Лина Дорош - Весло невесты
— Может быть, может быть… — она смотрела куда-то в себя, потом что-то вспомнила и посмотрела на часы, — ты спешишь куда-нибудь?
— Нет.
— Тогда приглашаю тебя на концерт — дети выступать будут, а потом еще посидим где-нибудь, пообщаемся, если ты не против, конечно, — Амалия Львовна говорила не как начальник.
— С удовольствием.
Концерт, как положено, проходил во Дворце культуры. Мы пришли буквально в последний момент, почти опоздали. Мужчина в костюме и шляпе сильно нервничал. Появление Амалии Львовны сделало его счастливым, он начал что-то щебетать. Я не слушала, всё как-то проходило мимо меня. Важным было другое, но его щебетание не давало сосредоточиться на этом важном. Амалия Львовна тоже была не особенно с ним любезна. Она слушала и иногда кивала головой. Она опять выглядела как руководитель. Мы стремительно зашли в зрительный зал, сели на огороженные места, и свет погас.
Концерт художественной самодеятельности начался. На сцену вышли дети. Было видно, что мамы очень старались. Лучший тюль ушел на костюмы маленьких лебедей и фей… Потом вышли другие дети с «народными» номерами, об этом гордо сказал ведущий, закончив громогласно:
— «Заплетися, мой плетень»!
Я приготовилась слушать песню. Жду-жду, а они всё танцуют и танцуют. Петь про «заплетися» никак не начинают. Оказалось, что это совсем не песня, а просто танец. Хотя название почему-то обещало и песню тоже. Мамочки, сидящие в зале, так восторженно принимали каждый номер, что стало неловко — меня-то искусство не тронуло. В целом трогательно, так трогательно, что сердце, чтобы разобраться в ненахлынувших эмоциях, попросило несколько капель лечебного коньяку. Я шепнула Амалии Львовне:
— Фляжку с коньяком с собой не держите?
— Нет, а что?
— Детские воспоминания нахлынули — пойду в буфет на разведку.
— Скоро концерт закончится, цветы вручу и тоже подойду.
Я тихонько выскользнула из зала. В буфете аншлага не было. За барной стойкой сидел единственный посетитель и пил водку. Было очевидно, что я прервала очень личный разговор, но возвращаться в зал не хотелось. Коньяк мне налили стремительно, а дальний столик находился на вежливом от прерванного разговора расстоянии. Я села спиной к возобновившейся «беседе по обе стороны рюмки».
Вид из окна был хорош: окна буфета выходили на парк. Закат начинался. Коньяк согревал. Уже что-то хорошее стало рождаться в теле, как над ухом раздалось мужское:
— Не помешаю?
Бывает, выхлоп бьет так сильно, что парализует речь. Еще инстинкт самосохранения срабатывает, потому что не знаешь, чего ждать от человека не очень высокого, но очень плотного. У моего нежданного собеседника кулак был размером с пол моей головы. Глаз не видно, когда смотришь на него снизу, из-под подбородка. А подбородку навскидку лет сорок пять. Не меньше. На эти же года намекают кулаки. И шея чуть тоньше моей талии. И всё это подкатило не просто так, потому что было уже сильно не трезво. А раз не трезво, то эмоционально может среагировать даже на самую невинную малость. И, по закону подлости, не промазать.
— Мне всегда рады, — он сел за столик и поставил свою рюмку водки.
— Уникальный талант, — я старалась не перечить и надеялась, что тонкую иронию он не распознает.
— Да, такая у меня фортуна — женщины мне всегда рады. Любят они меня, — он постарался мягко положить руку на стол — стол пошатнулся.
— Безответно?
— Почему, а я — их. Полная взаимность.
— Вы с буфетчицей тему взаимности обсуждали?
— А что?
— Мне кажется, Вы уж извините, что она более заинтересованный собеседник.
— Не понял.
— Слава Богу. Вам домой не пора?
— Пошли к тебе?
— Это Вы мне?
— Тебе. Пошли. Ты мне нравишься, — он потянул руку ко мне.
Я так резко отклонилась, что чуть не слетела со стула:
— Какое несчастье.
— Конечно, если бы брякнулась, то было бы несчастье — ты уж поаккуратней давай. А то видишь, как повезло тебе! Еще как повезло! Вон, у Милки спроси, — он кивнул в сторону буфетчицы.
Буфетчица Мила сверкала в нашу сторону глазами.
— Боюсь, мне этого разговора не пережить — весовые категории у нас разные.
— Не боись, в обиду тебя не дам.
— Спасибо, неужели пошли хорошие новости?
— Понял, сейчас всё будет — что ты там пьешь?
— Кофе с пирожным.
Он залез носом в мой бокал и пошел к покинутой собой же пассии. Недолго позвенела посуда. И на столик приземлились бутылка коньяку, чашка кофе, бутерброды и пирожные — все виды, какие были в наличии. То есть два.
— Однако, Вы не жадный, — сама не поняла: то ли комплимент сделала, то ли съязвила.
— Да я вообще отличный — говорю тебе, а ты не веришь!
— Я верю!
— Любишь меня?
— Любовь обычно после пирожных приходит, извините.
— Ешь! — он пододвинул ко мне всю еду.
— Не знаю, как сказать, но пирожных сейчас почему-то не хочется.
— Крутишь?
— Давайте серьезно.
— Давай, — он стукнул кулаком по столу, чтобы продемонстрировать свою решительность.
Всё зазвенело. Чашки с кофе упали, их содержимое вылилось на стол. Бутылку он успел схватить за горлышко. Буфетчица кинулась к нашему столику и принялась рьяно наводить порядок. Я молчала. Она всё натирала стол.
— Мил, иди уже!
Она с обиженным видом медленно вернулась к стойке.
— Прости, перестарался, — он сложил руки на коленях, как маленький провинившийся мальчик.
Я вдохнула, выдохнула. Повторила дыхательное упражнение. Хотелось провести блиц-атаку и стремительно завершить наше знакомство.
— Родители у Вас есть?
— Есть, — теперь он помогал себе говорить, не привлекая кулаки — просто кивал головой.
— Дети?
— Есть. Двое.
— Жена?
— Есть. Лизавета.
— Любовница?
— Есть.
— А зовут Вас?
— Фред.
— Чего?
— Альфред. А ты что думала, тут только Васьки да Машки? А вот она! — показал фигу.
Я больше никогда не смогу смеяться, глядя на фигу. Никогда. Потому что перед глазами будет появляться кукиш Фреда. Это было страшно…
— А жена меня зовет Фредди. В отдельные моменты нашей совместной жизни.
— Меркьюри.
— Ну, курю, конечно. А что? Хорошие сигареты курю.
— У тебя всё уже есть, Фред. Не улучшай конструкцию!
— Я шофером работаю.
— Поздравляю.
— У меня жена есть и любовница есть.
— Поздравляю в квадрате.
— Я, вот, года полтора назад понял: мне для счастья нужно, чтобы и жена была, и любовница — и обе постоянно. И еще разные женщины были иногда.