Каринэ Фолиянц - А я люблю женатого
Из-за ящиков появился заспанный грузчик.
– Сальвадора Дали знаете? – спросил Шурик.
– Духи такие! – хихикнула Лена.
– Про парфюм забудь! Что сделал этот великий художник, когда заказчику не понравилась его витрина? – И не дожидаясь ответа, Шурик, обняв бутафорские колбасы, резко двинулся к стеклу…
– А! – расширились от ужаса зрачки на лице юной купчихи.
Звон разбитого стекла. Шурик повторил «подвиг» Дали, протаранив витрину произведением Феликса.
Послышался вой милицейской сирены.
– Беги! – закричал Шурику Феликс… Оставаться дольше в магазине было опасно.
– Это мой брат двоюродный, – врала Катя в отделении милиции милиционерше Аленушке, – за витрину мы уплатим.
– Он без регистрации! Сейчас, знаешь, куда его отправим?
Катя сняла с пальца серебряное колечко и протянула Аленушке:
– Завтра зарегистрируется у тети, я вам обещаю.
– Свои документы предъяви, – потребовала милиционерша.
Катя замерла. Потом сняла с пальца второе колечко и медленно положила его на стол…
Катя разливала суп по тарелкам. Шурик, не дожидаясь других, начал есть.
– Надо же! Умеешь готовить!
– Во мне масса скрытых достоинств, – усмехнулась девушка.
– Мы изучим все и сообщим Глебу, – пообещал Шурик. – Ему ведь жить с этими достоинствами, не нам!
– Надеюсь! – серьезно сказала Катя.
Феликс задумчиво ковырял ложкой в тарелке:
– Когда мой прадед был зол и не знал, к чему прицепиться, у него было одно железное правило – тайком бросить шерсть в еду. Потом он нападал на жену и ругался с ней до сыта.
Пораженный Шурик оторвался от еды.
– Эта черта моего прадеда нравится мне мало. Я не хотел, чтобы она перешла по наследству к моим детям, – договорил Феликс.
– Но я чужой мальчик!
– Я старший в этом доме. Она женщина. А ты ребенок!
– Я не ребенок, я мозговой центр. И есть одна мысль…
…Шурик и Катя шли по дорожке поселка. Это был участок, где гнездились достаточно «крутые» дачи.
– Богатые мужчины, по-моему, любят своих жен.
– Только богатые? – удивилась Катя.
– У богатых для этого больше времени и возможностей. Состоятельным людям легче выказывать свои чувства.
– Твой отец, например, любит твою мать?
– Я запрещаю переходить на личности, – отрезал Шурик. – А ну, подсади-ка!
Катя помогла ему взобраться на дерево. Он вытащил из-за пазухи огромный бинокль. В это время к одной из дач подъезжала красивая машина. Оттуда вышли молодой человек и его белокурая спутница. Он суетился, помогая ей.
– То, что надо, – воскликнул Шурик, – осталось только узнать – жена это или любовница.
– Какая разница? – спросила Катя.
– Любовница выгодней. Перед женой меньше выпендриваются.
– Ты думаешь?
– Я знаю! Нет смысла производить впечатление на то, что тебе уже принадлежит…
– Да, – убеждал сам себя Феликс, собирая кисти. – Франциско Гойя тоже был придворным живописцем. Ему приходилось рисовать разных женщин, в том числе и испанскую королеву в виде махи.
– Махи – это шлюхи? – поинтересовался мальчик.
– Мой прадед отрезал бы тебе язык вот этим кинжалом. Махи – это женщины из народа в национальном костюме.
– А королева-то, как? – спросила Катя. – Королева была красивая?
– Образина страшная. Немка по происхождению. Костюм испанской женщины шел ей, как корове седло. Другое дело – портреты любовницы художника герцогини Каэтаны Альбы! Это была настоящая гордая красавица.
– А меня напишешь когда-нибудь? – спросила Катя.
– Обязательно! – Глаза Феликса зажглись.
– Сначала у нас появится на обед мясо, а потом твой портрет, – вернул их на землю Шурик.
На веранде роскошной дачи Феликс рисовал портрет. Хозяин похаживал рядом попивая пиво. Блондинка застыла в жеманной позе.
– Невеста моя! – гордо пояснил Шурику новый русский. – На Багамы возил, на Канары возил, шуб одних накупил на пятьдесят штук баксов. Вот особняк приобрел, видишь, какой? Усадьба была старинная, в ней психушку на заре советской власти открыли, так я всю ее выкупил. Всех, можно сказать, придурков расселил. Зато особняк исторический. Ремонтирую. А как ремонт закончим, в Мексику летим, в свадебное путешествие.
– Был я в вашей Мексике, – махнул рукой Шурик. – Жара и кактусы. Кормили не вкусно.
– Ну ты, пацан, даешь! – захохотал хозяин, явно не поверивший Шурику.
– Брат твой? – спросил он у Феликса.
– Ученик, – буркнул Феликс. – Он Мексику только по телевизору видел.
Хозяин заржал:
– Ну чего, пацан, нравится моя невеста? У… красавица!
В тире они снова стреляли по мишеням. Феликс попадал, а Шурик – опять мимо.
– Обещал, что весь портрет выложит баксами в три слоя, если получится похожим, – усмехнулся художник.
– Ты уж старайся!
– Это ты старайся! Держи ровнее. Целься, ну!
– Джоконда Леонардо Да Винчи висела у французского короля в туалетной комнате. Он заплатил за нее не один килограмм золота.
– Пиши как Леонардо, тогда и твои картины какой-нибудь монарх повесит в сортире, – сказал Шурик.
– Я пишу, как могу. Смысл жизни в том, чтобы выразить себя, а не в килограммах золота.
Шурик вздохнул:
– Судьба Ван Гога тебе ближе. Чокнешься ведь.
– Модильяни тоже умер молодым.
– Живи долго! И сделай ты из этой дуры Джоконду! – попросил мальчик. – Жених – человек состоятельный, усадьбы ремонтирует, может, и нам чего перепадет с барского стола!
На террасе нового русского блондинку усадили точь-в-точь в такую же позу, как на портрете Леонардо.
– Она похожа на Мону Лизу, – нахваливал Шурик невесту нового русского.
– Это чё? – не понял хозяин. – Какая Лиза, бедная, что ли? Она у меня не бедная. – Он полез обниматься к невесте. – У моего зайчика есть состоятельный мышонок. Да, зайчик?
– Не шевелитесь, пожалуйста, – попросил Феликс.
– Мышонок любит Зайчика. Мышонок купит рамку за штуку баксов, чтоб как в музее, как в Дрезденской галерее. Мы там в прошлом году были – такие пирожные ели, что мама моя родная!
– К тому же в действительности Мона Лиза дель Джоконда в жизни была отравительницей, – заметил Шурик, – она отправила на тот свет несколько своих мужей.
– Ты чё, правда? – заржал новый русский.
Феликс кивнул.
– Поэтому она изображена в трауре по последнему на тот момент, четвертому из мужей.
– Ты это, руки по другому сложи, – сказал новый русский невесте, – а ты… это… руки ей перерисуй. Перерисуй, говорят!
Феликс, вздохнув, подчинился.
На переговорном пункте в разных кабинках разговаривали с Москвой Катя и Феликс.
– Милый, потерпи немного! Я через неделю деньги тебе привезу. Ты только не бросай меня, пожалуйста! Я люблю тебя, Глеб!
