Вера Колочкова - Зов Сирены
— Ну, в общем… — кивнул он неопределенно.
— И мне плохо. И тоскливо. И больно. Я думаю, что там, на мосту, ты услышал мою тоску и боль. Потому что и сам… Ведь я права, да? Человек с истерзанной душой становится весьма чутким к такой же истерзанности?
— Да, Жень, ты права. Да, все так.
— Тогда поцелуй меня, Митя. И обними крепко-крепко. Это ведь единственное, что мы можем друг для друга сделать? Чтобы… Поддержать как-то… Обними меня, мне холодно…
Ну, пожалуйста!
Потом, когда иссяк солнечный свет в полосках жалюзи, когда не осталось ни капли сил в их изможденных телах, Женя выскользнула из постели, накинула халат, рассмеялась тихо:
— Нет, надо же… И как это я осмелилась, а?
— Ты о чем, Жень?
— Да все о том же… Пойдем пить вино, Митя? И есть очень хочется. Сейчас я что-нибудь приготовлю. Сядем и будем рассказывать друг другу о своей боли. Ведь мы теперь имеем на это право, правда? Мы смешали мою боль и твою?
— Да, ты права, в этом что-то есть… — согласился Митя. — Когда смешивается кровь, говорят — кровные. То есть очень близкие, родные. А когда смешивается боль… Это уже что-то другое. Да, мы имеем право вытащить наружу свое отчаяние, устроить ему перекрестный допрос. Отчаяние одно, а нас двое! Тем более у нас вся ночь впереди. Утром я уезжаю.
— Ночь — это хорошо. Да, ночь это очень много. А ты забавный, Мить… И глаза у тебя чудесные. Знаешь, мне нравится смотреть в твои глаза. Буду всю ночь в них смотреть.
— И рассказывать…
— Да, и рассказывать…
Он долго слушал Женину историю. Вино они выпили, ужин съели, а Женя никак не могла остановиться. Ее боль была живой, мучительной, и Митя чувствовал ее как свою. Вернее, понимал как свою…
Да, Женя тоже вляпалась в любовь безоглядно и безрассудно. Мучителя ее звали Глебом. Тот еще типчик, если судить по описанию… Ничего особенного, совсем не мачо и не красавец, но с дьявольской внутренней харизмой, подлец…
Жили они вместе два года. И два года он из нее веревки вил. Тренировал свою дьявольскую харизму. И Женю тренировал. То любит, то не любит, то уйдет, то снова придет… А она любила, ждала. Мучилась своей любовью. В общем, все, как в той песне — я больна, я совершенно больна… Я переливаю тебе свою кровь, а когда ты засыпаешь, я как мертвая птица…
Потом она случайно познакомилась с Жаном. Он приехал из Парижа на конкурс парикмахеров-стилистов, сам увидел ее на улице, пригласил быть моделью… А почему нет? Женя — красивая девушка, и волосы у нее роскошные. Значит, судьба у нее такая была, наверное. Надо было спасаться от мучительной любви, надо было бежать от нее… Для этого судьба и послала ей Жана. И он увез ее в Париж… Женился, чтобы она смогла получить вид на жительство… И на работу устроил…
— …Да, он пожалел меня, я знаю. Он очень добрый. Он меня спас.
— А где сейчас твой Жан? Вы что, развелись?
— Нет. Зачем? Развестись мы всегда можем. Просто нам так… удобнее. Он сейчас у друга живет, а я здесь, в его квартире.
— А друг?
— Да, да, ты правильно понял. Его друга зовут Клод. И это тоже любовь, Митя. Да, я научилась быть толерантной, очень толерантной! Жан и Клод приходят ко мне на обед по воскресеньям. И Жан учит Клода русским словам — это бывает очень забавно наблюдать. А когда я вылечусь от Глеба окончательно, я уеду домой. Ужасно домой хочу! Два года уже не была…
— А Глеб?.. Он знает, что ты здесь?
— Конечно. И он… Он меня ждет, я знаю. Ему нужна моя любовь — как вещь, как собственность. Знаешь, есть такой тип людей, для которых очень важно держать влюбленную душу в собственности. Да и не только влюбленную. Да, он знает, что я его люблю. Прекрасно знает. И он держит мою душу… Да ты ведь и сам понимаешь, как это бывает. Как во сне. Когда хочешь убежать, а не получается…
— Выходит, мы с тобой слабые души, Женя? Знаешь, как меня друг недавно назвал?
— Как?
— Потеряшка… Обидно, конечно, но ведь так и есть.
— А я не согласна! Нет, Митя, нет! Это ведь не всем по силам — вляпаться в роковую любовь! Да, она тебя забирает полностью, властвует над тобой, и ничего не можешь сделать, потому что ты с ней один на один… Тут нужна особая крепость души, чтобы вынести эту пытку. Слабый не вынесет, нет. А мы с тобой, выходит, не слабые, если такая любовь нас для себя выбрала. Конечно, в счастливо-обыкновенной любви жить легче, кто спорит?
— Знаешь, а у меня была такая — счастливо обыкновенная. И все было как у всех… А потом…
— А потом ты встретил другую женщину, да? И тебе показалось, что жизнь заиграла новыми красками?
— Да, да, черт побери! Будь они прокляты — новые краски! Знаешь, я хочу обратно — в обыкновенность. Чтобы утром на работу, а вечером с работы, и чтобы ужин на столе, тоже обыкновенный, макароны с сосисками, и все остальное тоже пусть будет обыкновенное, без ярких красок. И ворчание жены, и капризы ребенка…
— Так вернись к жене, в чем проблема?
— А не могу. То есть уже не могу. Если бы мог, бежал бы туда, а не по Европам сломя голову.
— Ты сам не знаешь, чего хочешь, Мить. И я про себя ничего не знаю. Выходит, я тоже потеряшка… Бегущая от хозяина потеряшка.
— Да, мы с тобой бегущие, Жень. Запыхавшиеся. Обреченные.
— Да… И мой Жан тоже — бегущий. Он тоже хотел с моей помощью выбраться, убежать от своей природы, я это потом только поняла. Знаешь, как его родители обрадовались, когда он меня к ним знакомить привел? Вот, мол, моя жена. Они на седьмом небе от счастья были! А потом… В общем, попытка бегства не удалась. От судьбы и природы не убежишь, а жаль. Ай, да что говорить!.. Налей мне еще вина, Митя. А лучше виски. Там, в баре, осталось немного. И себе налей. И обними меня еще, пожалуйста, мне что-то опять холодно стало. Крепче, Мить…
Утром Митя проснулся от позывных своего телефона. Жени рядом не было. Он взял телефон и увидел значок на дисплее — голосовая запись…
Ее голос звучал мягко, с грустной иронией:
— Доброе утро, Митя… Я рано ушла, не стала тебя будить. И это я поставила твой телефон на будильник, чтобы ты не проспал. Я бы не осмелилась, но твой телефон сам выпал мне под ноги, когда я снимала свой плащ с вешалки, наверное, из кармана твоей куртки выпал. И еще… Извини, конечно, но я отправила вызов на свой телефон. Если захочешь позвонить, найдешь мой номер в памяти. А не захочешь… Значит, так надо. Я пойму. Но все равно, пусть твой номер останется в моем телефоне. А мой — в твоем. Еще раз прости за нахальство. И спасибо тебе! Ты мне очень, очень помог. Нет, правда, легче стало! А тебе? — Голос Жени затих, затем послышался ее вздох и снова повисла пауза. Будто Женя ждала ответа. Наконец снова раздался ее голос: — Пока, Митя. Будешь уходить, просто захлопни дверь. Пока!
