Каринэ Фолиянц - А я люблю женатого
– Все объясняется просто. Когда Бог людям ум раздавал, я в бане мылся. Стыдно было выходить голым, вот я и не получил своей порции.
В заброшенном саду Шурик достал из кармана настоящий пистолет:
– А по воронам слабо?
– Откуда это? – спросил Феликс, разглядывая оружие.
– Папин! Взял на память!
– Ты знаешь, что бывает за хранение?
– Знаю! – мальчик безошибочно отбарабанил номер статьи и назвал срок: – Я юридически подкованный.
– Подкованный, положи на место!
– Не положу! Моя пушка, что хочу, то и делаю.
Феликс выхватил у мальчика пистолет.
– Видишь? – показал он на висящее яблоко и выстрелил. Яблоко упало.
– Ух ты! – восхитился мальчик.
– Патроны! – приказал Феликс.
Шурик молча достал из кармана и отдал Феликсу запасную обойму.
Ночью Феликсу снилось, что он летает. А внизу – что это? Дом, который принадлежал ему когда-то. Или горы? А может быть, море?
Это – его родина, куда он возвращается мысленно. Вряд ли родина видится ему цветной. Воспоминания хрупкие, полет прерывист. Все полустертое, окутанное дымкой, загадочное. Одному ему понятное.
«Так бывает, когда я закрываю глаза, – успокаивал себя художник. – Я вижу с закрытыми глазами. Я зрячий днем и ночью. Таким создал меня Бог, за что ему огромное спасибо. Я вижу все, что помню с детства. И что я навсегда потерял. Теперь нет уже этого дома. Нет тех, кто жил в нем. Есть я один и моя память. Война унесла моего отца, а потом и бабушку, она умерла от горя. Вся память о доме – я один. Сколько себя помню – рисую. Маленьким я рисовал портреты соседей, шумных, приветливых. Увидев себя, они говорили: «Какой ужас! Как похожи!» Все на свете считали, что я стану художником. Я выучился и стал им. Но как найти теперь моих соседей, раскиданных по свету. Остается помнить всех, кого я любил. И рисовать все по памяти. А если не получается нарисовать, просто видеть все это, прикрыв веки».
В тот день на дачу к Феликсу случайно заехал старинный друг, преуспевающий юноша Влас со своей болтливой подругой Ирой.
– Малоуютно, малоуютно, – щебетала Ира, обходя старенькую дачу. – Могли бы хоть пыль протереть и посуду вымыть. И ты совсем безобразно зарос!
– Помнишь, каким я был на первом курсе? А ты? А Красавчик? – улыбнулся Феликс и показал Власу фотографию.
Фото юношеской поры висело у художника в одной из комнат. Он безбородый, но суровый. Влас почти не изменившийся за эти годы, а рядом очень красивый молодой человек – Красавчик.
– Помнишь, как ты купался голым в фонтане? Тебя, а не меня забирала десять лет назад милиция! – хохотал Феликс.
Но, похоже, Власа мало волновали вспоминания.
– Я, собственно, не за воспоминаниями, – смутился он, – те времена давно кончились. Я салон открыл, художественный. Ну решил по старой дружбе взять кое-что из твоих работ. Хотя…
– Нет, нет, – защебетала Ира, – я вам как искусствовед говорю – здесь все непокупное, я уже посмотрела и оценила. Без обид, Феликс. Просто он хочет оказать тебе большую услугу. Никто этого брать не станет, просто Влас добрый!
– Самовыражение и товарно-денежные отношения практически взаимно исключают друг друга, – встрял мальчик.
– Это кто? – удивился Влас.
– Сын соседки!
– Правильный ребенок. Ладно, тащи что есть! – скомандовал Влас.
– Какой ты крутой! – обнял друга Феликс.
– Какой там я крутой, – отмахнулся приятель, – вот Красавчик большой человек, но поди до него достучись!
– Слышал я, чем он занимается, – глухо отозвался Феликс.
– Какая разница – чем. Главное как. Успешно!
– Вот эту, пожалуй, я возьму, – Ира показала на автопортрет Феликса, тот самый, где Феликс изобразил себя с огромным оттопыренным ухом. – Ну еще, может быть, пару натюрмортов…
Когда машина Власа отъехала, Феликс сказал:
– Вот что значит старая дружба!
– Боюсь, ты на этот счет сильно обольщаешься, – ухмыльнулся мальчик. – А картины и впрямь никто не купит, я так думаю.
В «Криминальной хронике» рассказывали о пропаже ребенка Александра Никонова, сына главы известной фирмы.
– Посмотрите на эту фотографию, – призывала ведущая, – отец ребенка умоляет всех, кто хоть что-нибудь знает о судьбе мальчика позвонить по телефону…
Появилось фото Шурика.
– Изверг ты! – сказал Феликс.
– А ты бомж! – парировал мальчик.
– Отец ведь волнуется!
– Человеческие чувства не всегда следует принимать в расчет, вот что я тебе скажу! – цинично изрекло юное существо.
– Я сейчас позвоню в ментовку!
– Ага, и сам вылетишь из Москвы в двадцать четыре часа. На родине герою уже готовят торжественную встречу с шашлыками и кислым вином, – захихикал Шурик.
Феликс помолчал и продолжал уже миролюбиво:
– Зачем из дому сбежал?
– За надом. У каждого свои обстоятельства.
– А школа?
– Главному меня научишь ты!
В тире мальчик упорно целился в лису. Раз, другой, третий… Но она не падала.
Они снова шли по шпалам к дачному поселку и откусывали от одного батона на двоих.
– Когда я рисую, то знаю, что никогда не умру, – сказал Феликс. – Душа моя с конца кисти переселяется на холст и там застывает. А покупают меня или нет – мне глубоко безразлично.
– Таких, как ты, надо уничтожать, – заявил мальчик и отнял у Художника хлеб. – Ты совершенно бесполезен для будущего. Время само все расставит по своим местам.
Они свернули в узенький переулок. У маленького киоска разговаривали двое – он и она.
Он собирался уходить, а она упорно удерживала его.
– Глеб, Глеб, погоди!
– Катя, я уже сказал – это невозможно!
– Глеб, милый, я все для тебя сделаю!
Парень был очень хорош собой, в девице с первого взгляда угадывалась провинциалка.
Она хотела было его поцеловать, но Глеб грубо оттолкнул ее.
– Ты мне надоела!
– Я привезла тебе все, что смогла! Смотри! – Девушка достала из сумочки пачку денег. – Тебе этого хватит. Появится твой клип, ты раскрутишься, тебя все станут узнавать!
Глеб явно замялся, увидев деньги.
– Ну и сколько там?
– Много! Только ты пообещай, что мы будем вместе! Я все смогу, я для тебя на любые муки пойду, только ты обещай!
– Обещать я ничего не буду! Ты вкладываешь деньги в искусство, а мы остаемся просто друзьями, – холодно резюмировал Глеб.
– Хорошо, – сказала девушка, и ее глаза наполнились слезами.
Она плакала, а он тряс ее как грушу.
– Не преследуй меня, не приставай! Хочешь помочь искусству – пожалуйста! Но о любви ни слова!
Художник двинулся к ссорящейся паре.
– Куда? Зачем? Это их разборка! – крикнул Шурик, но Феликс будто не слышал его.
– Ты что-то не очень вежлив, извинись перед ней! – сказал он, подходя к Глебу. – С дамами так разговаривать не принято!
