Элизабет Адлер - Персик
– Да, это наша семья, – улыбнулась Пич, заметив его ошеломленный взгляд.
На самом деле у Ноэля были чудесные глаза, когда он приподнимал завесу, которая скрывала и защищала их, и позволял заглянуть внутрь. Светло-серые, с длинными темными ресницами.
– Первую машину мой дедушка практически построил сам.
– Это чудесные машины, – ответил все еще растерянный Ноэль. – Конечно, я никогда их не видел, только в книгах.
Пич вздохнула.
– Мы не уверены, будут ли еще выпускаться такие машины. Заводы разрушены во время войны, сохранилось лишь немногое.
Ноэль попытался представить, на что похожи заводы де Курмонов. Заводы – это слишком важно, чтобы быть просто разрушенными во время войны…
– Ноэль!
Он обернулся, заслышав знакомые шаги мистера Хилла.
– Ноэль, что ты здесь делаешь? Ты должен быть в холле, вместе с остальными. Ты пропустил беседу мадам Леони с детьми, и сейчас твое место за столом выразительно пустует!
– Извините, – пробормотал Ноэль, опустив голову.
Пич тревожно посмотрела на него, ей показалось, что кто-то выключил живые огоньки его глаз. Он казался совершенно безликим, опустошенным…
– Это моя вина, – улыбнулась она, протягивая руку. – Я Пич де Курмон, внучка мадам Леони. Я почувствовала себя плохо и осталась в машине, а Ноэль заметил это и спросил, может ли он чем-нибудь мне помочь.
Пич видела, что этот человек не поверил ей. Но она была внучкой Леони, и ему пришлось принять ее объяснение. Он вежливо пожал ей руку.
– Могу ли я быть вам полезен, мисс де Курмон? Пич покачала головой.
– Спасибо, мне уже лучше, я просто жду бабушку.
– Тогда, Ноэль, тебе надо идти со мной, обед уже начался.?До свидания, Ноэль, – попрощалась Пич.
И когда он уже повернулся, чтобы идти за мистером Хиллом, их взгляды встретились, и Пич заговорщически подмигнула ему и, усмехнувшись, снова забралась в машину.
Спустя час, когда Леони появилась на ступеньках Мэддокского приюта, она выглядела ужасно усталой, хотя все еще улыбалась. И это было неудивительно: Леони почти семьдесят, а приют – то печальное место, которое накладывает свою печать на любого.
Еще раз попрощавшись, Леони села в машину и включила двигатель.
– Помаши им рукой, дорогая, – тихонько попросила она, когда машина ехала в сторону высоких железных ворот, которые открыли для них все те же двое аккуратных мальчиков. – Слава Богу, – выдохпула она со слезами на глазах, когда ворота за ними закрылись. – Слава Богу, Пич, что судьба не допустила такой участи для тебя и ты никогда не жила в таком месте. Ноэль задержался у ворот и смотрел им вслед, пока машина не превратилась в маленькое пятнышко, исчезающее за горизонтом. Еще мгновение, и она исчезла. Пич де Курмон – золотистая девочка, недосягаемая для него, как мечта. В ее мире царили любовь, смех, свобода и успех. Ветер красиво волновал золотистые поля пшеницы. Ноэль вздохнул, вздохнул так глубоко, словно сама вечность прикоснулась к его худенькому тельцу. У него вырвался вздох тоски и желаний.
Теперь у него было две мечты, которые, он точно знал, должен осуществить. Ноэль хотел посвятить свою жизнь машинам. А еще он хотел такую девочку, как Пич де Курмон.
26
После восемнадцатичасового перелета из Нью-Йорка самолет кампании «Пан-Америкэн» с опозданием приземлился в Ле-Бурже. Во время полета была тряска, и уставшая Леонора с чувством облегчения и благодарности вышла под парижский дождь. Нью-Йорк не стал ей родным городом. Он был слишком блестящим, слишком новым, слишком оживленным. Несколько дней жизни в ритме Нью-Йорка совершенно опустошили ее, и Леонора с неохотой покидала свой гостиничный номер. Точно так же она не любила самолеты. Правда, это быстро и удобно, но у нее было такое ощущение, словно она все еще в Нью-Йорке, хотя перед глазами был Париж, и всей душой Леонора ощутила, что она дома.
В такси, направляясь домой на Иль-Сен-Луи, Леонора решила, что завтра утром поедет на Ривьеру поездом. Дверь открыл Оливер, новый английский дворецкий.
– Сегодня утром заходил какой-то джентльмен, чтобы встретиться с вами, мадемуазель де Курмон, – доложил он. Леонора никого не ожидала.
– Он не представился, Оливер?
– Нет, мадемуазель, он только сказал, что зайдет еще. Леонора устало поднималась по лестнице. Единственное, чего она хотела, это принять горячую ванну, выпить чашку чая и лечь в постель. Дом был таким тихим, что только сейчас Леонора поняла, до какой степени привыкла за эти несколько недель к шуму уличного движения, сиренам и парадам Нью-Йорка. Уютно засунув руки в карманы мягкого белого махрового халата, она прижалась лбом к стеклу и увидела с детства знакомую картину. Сена, как всегда, была расцвечена гирляндами огней, а фары машин вырисовывали мосты и улицы красными и желтыми огоньками, движущимися в разных направлениях.
Казалось, весь Париж сегодня был на улицах. Леонора знала, что кафе на Сен-Жермен будут переполнены. Уличные артисты выбиваются из сил, заставляя маленьких забавных собачек прыгать через обруч или ходить на задних лапках, жонглируя тарелками и исполняя джазовые мелодии на расстроенных саксофонах. Кто-то будет нежно петь под гитару, а влюбленные – бросать долгожданные монетки в их кружки. Красивые мужчины будут сопровождать шикарно одетых женщин в модные рестораны на элегантной Райт Банк, а парочки, держась за руки, медленно прогуливаться по набережным волшебной реки. Как можно ложиться спать в восемь часов, когда Париж ждет! Леонора торопливо, как будто опаздывала на свидание, надела черные брюки и изумительный зеленый кашемировый свитер, быстро застегнув крошечные жемчужные пуговки. Расколов привычный пучок, распустила длинные светлые волосы. Сегодня Париж будет только ее, и она станет смаковать его, бесконечно долго бродить, заходить в кафе что-нибудь выпить.
Решив побездельничать, Леонора бежала через две ступеньки, повесив через плечо маленькую сумочку, торопливо прошла холл, и огромные двойные двери выпустили ее в теплую парижскую ночь.
Какой-то мужчина входил во двор дома, когда Леонора выходила, и, чтобы не столкнуться, оба отступили в сторону.
– Извините, – сказал он по-немецки.
– Извините, – одновременно с ним произнесла она по-французски.
Свет уличных фонарей выхватил его высокую фигуру и прямые светлые волосы.
– Ферди, – изумленно выдохнула Леонора.
– Лоис! О, Лоис! – Его руки уже обнимали ее а губы нашли ее губы. Крепко прижавшись к нему, она утонула в этом поцелуе… С трудом Леонора высвободилась, отняла свои губы.
– Ферди, нет… нет. Пожалуйста, Ферди!
Он держал ее лицо в своих ладонях и говорил как завороженный.
