Дана Хадсон - Вспомни меня!..
Озарение пришло внезапно, и он изо всех сил помчался на берег, понимая, что дорога каждая минута. На туманном берегу и в самом деле виднелась хрупкая женская фигурка. Она стояла в опасной близости от обрыва и вглядывалась в туманную даль. Полю казалось, что он видит то же, что и она, — утлый баркас среди бушующих волн с одиноко стоявшей на корме фигурой.
Рванув на бегу ставший узким ворот куртки, он крикнул на бегу:
— Николь! — уверенный, что она оглянется и увидит его.
Но ветер разметал его вопль по берегу и казалось, что имя Николь звучит из глубин коварного моря.
Она встрепенулась и сделал еще один шаг вперед, не оставив между пустотой и собой ни единого сантиметра. По телу Дюмона прошла отвратительная дрожь. Ему показалось, что она уже скользит по обрыву, когда в последнем прыжке он схватил ее и оттащил от края.
Его сердце еще билось с натугой и на лбу выступили капельки пота, еще не отпустило отчаянное напряжение, но радость уже начала освещать его лицо неудержимым светом. Он прижимал Лорен к себе и не мог опустить руки, испытывая странное, жгуче-печальное и вместе с тем восторженное чувство обретения.
Лорен с неудовольствием посмотрела на ненужного спасителя и невольно вскрикнула, не веря своим глазам.
— Как ты меня напугала! — голос у Дюмона дрожал и срывался, будто она и впрямь была ему дорога.
Лорен зажмурилась, внезапно испугавшись, что теперь-то точно сошла с ума, раз видит то, чего не может быть.
Не выпуская ее из рук, он быстрыми шагами шел к дороге и она начала немного приходить в себя.
— Отпустите меня! — Он не отреагировал на это категоричное требование, и она уже с меньшим напором спросила: — Почему вы здесь? Ведь сегодня день вашей свадьбы!
Поль мягко ответил:
— Свадьбы не будет. Я всё вспомнил, Николь!
Он произнес ее старое имя с такой нежностью, что у Лорен замерло сердце. Она взглянула в его светившиеся от счастья глаза и невольно улыбнулась в ответ. Мрак, окружавший ее всё последнее время, начал рваться, испаряясь, как лужи в жаркий летний день.
Но ей еще не верилось в столь стремительную и радикальную перемену своей жизни, и Лорен взглядывала на Поля с опаской, будто боялась, что он лишь плод ее воспаленного воображения.
Все так же не отпуская ее, Дюмон рассказал:
— Я вспомнил всё почти сразу после твоего отъезда. Попытался найти, но ты не оставила о себе никаких конкретных сведений. Искать в Англии мисс Смит было то же, что иголку в стоге сена. Я метался, всё больше и больше волнуясь, пока решил не положиться на интуицию. И, как видишь, оказался прав.
Лорен-Николь тяжело, с присвистом вздохнула. Неужели это правда? Или это просто еще один сон? Поль, будто услышав ее мысли, тут же откликнулся:
— Конечно, то, что произошло с нами, трудно объяснить с точки зрения нашей прагматической науки. Но мы-то с тобой знаем, что всё, что мы вспомнили, было на самом деле. Пока я тебя разыскивал, я узнал многое о тех, которыми мы были. И все исторические источники только подтверждают наши воспоминания. К тому же мы видим с тобой одни и те же сны. А сумасшествие не передается, оно не заразно.
Но напряжение было так велико, что с трудом покидало измученное тело девушки. Но вот они остановились возле шато де Мариньи. Лорен с молчаливым протестом посмотрела на Поля. Ей не хотелось мучиться, вновь переживая то, что было.
— Не бойся. Здесь всё начиналось и здесь всё кончилось. Так пусть же начнется снова.
Лорен с содроганием посмотрела на высившееся над ними здание. Здесь они с Полем встретились, и в этом подземелье провели свою последнюю ночь. Ей стало страшно. Так страшно, что она не могла сделать ни шагу.
Когда Поль вносил Николь в ворота шато, ее начала бить мелкая дрожь. Но она превозмогла ее и посмотрела на дом, сравнивая свои воспоминания с тем, что появилось перед ней. Шато остался таким же сказочным замком, с изящными башенками, шпилями и бесчисленными витражами окон.
— Ты здесь был? — Она с трепетом посмотрела на несущего ее Поля, боясь услышать, отрицательный ответ. Но его слова ее тоже не утешили:
— Да. Я спускался в подземелье.
Он не стал продолжать, но Лорен поняла всё без слов. По ее телу прошла болезненная судорога, и Поль крепче прижал ее к себе, защищая от кровожадных химер прошлого.
Она хрипловато прошептала:
— Это невыносимо — снова вспоминать то, что было!
Но Дюмон с ней не согласился.
— Что ты! Я считаю, любовь — высшее проявление человеческого духа. И мы с тобой доказали свою любовь.
Их взоры встретились и сказали друг другу всё без слов. Но постепенно в его взгляде нежность начала сменяться страстью, и Лорен смущенно потупила глаза.
Заметив удивленные взгляды служащих, Лорен попросила:
— Отпусти меня, пожалуйста. Я вполне владею собой.
Внимательно посмотрев на ее лицо, еще бледное, но уже не казавшееся посмертной маской, как еще совсем недавно, Дюмон опустил ее на вымощенный булыжником двор. Дальше Лорен пошла уже сама, с каждым шагом всё больше и больше ощущая себя Николь.
Усадив ее в свою машину, Поль посоветовал:
— Дорога не близкая. Постарайся поспать.
Он не сказал, что потом спать ей не придется, но послал такой многообещающий пылкий взгляд, что Лорен невольно улыбнулась. Но усталость и переживания взяли свое, и она заснула под негромкое шуршание шин.
Проснулась от наступившей тишины возле знакомого ей здания на улице Лафайет. Поль уже открыл входную дверь и возвращался обратно, собираясь занести ее в дом. Она медленно вышла из салона ему навстречу. Мужчина с нескрываемой любовью посмотрел на девушку, и вновь подхватил ее на руки. Она с некоторым смущением возразила:
— Зачем? Я нормально себя чувствую.
Занеся ее в дом и захлопнув за собой двери, он ответил странно прерывистым голосом:
— Так положено. Муж переносит новобрачную через порог. Пусть наша свадьба впереди, но ведь мы с тобой и так уже женаты.
В этих словах присутствовал лишь им одним понятный смысл. Спешивший навстречу внушительного вида мажордом, услышав эту загадочную, на его взгляд, фразу, изумленно уставился на гостью, не зная, как же ему быть.
Ничего не говоря, Поль лишь кивнул ему головой, решительно пронося мимо свою драгоценную ношу.
Занеся Лорен в спальню, Поль уложил ее на кровать и рывками стал стягивать с себя одежду. Она с волнением наблюдала за ним, вспоминая всё новые подробности своей прежней жизни. Вот он привычным жестом выпростал руки из свитера, вот стащил с себя брюки. Это было до слез знакомо, и всё же совершенно непривычно.
Раздевшись, он сел рядом с ней и принялся с бережной нежностью стаскивать одежду с нее.