Развод. Испеку себе любовь (СИ) - Марс Яна

— Сними с меня это, — тихо попросила она. — Всю эту тяжесть. Сделай так, чтобы я на одну ночь забыла, кто я и что меня ждет.

Его взгляд вспыхнул. Он не стал ничего говорить. Он просто взял ее за руку и повел в спальню. На этот раз не было яростной, отчаянной бури их первой ночи. Все было иначе.

Он раздевал ее медленно, почти ритуально, целуя каждый освобожденный от одежды участок кожи — ключицу, сгиб локтя, нежную кожу на внутренней стороне запястья. Его прикосновения были нежными, исследующими, бесконечно терпеливыми. Он словно заново открывал ее тело, помня каждую линию, каждую родинку, но не торопясь, растягивая наслаждение. Аля закрыла глаза, позволяя себе просто чувствовать — тепло его рук, шероховатость его щеки, бархатистую мягкость его губ. Своим теплом, своими ласками Артем снимал с нее слои напряжения, страха и усталости, один за другим,

Он водил по ее коже кончиками пальцев, заставляя Алю вздрагивать от мурашек, шептал на ухо бессвязные, ласковые слова, смешивая их с ее именем. Аля плавилась под его прикосновениями. Они двигались в унисон, их дыхание сливалось в единый ритм, их взгляды были прикованы друг к другу. В его глазах она видела не только желание, но и ту самую, редкую нежность, которая растапливала последние льдинки в ее душе.

— Я тут, — прошептал он, касаясь ее лба своим. — Я никуда не денусь. Мы справимся.

И она поверила. В этот миг, в этом тепле и этой страсти, она позволила себе поверить.

Позже, изможденные, сплетенные конечностями и счастливые, они лежали в его огромной кровати. Аля прижалась щекой к его груди, слушая ровный, успокаивающий стук его сердца. Он обнимал ее, его пальцы лениво перебирали пряди ее волос.

Они не говорили о будущем, но делились воспоминаниями из детства и смешными историями из прошлого, желаниями, не связанными с долгами и судами. Он рассказал, как в десять лет пытался смастерить радио и чуть не спалил гараж. Она — о том, как впервые испекла торт и перепутала соль с сахаром. Они смеялись, их смех был легким и естественным, заполняя пространство лофта теплом и уютом, который был куда реальнее любой дорогой мебели.

Этот вечер был и теплым, и страстным. Это была не просто физическая близость, а глубокое эмоциональное соединение, в котором потребность в нежности и поддержке равнялась силе желания. Они вновь и вновь подтверждали свою связь, находя в объятиях друг друга спасение, силу и забытье.

Когда за окном начал светать, Аля, дремая на его плече, прошептала:

— Спасибо. За этот вечер. За то, что ты есть.

Он крепче притянул ее к себе и поцеловал в макушку.

— Спи. Впереди еще много битв. Но сегодня мы победили.

48. Грань

Лучи утреннего солнца нежно золотили пол в спальне Артёма. Аля проснулась от того, что его рука лежала у неё на талии, а его ровное дыхание щекотало ей шею. Она не стала шевелиться, продлевая это состояние безмятежного покоя. Не нужно было никуда бежать, ничего решать. Просто быть.

Он потянулся, не открывая глаз, и притянул её ближе.

— Утро, — его голос был хриплым от сна. — Который час?

— Рано, — прошептала она, поворачиваясь к нему лицом. — Можно ещё пять минут.

— Пять? — он приоткрыл один глаз, и в уголке его губ дрогнула улыбка. — Скуповато. Я торгуюсь до пятнадцати.

Они провалялись в кровати еще почти полчаса, лениво перебрасываясь словами, его пальцы перебирали её волосы, а её ладонь лежала на его груди, ощущая спокойный ритм сердца. Никакой спешки, никакой паники. Только тихий уют и тепло совместного пробуждения.

Наконец, с неохотой, они поднялись. Процесс сборов на работу превратился в неторопливый, почти домашний ритуал. Артём, стоя у кофемашины в одних боксерах, варил два капучино, в то время как Аля, закутавшись в его слишком большой для неё халат, намазывала масло на свежий тост.

— Ты сегодня везешь образцы в "Гастроном"? — спросил он, протягивая ей кружку.

— Да, после обеда. А у тебя созвон с бухгалтером в одиннадцать, не забудь.

