Елена Лобанова - Фамильные ценности
Зое же не оставалось ничего другого, кроме как подыграть. Получалось слабенько: половину аккордов она, конечно, успела забыть – с четвёртого-то курса, с выпускного! – да и вокалистки то и дело расходились в партиях. Зоя разрывалась, поддерживая то одну, то вторую, но в конце концов Марина Львовна всё-таки рассвирепела и, рявкнув: «Что за гадость!» – захлопнула крышку пианино. Зоя еле успела убрать руки…
И тут же проснулась.
– Что за гадость! – ещё раз фыркнул сынок, поднял с пола бутылку и сунул в мусорное ведро. – Есть же приличные вина: «Саперави» или, там, «Мукузани»!
– А ты… откуда знаешь? – с испугом спросила Зоя и не узнала своего голоса.
Пашка посмотрел на неё с терпеливым презрением и распорядился:
– Шла бы ты, мам, уже спать по-человечески! В комнату!
Оказалось, она уснула прямо за столом. В КУХНЕ!
Хватаясь за стол, она поднялась на неверные ноги и двинулась в коридор. И, добредя до комнаты, во все глаза уставилась на пианино.
Его крышка была открыта…
Глава 22
С некоторых пор Тонечка Федченко перестала учиться решительно и демонстративно.
Из урока в урок она приносила шестнадцать тактов пятой бетховенской сонаты и заплетающийся «Май» Чайковского. Было очевидно, что девица являлась в класс с одной-единственной целью – вывести Зою из себя. Выслушивая нотации, упрёки и гневные монологи, она протяжно вздыхала, уставившись в окно. В ясных светлых глазах отражались облака. Зоя сжимала губы и стискивала руки. Она сдерживалась из последних сил.
– Да эта ж твоя фифа влюбилась! – определила Эльвира, подметив однажды, как Тонечка взбивает кудри перед зеркалом в туалете. – Теперь прощай учёба – играй гормон!
И действительно, через пару дней по дороге на работу Зоя увидела знакомое сиреневое пальтишко в блестящих заклёпках рядом с чёрным пуховиком. Это были Тоня Федченко и её избранник. Они шли навстречу из школы, держась за руки, и лица у них были такие, какими бывают только лица влюбленных детей в пятнадцать лет. Когда они ещё ничего не соображают в жизни и так и рвутся расшибить лоб о самые острые её углы.
В одно мгновение стало ясно, что этот ребёнок совершенно не собирался злить Зою. Девочка просто не замечала её, как не замечала и всего остального населения земного шара.
Зоя отвернулась. Смотреть на них было нестерпимо. Мысли сразу запрыгали в двух направлениях. Одна – в направлении Пашки: что, если и он вот так же… с кем-то за ручку? Мысль была новая, диковинная и не особо приятная. Нахмурившись, Зоя отложила её на потом. Но вторая… на эту вторую она мгновенно кинулась коршуном и затолкала в самый что ни на есть глухой чулан сознания. Вместе с голубыми джинсами, розовой курткой и знакомой рукой, так по-хозяйски эту куртку обхватившей. Не нужны ей были такие мысли по дороге на работу, да и с работы тоже, ни при какой погоде не нужны!
Впрочем, отвлечься удалось без особого труда. В школе не то разгорался, не то затухал, судя по доносящимся до крыльца звукам, грандиозный скандал. Причём эпицентр его располагался сразу же за стеклянной дверью фойе – практически на глазах ожидающих мамаш и бабушек.
– Ну, я ещё понимаю – Зойка! Её кормить некому! – зычно воскликнула Анна Павловна, едва Зоя переступила порог этой двери, и простёрла в её сторону пухлую руку.
Несколько лиц повернулись вслед за рукой и сочувственно закивали. Мамаши и бабушки вытянули шеи. Зоя машинально попятилась.
– А та?! – возопила завуч, выдержав паузу. – Тебе семьдесят восемь лет, семь-де-сят во-семь! У тебя муж получает, как министр, чуть не тыщу долларов! Люди на такие деньги дачи на Канарах покупают! В Париж, или я не знаю куда, ездят! Или хотя бы в Турцию! И что тебе эта несчастная четверть ставки? Я вас спрашиваю! – по привычке прикрикнула было она на учительниц, но покосилась на ожидающих родственниц, спохватилась и сбавила тон. – В общем, поработал человек – дай бог каждому. Так что вопрос, я считаю, исчерпан. И не надо разводить сопли в классах и науськивать родителей. Все меня поняли?
Она окинула взглядом слушателей и, не дожидаясь ответа, повернулась и величественно ступила на первую ступеньку лестницы.
Оставшиеся переглянулись – кто испуганно, кто с усмешкой.
– Илона Ильинична! – шепнула Зинуля в ответ на вопросительный Зоин взгляд. – У неё две ученицы, сёстры Нестеренко, уезжают. А ещё один в этом году заканчивает – и всё. Последний ученик. А она уходить не хочет, плакала сегодня… Говорит: «Мне что на пенсию, что в могилу!» И жалко её, правда… Ан-Пална тоже хороша: заставляет заявление писать прямо среди года! Может, к сентябрю и набрали бы детей, так нет…
– А Илоне чо, правда – семьдесят восемь? – уточнила Нонна таким тоном, словно спрашивала: «Правда – сто семьдесят восемь?»
Зоя отвернулась и тоже двинулась к лестнице. Лестница сегодня что-то явно удлинилась.
Наверху уже дожидался Давыдов. Это в назначенное-то время!
– Отличный новогодний сюрприз! – приветствовала его Зоя. – Или это тебе подарили будильник?
Давыдов молча сделал загадочное лицо и, дождавшись, пока она откроет дверь, ступил на порог класса и важно осмотрелся.
Правда, вся важность разом слетела, едва он сел за пианино. Здесь он вздохнул, зачем-то нагнулся и перевязал шнурок на ботинке. Потом ещё раз длинно вздохнул и сознался:
– Сегодня не очень готов, Зой-Никитишна… Большие нагрузки в школе…
Учебный день входил в обычное русло.
– Ну, показывай, что принёс, – вздохнула в ответ Зоя.
Странно: целый день в школе искусств было непривычно тихо, словно во всех классах сговорились вместо «фортиссимо» играть «меццо-форте». А может, все, как Зоя, экономили силы для домашней генеральной уборки?
И не напрасно: вещи в этот день довольно послушно покидали свои места и ждали, пока эти места будут вытерты, вымыты и освобождены от лишнего хлама, чтобы заново занять их. Веник и тряпка тоже делали своё дело вполне удовлетворительно. Правда, без сюрпризов не обошлось: протирая круглый жёлтый настенный плафон, Зоя как-то умудрилась отвинтить его от основания, и он повис на проводах сломанным жёлтым цветком. Но каким-то образом его удалось прикрутить обратно. Квартира оживала и веселела на глазах: столетняя люстра молодо заблестела пластмассовыми висюльками-каплями, а в ответ ей заиграли грани хрустальных рюмочек и вазочек в серванте, таинственно сверкнула чёрная полировка пианино, и даже диван-лодка приосанился в таком сияющем окружении. Зоя обвела весь интерьер недоверчивым взглядом и вздохнула. Если бы почаще смотреть на такую комнату… садиться по вечерам к этому пианино… Помнится, иногда Виктория провозглашала с пафосом: «Мастерство приходит с возрастом!» Значит ли это, что и в сорок три можно надеяться чего-то достичь?
