Лина Дорош - Весло невесты
— Ну, курю, конечно. А что? Хорошие сигареты курю.
— У тебя всё уже есть, Фред. Не улучшай конструкцию!
— Я шофером работаю.
— Поздравляю.
— У меня жена есть и любовница есть.
— Поздравляю в квадрате.
— Я, вот, года полтора назад понял: мне для счастья нужно, чтобы и жена была, и любовница — и обе постоянно. И еще разные женщины были иногда.
— Однако после подобного заявления не могу продолжать говорить Вам «ты». Вы обогнали время в Шмелеве, Фред.
— Такая у меня гармония, так что?
— Имеете право.
— Так что решила?
Возможно, именно ради этого подвига я должна была родиться. Или, по крайней мере, приехать в Шмелев. Больше держать это слово в себе не было сил, и я его сказала:
— Отвали.
Сказала спокойно и стала ждать ответной любезности. И тут кавалер удивил:
— А давай выпьем?
— За дружбу параллельных миров?
— Не понял.
— Ну, за дружбу мужчин с женщинами.
— Да, давай.
— И ты обещаешь не улучшать конструкцию своей жизни?
— Слово!
В буфет зашла Амалия Львовна, кивнула Миле и направилась к нашему столику. У меня открылось второе дыхание:
— Вот теперь могу признаться: я почти люблю тебя, Фредди.
Фредди просиял, но тут Амалия что-то ему шепнула, и он стал серьезным.
— Амалия Львовна, завсегда к Вам с уважением — Вы ж знаете.
— Знаю, дорогой.
— И к ней, — он показал на меня, — с уважением, хотя поговорили всего пять минут. А так её зауважал. Хорошая из неё баба выйдет.
— Согласна с тобой, дорогой. Вы поговорили, сейчас дай и нам поговорить.
— Не вопрос, уже отчаливаю!
— Спасибо, Фред. Привет жене передавай.
Он приложил руку к отсутствующей на голове фуражке и поплыл к выходу.
— Надо же, без году неделя здесь, а уже первый парень на деревне — твой, и ухаживает красиво: коньяк, пирожные — он редко к кому так издалека и красиво подкатывает, — Амалия сдерживала смех.
— Спасибо, теперь Вы — моя спасительница, крестная моя буквально, — мне стало веселее, но еще не смешно.
— Ладно, чего уж там. Лучше скажи, почему из зала ушла?
— Учусь себе не врать. Если нравится — оставаться, не нравится — иметь мужество уйти.
— Хорошо тебе, а мне должность такой свободы не дает. Нравится, не нравится — слушай и смотри. Хотя каждый год практически один и тот же концерт. Детишки новые, а номера старые. И говорить бесполезно. Директора школ искусств стоят насмерть. У них один аргумент — это классика и визитная карточка нашего города.
— Да уж. Знаете, я однажды, еще в юности, попала на оперу «Трубадур». Услышала историю, про бутылку, которую никто с момента написания оперы и до сих пор не смог забрать из ресторанчика, потому что никто в двух словах не может пересказать сюжет.
— Неужели?
— Не знаю, трюк или нет, но мне стало любопытно, и мы с подружкой пошли. Город у нас довольно провинциальный, но оперный театр свой и старый. Оперу давали на итальянском языке, потому и привели на нее туристов-итальянцев. Представьте: в зале пятнадцать человек публики, из них семеро — итальянцы.
— Людей мало — дышится хорошо.
— Просто отлично! И действие разворачивалось на двух сценах одновременно. На одной — опера, а на другой — итальянцы. Они смеялись очень часто. Мне было интересно: над чем они смеются? Только ли над убогими костюмами и декорациями, или еще и им непонятен наш итальянский? Или голоса недостаточно хороши? И наступил момент, когда стало совсем неловко: на сцену вышел хор — отряд мужчин в блестящих черных лосинах и платьях разной длины: от макси до мини. Рост мужчин с длиной платья никак не соотносился. А эти платья в других декорациях явно изображали кольчуги богатырей. Небалетные ноги в блестящих лосинах просто слепили глаза. Итальянцы показывали пальцами и смеялись. У меня возникло чувство, что смеются надо мной. А потом вышла героиня, не помню ее имени, наступило время ее сольной партии. Она запела. Я посмотрела на итальянцев — они завороженно слушали. Мне стало легче, потому что над лосинами я бы и сама смеялась. Безо всякой жалости.
— Хочешь сказать, что тебе на нашем концерте хотелось, как говорят, «обнять и плакать»?
— Точнее не скажешь, я из тех, кто не любит художественную самодеятельность. Даже детскую.
— У тебя дети есть?
— Нет.
— Подожди, будут дети — полюбишь.
— Зарекаться не стану, но сейчас по мне — лучше буфет.
— А как тебе город в целом?
— Без обид?
— Обижаешь. Во-первых, у меня иммунитет ко всякого рода критике, а во-вторых, я чувствую, когда справедливо ругают, а когда нет.
— Амалия Львовна, Вы себе постный торт представляете?
— Постный торт? — она тянула слова. — С трудом. Либо он будет условно постный, либо условно торт.
— Вот и выбирайте, что больше нравится: быть условно постным или условно тортом. Можно подавать заявку в книгу рекордов Гиннеса: Шмелев — это постный торт!
— Девочка, и после этого ты будешь мне говорить, что серьезно думаешь здесь остаться?
— Чтобы вернуться, нужна причина. Веская. Более веская, чем для отъезда. Вы же понимаете.
Амалия Львовна приобняла меня за плечи:
— Знаешь что, дорогая, раз нужна причина — значит, она обязательно найдется. Они, эти причины, такие — поверь мне. И пошли уже воздухом подышим.
— Амалия Львовна, а Вы спешите?
— Нет, уже только завтра на работу.
— Тогда я приглашаю Вас к себе в гости.
Опять на балконе
Я заметила: мой дом диктовал определенную драматургию. Каждый раз история разворачивалась по одному и тому же сценарию. Разговор начинался с прелюдии на кухне, так, общие фразы об интерьере. Потом под кофе и вино разговор разворачивался на балконе и вступал в фазу искренности. Завершался он обычно на лестнице высокой степенью откровенности. Я никому не навязывала этот сценарий. Каждый раз у собеседника был выбор, а я старалась быть ведомой. Новый человек сам, попадая в это пространство, выбирал этот путь и вел нас по нему. Сам обозначал переход в новую фазу. Я боялась только одного: что кто-то вдруг пожалеет о минутах своей откровенности. Первый же такой случай напрочь отбил бы у меня желание приглашать сюда гостей.
Пока осечки не было. Наоборот, с каждым таким вечером я приобретала еще одного близкого человека. Переживала чувства, давно забытые жителями мегаполисов. Это как стать богаче. Богаче тем редким видом богатства, которого нет угрозы потерять под влиянием внешних обстоятельств. Которое, если сам захочешь, всегда будет с тобой. Я тоже открывала душу. Разные стороны своей души. Сегодня мы разговорились про мою юность.
