Каринэ Фолиянц - А я люблю женатого
– А он? – одновременно спросили Катя и мальчик.
– Он был пастухом, жил в горах. Овец в большом стаде никто не считал, он и продал полстада. Принес, что надо.
– А они? – опять спросили оба.
…Феликс достал большой плюшевый альбом, показал фотографию сурового человека в национальной одежде.
– Они, конечно, ее не отдали. Но он не успокоился, подкараулил ее, когда она шла к роднику. С ним были друзья…
Теперь на фотографии прадед стоял в окружении таких же суровых молодых людей. Все они держались за кинжалы.
– Она и охнуть не успела – он ее в мешок.
– Молодец! – одобрил Шурик. – Настоящий мужик!
– Ужас какой-то, – прошептала Катя.
– Так она его через мешок укусила, за палец.
– Во дает! – сказал Шурик.
– Молодец! – сказала Катя.
– Палец зажил, потом у них было восемь детей!
На фотографии мужчина и женщина стоят, окруженные детьми.
– Это вот, – показал художник, – моя бабушка. Тут все мои предки. – Он с гордостью листал альбом. – А здесь, – он показал на последнюю пустую страницу, – здесь моя семья будет. Я, моя жена и мои дети.
– И это скоро? – поинтересовалась Катя.
– Как только деньги научусь зарабатывать. – Феликс захлопнул альбом.
– Пора вернуться к нашим баранам, – вздохнул Шурик. – Хорошо бы поесть, а деньги на исходе. Он пошарил по пустым кастрюлям и плошкам. – Если ты за восемь лет жизни в Москве не научился зарабатывать, то никто на свете, кроме меня, уже не сможет научить тебя этому!
В телевизоре во весь маленький экранчик появилась фотография Шурика, диктор снова повторила информацию.
– Ой, – изумилась Катя, – это ж ты!
– Тут ничего интересного. – Шурик попытался загородить собою экран.
– Ну-ка, ну-ка, – отодвинула его Катя, с интересом слушая сюжет про исчезновение сына крупного бизнесмена. – Значит, ты беглый?
– Никто, кроме меня, повторяю, не даст вам возможности обрести желанные дензнаки, – будто не слыша ее, заявил Шурик. – Есть еще вопросы?
Они стояли в маленьком продуктовом магазине у прилавка. Феликс пересчитывал мелочь на ладошке.
– Что вам? – лениво спросила толстая продавщица.
– Колбасы докторской, грамм триста. Нет, двести. Нет, сто пятьдесят! А вот хвостик нам не нужен, нам нужна серединка.
– Может, кубиками нарезать? – с издевкой взглянула на него продавщица.
– Я всегда говорил, стыдно быть бедным, – сказал Шурик.
– Стыдно быть только дураком, – ответил Феликс и вежливо повторил: – Кубиками не надо, надо ломтиками, сто пятьдесят грамм.
– Может, сто сорок девять? – продолжала издеваться наглая продавщица.
– Вам скандал нужен, а мне еда, – миролюбиво ответил Феликс. – Я же просил хвостики не класть, отрежьте серединку.
– Не отрежу.
– Отрежете! – Шурик схватил ее руку, в которой женщина сжимала огромный колбасный нож.
Нож повалился на пол, продавщица завопила:
– Лена! Леночка!
Из дверей подсобки вышла девочка.
– Ну что там?
– Покупатель хамит, милицию зови! Нож хотел украсть, рожа уголовная!
– Гости с юга? – ухмыльнулась Лена.
– Девочка, позови маму, – попросил Шурик.
– Вот она, мама, – кивнула Лена на продавщицу.
– Тогда позови заведующего.
– Это я – спокойно ответила Лена. – Это наш семейный магазин. Папа грузчик. Позвать папу?
– Ну что ты, – Шурик окинул ее взглядом, – вполне современная девочка, шмотки модные покупаешь, – сказал он, – а на что твоя лавка похожа! Смотреть стыдно. Хочешь, мы тебе витрину оформим.
– Вы? – удивилась девочка.
– Он художник, а я менеджер, – не моргнув глазом продолжал Шурик, – у нас просто временные трудности. Мы вчера машину разбили, теперь долгов – во!
– А! Тут вчера «Тойота» за поворотом разбилась. Ваша?
– Наша, – нагло соврал Шурик. – Вообще-то мы берем супер-гонорары, но для тебя… Мы тебе такую витрину оформим – закачаешься! Дай колбасы как задаток!
– Ну пошли в подсобку, поговорим, – усмехнулась Лена.
Вечером художник рисовал эскизы, а рядом сидел Шурик. Катя собиралась уйти.
– Куда ты? – спросил Феликс.
– Звонить.
– Только недолго.
– Я, что, в плену? – зло огрызнулась Катя.
– Катись, куда хочешь, – отозвался Шурик, но получил от Феликса по лбу.
– Я бы тебя проводил, но работа, – извинился Феликс перед девушкой.
– Тоже мне! Колбасный гений! Господа оформители! – съязвила она.
– Эй ты, послушай! Великий Сальвадор Дали тоже оформлял витрины, – крикнул ей вслед Шурик.
– Да, – поддакнул Феликс. – он выставил в витрине волосатую ванну. А когда она не понравилась хозяину, выпрыгнул вместе с ней, разбив стекло витрины. Потрясающая была акция!
За Катей захлопнулась дверь, и Феликс вернулся к эскизу. На бумаге появлялись колбасы, сосиски, сыры. Шурик с интересом следил за работой художника.
– Лена будет в восторге. Она девка современная, не эта наша провинция!
– Ты думаешь?… – спросил Феликс с недоверием.
– Какие вопросы! У меня нюх на это!
Катя звонила Глебу с переговорного пункта на маленькой почте дачного поселка.
– Я видела как ты пел! Это потрясающе! Я люблю тебя! Ты гений! И я никогда ни о чем не пожалею! Когда к тебе приехать? Как зачем? А… – она замялась. – Деньги… Они не при мне. То есть они есть, но… А без денег нельзя? Никак?
Глеб повесил трубку. Ему нужно было от Кати только одно – деньги. Он не любил Катю. Он вообще никогда никого не любил. Кроме себя самого.
– Але гоп!
Шурик сорвал занавес и перед глазами восхищенных зрителей, местный бабушек, предстал роскошный натюрморт. Все так и ахнули – вот это витрина!
– Современный дизайн, великолепная композиция. Гениально!
Шурик потрепал по плечу Феликса, точно он был его учеником. Лена молча, скрестив руки, разглядывала композицию.
– Мадемуазель, ваше слово.
– Тут вот что… Такое дело… Все красиво и хорошо, но у матери сестра нашлась двоюродная в Париже. Короче, парфюм будем возить напрямую. А с колбасами баста. Переоборудоваемся.
– Ты чего? – ошалел Шурик. – Это же чистый, ну, как его…
– Шнайдерс, – подсказал Феликс.
– Посмотри на это изобилие, деревня! – агитировал мальчик.
– За деревню ответишь! – обозлилась Лена.
– Стоп, мадемуазель! Торгуй, чем хочешь, а деньги нам заплати.
– Какие такие деньги? У меня с вами никаких договоров!
– А честное купеческое? Где твое честное купеческое слово? – рассердился Феликс.
– Папа! – закричала Лена.
Из-за ящиков появился заспанный грузчик.
– Сальвадора Дали знаете? – спросил Шурик.
– Духи такие! – хихикнула Лена.
– Про парфюм забудь! Что сделал этот великий художник, когда заказчику не понравилась его витрина? – И не дожидаясь ответа, Шурик, обняв бутафорские колбасы, резко двинулся к стеклу…
