Измена. Ты больше не моя (СИ) - Ярина Диана

За нашей спиной раздается кашель, и я оборачиваюсь. Муж стоит там, в тени, и смотрит на нас. Его лицо выражает смесь тоски и облегчения, и я понимаю, что он тоже услышал многое, и это его тронуло.

— Я вас потерял, — говорит он тихо, почти неслышно. — Я вас обеих потерял.

Марина не отстраняется, она лишь крепче прижимается ко мне.

Я смотрю ему в глаза. В них я вижу столько боли и сожаления, что мое сердце разрывается на части.

— Мне жаль, — шепчет он, и его голос дрожит. — Мне жаль, что у нас все испортится… однажды. И я заранее прошу прощения. Или запоздало? Я запутался, Ника. Я запутался, — он отворачивается.

Его голос дрожит, сиплый и хриплый.

Тишина становится почти осязаемой. Мы проживаем эти мгновения, и чувствуем, как время начинает двигаться снова. Но теперь оно кажется другим — более медленным, более ценным.

В этот момент я понимаю, что мы — по-прежнему семья, даже если все вокруг рушится и меняется.

Даже в руинах.

Мы навсегда останемся друг другу родными, и это не под силу ничему ни изменить, ни испортить.

Пошатнуть — да. Набросить тень — конечно.

Но не сломать…

— Мама… Мам, неужели вам с папой ничего нельзя исправить?

Глава 47. Она

— Я так и не поела знаменитой картошки с грибами.Наверное, она уже остыла и стала не такой вкусной. Но я все равно съем, все, до последней крошки.

Мы поднимаемся и возвращаемся за стол с видом, будто не произошло ничего особенного. Но в воздухе чувствуется некоторое напряжение.

Мы избегаем длительных взглядов глаза в глаза, потому что совсем недавно была затронута болезненная для всех нас тема.

Мы все еще семья, но уже не та, что прежде.

***

— Ты спишь?

Я поворачиваюсь на диване, скосив глаза вниз, на пол.

Мы все разместились в квартире дочери. Она — на кровати, я — на диване, а бывший муж постелил себе на полу.

Хотя на диване полно места, и он мог бы напроситься сюда, но не стал.

Не захотел или просто уважает дистанцию, созданную мной?

Как бы то ни было, мне не спится.

Мысли мечутся, как звери в клетке.

Слишком много событий, нервов и слез, которые так и не прорвались наружу, остались внутри и горчат.

— Ты надеешься, что я отвечу тебе: да, Рома, я сплю. Так, что ли? Глупо же! Спи, — шикаю на бывшего мужа шепотом.

— Ок, я глупый. Но глупый бывший муж, хоть и с амнезией, но помнит, как ты дышишь, когда тревожишься и не можешь заснуть.

Он прав.

И это невероятно бесит.

— Да, я не могу заснуть. Доволен?

— Я тоже.

— Доволен?

— Заснуть не могу, чего к словами придираешься?!

— Примерила на себя роль мамули, очевидно, — хмыкаю. — Бесишь.

— А сейчас почему?!

— Потому что мамулей меня называл. Вот почему! О, как ты меня бесил! Хоть души тебя подушкой.

Роман приподнимается на локте и обеспокоенно сверкнул глазами.

— Так чего не сказала?

— Что?

— Ну, ты же мама. Мама наших детей, мать семейства… Я без задних мыслей тебя так называл. Если пошел перекос, то прости. Надо было сказать! — злится. — Язык тебе для чего? Только для того, чтобы сообщать мне, когда настала глобальная жопа? А так ты… «Я все сама! Я все сама!» Утверждаешь, что я не помогал, что жил в созданном тобой комфорте? Что я ленивый увалень? Да, я любитель комфорта и уюта, я ленивый домосед, для которого предел лучшего отдыха — это отдых на даче, в компании близких. Спортзал — мой потолок, но и то я хожу туда, потому что должен, иначе расплывусь и превращаюсь в пузана.

— Что?

— Что слышала. Наследственность у меня такая. Комплекция тела. Дядьку моего видела? Все говорят, я в него пошел. У него такой пузон вылез, как у беременной на девятом месяце!

Я попыталась представить Рому пузатым и жирным, не вышло, стало смешно.

— О чем мы вообще говорим? О чуши какой-то!

— Мы говорим, — повторяет Рома. — Это главное, не так ли?

