветы были от Мартина и Катрионы, и к ним была приложена визитка Мартина со словами: «Дорогая Георгина, мы оба очень рады. Жду с нетерпением, когда ты приедешь в Хартест и я смогу тебя увидеть. Обязательно свяжись со мной». Учитывая все обстоятельства, со стороны Мартина это был очень знаменательный жест.
Они увиделись только после того, как Георгина возвратилась в Хартест и уже прожила там дня три. Она сидела в детской, распеленав Джорджа и давая ему полежать немного на воздухе, когда вдруг услышала, что к дому подъезжает машина; она выглянула в окно и увидела, что это «лендровер» Мартина.
Георгине стало как-то не по себе, как если бы приехавший был ее любовником. Она в последний раз ласково пошлепала малыша по спинке, потом спеленала его, завернула в одеяльце и медленно спустилась с ним по лестнице. Однако Мартина нигде внизу видно не было. Чувствуя себя довольно глупо, Георгина направилась в сторону холла возле входной двери и тут услышала, что Мартин разговаривал с Александром в коридоре. Она пошла на их голоса.
— Привет, — сказала она. — Здравствуйте, Мартин.
— Георгина, дорогая, мы сейчас не можем отвлекаться, — проговорил Александр, — на ферме проблемы. Две коровы заболели. Мартин приехал сказать мне об этом. Мартин, погоди здесь минутку, я пойду позвоню Биллу Визерсу, может быть, он сможет приехать.
Александр скрылся в оружейной комнате; Георгина несколько смущенно смотрела на Мартина.
— Здравствуйте, — повторила она.
— Здравствуй, Георгина. Как ты?
— О-о… намного лучше. Чувствую еще некоторую усталость, но в общем хорошо. Вот, посмотрите, это мой сын и наследник. Правда красавец?
Мартин посмотрел на малыша, и на лице его появилось какое-то странное выражение: одновременно и нежности, и счастья, и чего-то близкого к благоговению, но сильнее всего был заметен искренний и жгучий интерес, с которым Мартин разглядывал ребенка, изучал внимательно, почти ревностно черты его лица, его особенности, всю его крошечную фигурку. Именно этот интерес больше, чем что-либо друroe, окончательно убедил Георгину в том, что она права в своих предположениях.
Наконец Мартин поднял на нее глаза и спросил:
— А как ты хочешь его назвать?
— Ну, — ответила она, чувствуя, как сильно, почти до боли, заколотилось у нее сердце, — я бы хотела назвать его…
Но тут снова появился Александр, взволнованный, нетерпеливый.
— Пойдем, — перебил он, — Визерс подъедет прямо на ферму.
И Мартин ушел.
Только неделю спустя Георгина увидела его снова; она приобрела себе специальное приспособление, в котором ребенок мог сидеть, как в рюкзачке, у нее на груди во время пеших прогулок (покупка эта потребовала от нее немалой смелости, поскольку Няня относилась к такому приспособлению весьма неодобрительно, считая его противоестественным); она как раз гуляла так с ребенком, направляясь вниз по склону холма в сторону конюшен, и тут увидела, что навстречу ей, по направлению к дому, торопливо шагает Мартин.
— Здравствуй, — сказал он, — а сегодня ты выглядишь лучше.
— Спасибо Няне. Она меня почти не подпускает к малышу. Так что теперь я сплю вдоволь.
— Можно мне немного с тобой пройтись? — спросил он несколько смущенно.
— Конечно. Я думала, вы куда-то торопитесь.
— Да нет… никуда. Честно говоря, я надеялся, что увижу тебя. Дома. У меня около часа свободного времени.
— Вот как. — Она улыбнулась и тоже смутилась, чувствуя, что краснеет. Какие глупости; опять она ведет себя так, словно Мартин ее любовник. — Ну что ж, тогда пошли с нами. А мы отправились погулять к конюшням. Можно и на озеро сходить.
— На озеро дальше. Пошли на озеро. Если ты не против.
— Конечно, не против.
— Ты мне в тот раз собиралась сказать, как ты решила его назвать, — проговорил Мартин.
— Да, собиралась, — ответила она. Наступила пауза. «Ну, давай, Георгина, выкладывай», — приказала она себе и твердо посмотрела в глаза Мартину. — Его зовут Джордж.
— А-а, — протянул он, а потом спросил с каким-то неясным выражением: — В честь тебя?
— Ну… отчасти. Хорошее имя. А потом… — Тут мужество окончательно покинуло ее. — Я не знаю… Вам нравится?
Мартин Данбар остановился. Он повернулся лицом к Георгине, выражение у него было одновременно и невероятно грустное, и какое-то странно довольное.
— Мне очень нравится. Очень и очень нравится.
