Татьяна Алюшина - Двое на краю света
Сколько раз от увиденной величественной картины у меня вдруг замирало сердце, перехватывало дыхание, душа звенела и накатывали слезы от хрустальной высоты этих чувств – я не преувеличиваю! Это надо пережить, чтобы понять, почувствовать!
Арктика – это фантастический, невероятный край, здесь люди меняются, здесь создается ощущение, что ты постоянно находишься на территории загадки, некой сакральной тайны, что ты к ней хоть немного становишься причастным и вот-вот разгадаешь нечто таинственное, чудесное… А красота этой строгой, суровой природы!!
Когда мы переходили от острова Грэм-Белл, минуя острова Белая Земля, к самой северной точке – мысу Флигели на острове Рудольфа, нам встретилась стая нарвалов! Вот тогда я четко поняла, что меня просто затащили в сказку и пытаются уверить, что на самом деле я в обычной жизни нахожусь!
Вы знаете, какие они – нарвалы?! Это же морские единороги! Их так и называют!
Зиночка тут же оказалась рядом со мной и принялась пулеметом рассказывать все, что о них знает! Нарвалов относят к зубатым китам, хотя длина самого большого самца может достигать всего шести метров, совсем не так масштабно, как у китов, но поверьте – это сильно впечатляет! И зубов-то у него всего два в верхней челюсти, а вот тут самое интересное: левый из них – это большой, прямой, как шпага, тонкий бивень, достигающий трех метров, закрученный винтообразно по часовой стрелке!
Это фэнтези какое-то, честное слово!
Ученые понятия не имеют, на кой нарвалам сдался этот бивень-рапира. За все время исследований ни на самцах, ни на самках не обнаружены повреждения от бивня, ну, иногда находили проколотую им рыбу, но в единичных случаях. Самцы не устраивают состязаний между собой и не прибегают к бивню как к орудию, а как нарвалы проводят зиму, ученым вообще неизвестно.
Но, ребята, когда вдруг двое из них поднялись из воды, скрестили торжественно и величественно эти бивни, как дуэлянты перед поединком, замерли на несколько мгновений в таком состоянии и снова медленно скрылись под водой – я чуть не выпрыгнула за борт от переполнивших меня чувств! У меня слов нет, чтобы передать те ощущения, которые я испытывала, пока их снимала.
Я даже не заметила, что во время всех моих стремительных перемещений по разным палубам в поисках лучшего ракурса и в погоне за этой стаей со мной бегает Зина, а молчаливый и недовольный Краснин держит меня, когда я перегибаюсь через поручни. Я не в состоянии была отметить эти факты своим сознанием – не до них!
И, когда величественно показав нам напоследок свои рапирные бивни и лоснящиеся темные спины, стая скрылась под водой и отошла от судна, я наконец повернулась к сопровождавшим и поделилась переживаниями:
– Обалдеть!! Это чудо какое-то! – Я размахивала руками, качала головой, пытаясь передать всю глубину собственных эмоций. – Это просто сказочные персонажи какие-то!
– Шротт! – прогремел железным холодным тоном Краснин, остужая мою чрезмерную восторженность. – Я распоряжусь закрывать вас в каюте, когда нечто сказочное и интересное окажется возле нашего судна!
– Пал Андреич, вы чего? – искренне не поняла я наезда.
– Вы дважды чуть не кувырнулись за борт! – ужасно гремел, ругая меня, как школьницу, Краснин. – Вы не контролируете свое поведение, когда увлекаетесь работой, и если рядом не было бы сопровождающих, то погибли бы уже сто раз!
– Ну не погибла же, и ничего не случилось, – примирительно попыталась я утихомирить его гнев, но получилось еще хуже.
– Запирать! В каюте! Хватит с меня вашего экстрима! – аж побледнел Краснин.
– Не надо запирать, я постараюсь быть осторожней, обещаю, – испугалась я.
А этот запрет, с него станется, да и по всему видно, достала я его не на шутку – в глазах такие молнии, ой-ей! Желваки на скулах ходят – придумает еще чего-нибудь: снова на берег не пускать, или вообще камеру отберет. По-видимому, я действительно как-то переборщила в этот раз со своей неконтролируемой увлеченностью.
– Удивительно, Шротт, как вы живы и не покалечились до сих пор! – чуть спокойнее продолжил он отчитывать меня.
А я резонно решила помолчать и в дальнейшие дебаты не вступать, а по мере сил смиренно выслушать грозное начальство, отчитывающее непутевую подчиненную в общем-то за дело. Так и простояла перед ним молча, пока он душу отводил громким рыком, обещая всяческие меры принять, ограждающие меня от собственной глупости и неосторожности.
Стояла. Слушала. И любовалась! Какой мужчина! А когда вот так грозно отчитывает – так самый брутальный красавец в мире, честное слово!
Вождь какой-то!
Наслушавшись, сколько могла протерпеть, я буркнула в ответ нечто невразумительное и отправилась в бар запить сочком неприятный осадок от такого общения.
В баре находилось несколько посетителей – пять человек за одним столиком, и, как обычно, наши ученые мужи эмоционально обсуждали какие-то научные теории и их практические приложения. Предположения, что разговор ведется о погоде, политике или женщинах, отпадали сами собой – с такими воодушевленными лицами, что-то торопливо записывая и рисуя на салфетках, дискутировать можно только о науке. Я уже привыкла к подобным картинкам нашей обыденной жизни здесь. Они все тут фанаты своего дела, их на Луну зашли или на конкурс красоты «Мисс Вселенная», они и там станут обсуждать свои научные теории. «Ну а девушки? А девушки потом!»
Это я к тому, что можно смело считать, что в баре я нахожусь одна – для этих ребят в минуты такого общения все остальное, кроме предмета диспута, до лампочки.
А ругают за подобные дела только меня, заметьте! Зоологи и биологи вон тоже снимали нарвалов, только шум стоял, но страховали они сами друг друга, им грозный Краснин не достался!
Я заказала себе сок, финики и изюм – захотелось вдруг жизнь подсластить – и расположилась за самым последним угловым столиком на двоих, словно отгороженным от остального зала большими кадушками с живыми растениями – некий такой камерный уголок для приватных бесед парочек. Уютненько.
Мне сейчас очень кстати – так захотелось уединиться, спрятаться ото всех и побыть в компании только с собой.
Ну да, ну да – ха-ха! Еще чего придумала!
Я увидела, как в бар вошли, что-то живо обсуждая, Зиночка и наш орнитолог Елена Михайловна Зинчук, замечательная женщина, лет так за пятьдесят, но такая молодая, интересная, умница и большой ученый. Про нарвалов, наверное, спорят. Я даже как-то затосковала в предчувствии, что придется с ними сейчас здороваться, втягиваться в их беседу…
Но нет. Они меня не заметили за этими пальмами-кустами, а устроились за соседним столиком в неком полукруглом диванном закутке по типу тех, что стоят в кают-компании, и обе оказались ко мне спинами. Ну и хорошо! Отсижусь тишком, они поговорят и уйдут.
