Вера Колочкова - Зов Сирены
Да ты ли это, Митя Никитин? Да брось. Нет, это не ты. Это другой кто-то. И чемодан собираешь не ты, и уходишь от нее, оскорбленный, тоже не ты. И возвращаешься через три дня — не ты. И снова уходишь. Туда-сюда, туда-сюда. Это что? И впрямь со мной такое было?!
Да, было. И больше не будет. Все-таки полезно на себя глянуть со стороны.
Еще бы Вику совсем забыть. Навсегда, навеки. Чтобы не приходила в снах, не рвала душу в клочья. Она и без того изранена унижением, душа-то. Унижением и любовью. Да, любовью, что ж тут поделаешь! Но ведь на любовь тоже можно смотреть со стороны… Разделять себя и любовь. Оставлять себя для самого себя. Не давать властвовать собою, не превращаться в жалкого потеряшку. Пусть душа любовью болит, но в человеке болит, а не в потеряшке!
Митя так уплыл в свое внутреннее откровение, что не заметил, как прошел до конца улицы. А дальше куда? Через площадь Согласия на Риволи? Нет, лучше на мост подняться, глянуть последний раз на Сену. Может, монетку бросить на память?
Он поискал в карманах монетку, но вдруг замер, почуяв что-то неладное. Будто толкнулось что-то в грудь: уходи, не стой тут. Митя повертел головой.
Ничего такого. И вдруг увидел невдалеке девушка стоит, наклонилась к самому парапету, на воду смотрит. Вот еще наклонилась, еще… Вниз головой сигануть собралась, что ли? Может, это от нее суицидная энергия прилетела, в грудь толкнула? Хорошо, поглядим… Если сигать начнет, можно в два шага прыгнуть, за ноги успеть схватить. А лучше всего подойти к ней ближе, вдруг с прыжком замешкается?
Неожиданно девушка распрямилась резко, глянула в его сторону. Ветром подняло ее шарф, и он окутал лицо сиреневой прозрачной вуалью. Но девушка не пошевелилась даже, чтоб шарф убрать. Это было красиво, как в кино…
А у Мити в голове зазвучала вдруг знакомая мелодия. То есть та самая песня, похожая на балладу… Ее все перепевали кому не лень. Но Лара Фабиан пела ее так, как надо. И Далида тоже хорошо пела. Потому что они знали, как трагично это звучит по-французски. Je suis malade, я больна…
…Я больна,
Я совершенно больна.
Я переливаю тебе свою кровь,
А когда ты засыпаешь, я как мертвая птица…
Эта девушка тоже как мертвая птица, подумал Митя. Шла от нее эта энергия.
— Я не прыгну, не бойтесь, — вдруг произнесла девушка громко, не глядя на Митю.
— Вы… русская, да?! — от растерянности он спросил первое, что пришло в голову.
— Да… Я из России.
— Туристка?
— Нет. Я здесь живу. Меня Женей зовут. А вас?
— А я — Дмитрий… Очень приятно, Женя.
— Дмитрий — это Дима? Или Митя?
— Ну, можно и Митя… Без разницы.
— А вы, Митя, турист, конечно?..
— Да.
— И на сколько дней приехали?
— Завтра утром уезжаю. У нас автобусный тур по городам Европы.
— А, понятно… Это когда в каждом городе от рассвета до обеда?
— Ну… Примерно так, да. Но в Париже целых три дня по программе…
— О да. Три дня — это, конечно, много. Неужели вы полагаете, что Париж можно узнать за три дня?
— Нет, узнать нельзя, конечно. Но хотя бы увидеть…
— И умереть?
— Нет, с меня и «увидеть» хватит.
— Вы так думаете? А хотите, я вам другой Париж покажу? Не туристический? У меня сегодня свободный день, все равно надо куда-то себя деть…
Женя повернула голову, глянула на Митю в упор и будто холодной тоской в лицо плеснула. А может, наоборот, горячей…
Наверное, они долго так стояли, глядя друг другу в глаза. Возможно, Женя и в Митиных глазах что-то прочла…
— Нет. Пойдемте лучше ко мне, Митя. Я недалеко живу, на Сент-Антуан. Я приглашаю вас в гости.
Он даже не удивился. Наверное, так и должно было произойти. Не просто так он приехал с утра на Елисейские Поля, не просто так оказался здесь, на мосту. Значит, ему должна была встретиться эта девушка, и песня в голове должна была зазвучать. «Я больна, я совершенно больна…»
Митя пошел за Женей, ни о чем не думая. Ни за что не смог бы ей отказать.
По пути Женя пыталась вести экскурсию, рассказывала что-то, но Митя ее не слушал. Рассматривал со стороны, делая вид, что слушает с интересном, а на самом деле просто пытался разглядеть свою новую знакомую.
Симпатичная… Худенькая, длинноногая, светловолосая. Легкий плащик затянут поясом в талии, каблучки по асфальту цокают.
— Я работаю в Модном доме Алан Манукян… — вдруг проговорила Женя, словно услышала его мысли. — Не моделью, нет. Обыкновенным администратором. Что-то подношу, что-то уношу. На побегушках, в общем. А сегодня у меня выходной. Давайте в супермаркет заскочим, Митя, у меня дома нет ничего.
— Хорошо… Только давай на «ты».
— Да, конечно… Давай на «ты». Спасибо, Митя.
А он подумал: за что она его благодарит? Явно не за то, что согласился «заскочить» в супермаркет? Идет рядом, уже не рассказывает ничего, молчит… Но лучше бы рассказывала.
Такой надрыв шел от ее молчания, что Мите не по себе было. Может, у нее горе какое случилось? И песня французская опять в его голове тревожно зазвучала: «Je suis malade…»
Я больна, да, я больна,
Ты лишил меня всех моих песен,
Ты вытряхнул из меня все слова,
И мое сердце, совершенно больное,
Окружено баррикадами.
Ты слышишь? Я больна…
— Ну вот, мы и пришли…
Митя очнулся, услышав ровный голос Жени.
— Ну что, идем в супермаркет? Только не суетись, пожалуйста, ладно? Ты мой гость, поэтому я сама буду платить за покупки. И не спорь, пожалуйста! Я понимаю, что ты русский мужчина, но для здешнего менталитета не так важно, кто платит… А я живу вон в том доме, через улицу, видишь?
Квартирка у Жени была маленькой, но очень уютной. Если считать уютом идеальный порядок, отсутствие пыли и красиво проникающий через полоски жалюзи солнечный свет. Не квартира, а царство минимализма: кровать в отдельном закутке, кухонька с обеденным столом у окна, диван у телевизора и компьютерный стол с удобным креслом в углу. Четыре места, четыре жизненно необходимые точки. Да, еще полка с книгами и большой шкаф для одежды…
— …Я стараюсь дома меньше бывать, все время на работе торчу, — пояснила Женя. — Не могу здесь долго находиться, мне плохо здесь.
Митя подумал: наверное, нужно спросить — почему, мол, плохо? Однако Женя его опередила, заговорила сама:
— Ты думаешь, зачем я тебя сюда привела, да? Не отвечай, не надо… Дело в том, что я и сама не знаю зачем. Хотя нет, знаю. Наверное, затем, что я тебя почувствовала. Вернее, услышала. Тебе ведь очень плохо, да, Митя?
— Ну, в общем… — кивнул он неопределенно.
