Мари Луизе Фишер - Поздняя любовь
— Скажем, в клинику.
— Для получения направления в клинику его болезнь была недостаточно тяжелой.
Он забарабанил пальцами по столу.
— И кому об этом известно?
— Но ведь это всего лишь моя личная жизнь. Тебя это не касается ни в малейшей мере.
— А если ты погубишь свою репутацию?
— Чепуха, Артур, и ты это знаешь. Миллионы пар живут в наше время вместе без свидетельства о браке, и никому это не мешает. А кроме того, он у меня лишь временно.
— Он должен исчезнуть из твоего дома, и притом немедленно.
Сначала Доната собиралась сообщить Штольце, что уже говорила с Тобиасом о его увольнении. Теперь же это показалось ей невозможным.
— Из моего дома, — зло сказала она, — и также из моей фирмы? Так? А лучше всего вообще вон из моей жизни?
— Ты сама сказала нужное слово.
— А почему? — Доната тоже стала говорить громче. — Только из-за разницы в возрасте, которая касается лишь нас двоих?
— Это касается отнюдь не только вас.
— Только нас. Мы знаем супругов… — Ты говоришь и о супружестве?
— …Которые куда меньше подходят друг другу. У них нет общих интересов, общего уровня образования, общего чувства юмора, и все же они как-то уживаются друг с другом. А у меня с Тобиасом все согласуется, кроме возраста.
Но это-то и есть решающий фактор! Черт побери теперь я все же глотну. — Он нырнул под крышку письменного стола.
«Похоже, что без глотка тебе никак не обойтись», — подумала Доната, но вслух этих слов не произнесла, не желая доводить возникший конфликт до взаимных оскорблений.
— Будешь? — спросил он, уже держа бутылку в руке.
— Нет, благодарю.
Он налил себе в стакан коньяку, одним махом осушил половину, сразу же долил снова доверху и лишь после этого спрятал бутылку.
Доната использовала паузу, чтобы собраться с духом.
— Послушай, Артур, — сказала она уже спокойнее, — могу я тебе напомнить, что Алина моложе тебя больше чем на двадцать лет?
— Это нечто совсем иное. Она — моя вторая жена. Мне было за сорок, когда я женился на ней. Тогда ведь было вполне естественно, что я взял в жены не ровесницу, а женщину более молодую.
— Мне тоже за сорок, Артур, и мне тоже представляется вполне естественным жить с человеком, более молодым, чем я.
— Ты, кажется, выставляешь меня слабоумным, Доната.
— Я такого намерения не имею. Я только хочу, чтобы ты понял мою позицию.
— Через десять лет тебе будет пятьдесят два, и тогда он…
— Побереги свои легкие, Артур. Считать я умею не хуже тебя. Только кому известно, будем ли мы еще живы к тому времени? Мне важно не будущее. Я хочу именно сейчас быть с ним рядом, пока он еще влюблен в меня.
Он закурил сигарету, не предложив ей.
— И сколько же времени это будет, по-твоему, продолжаться? — насмешливо спросил он.
— Этого предсказать невозможно, — спокойно ответила она, — да и ни к чему. Факт есть факт: я с ним счастлива и хочу этим счастьем наслаждаться.
— В ущерб фирме?
— Я на это смотрю иначе, Артур. Но если уж это тебя интересует, то скажу: да, даже и в ущерб фирме. Я люблю свою профессию, но она составляет лишь половину жизни. Я ведь не только рабочая скотина, но и человеческая личность, испытывающая потребность в любви — как и все прочие, не исключая и тебя. Но ведь от тебя-то никто не требовал жертв в личной жизни.
— Я никогда не наносил вреда фирме. И у меня нет никакой другой женщины, кроме Алины.
— Только не надо так сильно бить себя в грудь кулаком. У тебя тоже есть свои слабости.
— Мне об этом ничего не известно.
— Да не будь же ты лицемером, Артур! Ты ведь сам знаешь, что слишком много пьешь.
— Я всегда сохраняю ясную голову.
— Вовсе нет. Это не удается никому из тех, кто уже в десять утра хватается за бутылку. Я этим давно уже обеспокоена. Но я ни разу тебе об этом не сказала, потому что уверена, что освободиться от этой слабости ты все равно не в состоянии.
— Что все это значит? — прошипел он в бешенстве. — Почему ты вообще заговорила на эту тему?
— Я лишь пытаюсь наглядно тебе доказать, что ты своим неумеренным потреблением алкоголя создаешь для нашей фирмы не меньше опасностей, чем я своей не вполне общепринятой формой любви.
Он злобно огрызнулся:
— Значит, нам обоим можно уже собирать свои пожитки, так что ли?
— С таким же успехом мы могли бы продолжать общее дело. Нужно всего лишь чуточку терпимости с твоей стороны.
— Мне такое и во сне не привидится. — Он придавил свою сигарету с таким бешенством, словно уничтожал кровного врага. — Я знаю, чего хочет этот тип. Ты у него уже в кармане. Пройдет совсем немного времени, и он начнет командовать также и во всей фирме. Однако я исполнителем приказов не рожден. Я выхожу из игры.
— В этом, — Доната вздернула подбородок, — я, к сожалению, помешать тебе не могу.
— Так оно и есть. Но попомни мои слова: он приведет тебя к краху.
Доната встала.
— Я, однако, хочу рискнуть.
— Ты всегда была охотницей до азартных игр.
— Правда? Ты так считаешь? А я-то не замечала. — Она засмеялась. — Но если это и так, то мне до сих пор везло, правда?
Тобиас выскочил навстречу Донате, когда она приехала домой. Она помахала ему рукой из машины и въехала в гараж. Он последовал за ней.
— Что случилось? — спросила она, выходя из кабриолета.
Он крепко обнял ее.
— Я так стосковался по тебе.
— А я между тем приехала раньше обычного, — ответила она улыбаясь.
Он поцеловал ее, и Донате показалось, что у них началось прямо-таки тайное свидание. Это чувство отнюдь не было неприятным.
— А я за тебя боролась, — поведала она, едва дыша, когда он наконец ее отпустил. — Ты остаешься, а Штольце уходит.
— Ой, Доната! — вскрикнул он, радостно пораженный, и хотел снова ее обнять.
— Здесь не место, — сказала она уклоняясь, — а то еще увидят нас с улицы.
— Так закроем ворота, — ответил он и нажал нужную кнопку.
Она воспользовалась моментом, чтобы проскользнуть в прихожую.
— Вредная ты! Всю игру испортила, — посетовал он, догнав ее.
— А ты — сумасброд!
— Я счастлив.
Она встала на цыпочки, коснулась губами его носа и попросила:
— Подожди меня! Я хочу освежиться.
— Не могу ли и я при этом составить тебе компанию?
— Лучше не надо, — нерешительно сказала она.
— А ты заметила, что Сильвии дома нет?
Да, в гараже машины Сильвии не видно, но в первый момент это прошло мимо сознания Донаты.
— А Ковальские без вызова определенно не явятся. Так что мы одни.
Она могла бы сказать, что устала, что мечтает о горячем душе и глотке вина. Так оно в действительности и было. Но его умоляющий взгляд и нежная улыбка оказались более сильными аргументами, и она впустила Тобиаса в свою спальню, где он до этого еще ни разу не был. Но он смотрел только на Донату и не отказал себе в удовольствии помочь ей раздеться, хотя она протестовала, поскольку это ей было совсем уж непривычно.