— Как же без тебя я раньше справлялся? — он поцеловал её в висок, проходя мимо.

Они двигались по кухне, словно в слаженном танце, уступая друг другу дорогу, передавая сахар, молоко, чувствуя себя не любовниками, украдкой крадущими мгновения, а парой, которая начинает свой день вместе. Это была простая, бытовая близость, которая грела душу куда сильнее страсти.

Идиллию нарушил звонок телефона Али. На экране светилось "СОНЯ". Сердце её ёкнуло — обычно Илья не позволял дочери звонить в такое время.

— Солнышко? Что случилось?

— Мамочка, привет! — голос дочери звучал бодро, но с ноткой грусти. — Ничего не случилось. Я просто... я просто по тебе очень соскучилась.

Аля присела на барный стул, и Артём, видя её выражение лица, притих, внимательно наблюдая.

— Я по тебе тоже, моя радость. Очень.

— Вчера мы с папой ужинали в красивом ресторане. Было так здорово, всё блестело, и мне разрешили съесть целых два десерта! — Соня сделала паузу, и её голос стал тише, доверительным. — Но... но я всё равно скучала. По нашим вечерам. И по твоему хлебу. У папы хлеб невкусный, магазинный. А твой пахнет... домом.

У Али перехватило дыхание. Она смахнула предательскую слезу.

— Я испеку для тебя самый особенный хлеб, как только ты приедешь. С изюмом и мёдом, как ты любишь.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Мама, а я тебя нарисовала! — снова послышался восторженный голос Сони. — Тебя и нашу пекарню. Ты стоишь в красивом фартуке, а вокруг — булочки и караваи. И всё пахнет... ну, на рисунке не пахнет, но я знаю, что пахнет вкусно!

Аля закрыла глаза, представляя этот рисунок. Эта простая детская работа была для неё дороже любой бизнес-победы.

— Обязательно покажешь мне его, ладно? Я очень хочу посмотреть.

— Конечно! — Послышалась ещё одна пауза, на этот раз неловкая. — Мам... Папа говорит, что у тебя теперь новая жизнь. Без нас. Это правда?

Сердце Али забилось чаще, она сжала телефон так, что костяшки побелели. Артём, видя, как побледнело ее лицо, нахмурился, его тело напряглось.

— Нет, солнышко, это неправда, — голос Али дрогнул, но она заставила себя говорить мягко и чётко. — У меня очень много работы, чтобы вернуть наш с тобой дом. Чтобы мы с тобой могли быть вместе. Это сложно, и поэтому я не могу видеть тебя так часто, как хочу. Но ты — самая главная часть моей жизни. Понимаешь? Самая главная.

— Поняла... — Соня, кажется, успокоилась, но в её голосе все ещё слышалась неуверенность. — Мне папа зовёт, надо идти. Пока, мамочка! Я тебя люблю!

— И я тебя люблю, солнышко. Очень.

Она положила телефон на столешницу и несколько секунд просто сидела, глядя в пространство, сжимая в руке кружку с остывающим кофе. По её щеке скатилась слеза, оставив солёный след.

Артём молча подошёл сзади, обнял её и прижал подбородок к её макушке.

— Всё в порядке?

— Да, — выдохнула она, положив свои ладони на его руки. Просто... дочь скучает по моему хлебу. И нарисовала меня в пекарне. — Она обернулась к нему, и в её глазах стояли слёзы, но на губах дрожала улыбка. — Кажется, это лучший отзыв в моей жизни. А ещё... Илья уже вовсю промывает ей мозги. Говорит, что у меня "новая жизнь без них".

— Он боится, — тихо и твёрдо сказал Артём. — Боится, что твой хлеб и твоя любовь пахнут для неё сильнее, чем все его рестораны и подарки. И он прав.

Они стояли так несколько минут, в тишине кухни, залитой утренним солнцем. Аля всхлипнула, вытирая лицо рукавом его халата.

— Он не остановится, правда? — прошептала она. — Он будет использовать её против меня до самого конца.

Артём мягко развернул её к себе, заставив посмотреть на себя. Его взгляд был спокоен и суров.

— Слушай меня. Не волнуйся из-за этой его болтовни. Он играет грязно, потому что чувствует, что почва уходит у него из-под ног. Чувствует, что вот-вот проиграет.