— Молчи. Ты мешаешь дочери спать.

— Давай прогуляемся? — неожиданно предлагает бывший муж. — Прогулка перед сном полезна, так говорят. Свежий воздух, кислород…

— Лишь бы не поймать окончательную бессонницу.

— И кто из нас ленивый? Сдаешься?

— Не дождешься! — поднимаюсь сразу же.

Собираемся быстро и выходим, тихо прикрыв дверь.

Ночная прохлада покусывает разгоряченную кожу лица и шеи.

— Ты любишь, чтобы последнее слово осталось за тобой, поэтому согласилась.

— И дом продала. Тоже по этой причине. И Настю довела… Знала, что она разозлится, но не представляла, насколько сильно. Леха пострадал.

— Мало пострадал! — жестко заявляет Роман. — Говнюк. Еще лучшим другом прикидывался! Я вообще думаю, что чем старше становишься, тем меньше вокруг остается по-настоящему верных людей, и друзья — скорее, не друзья навеки, а просто приятели и знакомые, — рассуждает Роман и усмехается. — Остается кто? Родные, семья, дети… Дети вырастут и покинут дом. Сын уже живет отдельно, да?

— Угу. Он приезжал, а потом… — машу рукой. — В стороне держится от наших страстей-мордастей. Знаешь, мне даже немного обидно… А потом я себя торможу изо всех сил: у него своя жизнь. Может быть, эгоистично, но в то же время хорошо, что и он здесь не наводит смуту, да?

— Да. И вот… Дети рано или поздно упорхнут из гнезда. И кто останется? Супруг или супруга, а у нас…

— Никого, — заканчиваю я тихо.

Вдруг — мороз по позвоночнику. Продирает так, что цепляется до самого мяса.

А ведь Рома прав: друзья-приятели, подруги-сплетницы… Завистницы.

Есть и те, кто выручает, но лишь потому, что нет момента заинтересованности в одном и том же, соперничества.

Были бы с Лидой такие же хорошие отношения, если бы мы невольно соперничали или столкнулись лбами, претендуя на что-то одно?

Слова Ромы заставляют меня об этом всерьез задуматься, и я понимаю, что рядом, реально, ни-ко-го не останется.

— Вообще-то ты хорошо устроился. У тебя невеста есть. Свадьба на носу.

— Я все отменил. И не невеста, а так… нужник какой-то. Общественный, — отрывисто произносит Роман.

— Ты ведь ее даже не видел.

— Леха показал мне фотку и давай сватать, как у нас с ней все зашибись! Брехло, трепач.

— Вдруг ты бы посмотрел в ее большие… глаза и захотел большего?

— Нет. Когда сердце занято, ничего другого не хочется.

— Значит, потом… когда ты с ней начал мутить, у тебя сердце вдруг стало свободным? Ах ты, кобель!

— Мы слишком зациклены на себе и, оказывается, почти не разговариваем, а как будто ведем морской бой, подсчитывая потери. Я не думаю, что мое сердце стало свободным, но мне кажется, что я поверил в то, что оно — свободно. Ну и друг налил сиропа в уши, наверное.

— Налил. Факт.

— Есть шанс, что мы попробуем… однажды? — осторожно интересуется Роман.

— Новые отношения с другими? У меня сейчас отторжение полнейшее. И если даже любимый принц однажды начал казаться ленивым конем, то чего ждать от остальных? Нет, спасибо…

— Я хотел сказать, попробуем ли мы? Ты и я? Позволишь ли ты реабилитироваться в твоих глазах?

— Не позволю. Нет. Буду прикапываться к каждой мелочи, чтобы найти причину не быть с тобой.

— Да чтоб меня! Неужели я настолько стал плохим?

— Я не дам тебе шанс, потому что тогда окажется, что я в чем-то была не права, а я не хочу быть неправой. И пусть последнее слово останется за мной. И я лучше буду жрать кактус, колоться и плакать, чем…

— Не продолжай. Я тебя понял. И все-таки… — он прикрывает глаза. — Спасибо за то, что ты есть.

— Была.

— Нет. Есть. И как в там песне поется? Спасибо за день, спасибо за ночь… Спасибо за сына и за дочь…

— Дальше не пой, — произношу севшим голосом. — Дальше не про нас. И тебе спасибо, что был в моей жизни. Хорошего было немало. Но надо двигаться дальше.

Глава 48. Она

Спустя время