Алекс Савчук - Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах
Я не выдержал и вновь засмеявшись, спросил:::
– Неужели? Неужели это правда? Ты хочешь сказать, что на всех пяти этажах на две сотни отдыхающих не отыщется ни одной официальной пары??
– А чему ты удивляешься? Я работаю здесь седьмой год, и каждый раз здесь все одно и то же…
– Тогда давай поцелуемся за это, – сказал я, накрывая ее тело своим. – Будем сто первой спонтанно создавшейся парой, а в журнал нас, так и быть, можешь не заносить.
Далее мы без лишних разговоров отдались друг другу. Несмотря на свой возраст – 32 года, Светлана выглядела просто великолепно, а ее тело с замечательным загаром было гладким и без намека на увядание, но при этом она вела себя застенчиво, словно девчонка – везет же мне, черт возьми, на этих великовозрастных скромниц.
После долгой и жаркой любовной схватки, сладостной во всех отношениях, мы нехотя раскрыли наши объятия и направились к воде. Море не охладило нас, лишь слегка освежило, водичка была теплой и нежной, а волны этой ночью и вовсе отсутствовали. Интересно было плавать в такую ночь – ты словно паришь в воде, не разбирая где дно, где поверхность, где верх, где низ. Вдоволь накупавшись, мы, шепчась и опасливо обходя темнеющие, едва заметные в ночи, тут и там расположившиеся на песке парочки, возвращались назад. У входа в свою комнату Света, осторожно оглядевшись по сторонам и лишь после этого подставив мне щеку для поцелуя, сказала на прощание::
– А знаешь, ты мне, Савва, сразу понравился. Молодой, а уже такой уверенный в себе и сильный мужчина, к тому же с чувством юмора и не жмот. Только я очень расстроилась из-за того, что ты приехал с женой, как мне тогда показалось…
Оказавшись в своей комнате я, стараясь не шуметь, сполоснулся под душем прохладной водой, затем вытерся насухо полотенцем и осторожно прилег к Тоне. Она дышала ровно и спокойно, точно так же как и перед моим уходом. Я почувствовал себя неловко, словно муж, вернувшийся от любовницы, впрочем, это почти так и было на самом деле. Тошка, ощутив меня рядом, сладко всем телом потянулась и стала поворачиваться, ощупывая меня руками, но не открывая при этом глаз, и тогда я поцеловал ее в висок и шепнул: «спи-спи, радость моя», затем осторожно пододвинул свою голову на ее подушку, прислонился, ощутив мягкое прикосновение ее волос и приятное тепло, исходившее от ее тела, и почти мгновенно провалился в сон…
Мы провели в Коблево 13 дней и могли, как вы понимаете, остаться на любой дополнительный срок в этом же пансионате (для этого надо было лишь за пару дней предупредить Светлану), но времени на дополнительный отдых я себе не мог позволить: меня в родном городе ждала работа – я должен был получить новый рейс, ну и, кроме того, конечно, были другие дела, друзья, новые приключения и… конечно, новые девушки…
Когда закончился наш с Тоней двухнедельный отдых, специальный курортный автобус с группой прочих отдыхающих отвез нас в Одессу, на центральный автовокзал. Тоня решила оттуда ехать на Кишинев: так ей потом удобнее было добираться в свой родной город…
Всю дорогу по пути в Одессу Тоня порывалась заговорить со мной о чем-то важном, но я не давал ей этого сделать: когда она приникала губами к моему уху, я тут же начинал целовать ее – мне было не по себе от предстоящей разлуки с ней, и я, признаться, в эти минуты готов был заплакать, и только объяснений в любви мне сейчас не хватало.
В ресторан «Красный», куда я пригласил ее обедать, Тонька ехать отказалась, сказав, что такое долгое расставание ее окончательно выведет из равновесия. На автовокзале она, стоя у своего автобуса и глядя на меня, расплакалась, словно маленькая девочка, и мне пришлось ее утешать…
– Прощай, любимый, – прошептала она мне вслед, когда я уже сделал первый шаг, направляясь к своему автобусу, но я, торопясь, лишь улыбнулся ей и ответил воздушным поцелуем. Провожая ее автобус взглядом, я малодушно радовался тому, что мы с Тоней так мало времени провели вместе – она была замечательной женщиной, приятной во всех отношениях, и подходящей любому нормальному мужику для семейной жизни. Зато я, увы, подходил ей только для короткого отдыха, но не для долгих отношений, и уж тем более не для брака. К тому же официально я был женат, и именно поэтому мы с Тоней решили друг друга не разыскивать и больше не встречаться.
На прощание Антонина все же оставила мне свой телефон и адрес в Бельцах (а я до сегодняшнего дня не знал, что она из этого города), записанные на клочке бумаги, и автобус увез ее, разлучая нас навсегда. (Так мне, во всяком случае, тогда казалось).
Я сел в свой автобус, отправлявшийся получасом позднее, место мне досталось в заднем ряду, как говорят «на моторе», и соседками моими оказались в основном говорливые сельские бабушки в платочках и с баулами под ногами. Погруженный в свои думы, я, не обращая на окружающих никакого внимания, занял свое место. Водителя еще не было, а автобус уже был переполнен пассажирами, которые беспрерывно галдели, в основном споря по поводу мест и верхних багажных сеток…
Вдруг голоса спорящих людей стали звучать громче, и я поневоле поднял голову. И увидел, что в одном из передних рядов сидит молодая женщина лет тридцати, беременная с немалым сроком, примерно на 7–8 месяце. У нее, как я понял, вышел спор с молодым человеком по поводу места, потому что у обоих оказались билеты на одно и то же – 12– Е. Я не обращал на их разговор внимания до тех пор, пока не услышал от мужика оскорбительные слова, и лишь тогда решил вмешаться::
– Але, вы там, ну-ка выражайтесь, пожалуйста, покультурнее. Сейчас водитель придет и всех вас как полагается, рассадит.
Казалось, никто на мои слова не обратил внимания, спорящие только на секунду притихли, после чего стали ругаться еще громче и азартнее…
Наконец пришел водитель, он вполуха выслушал претензии спорящих, затем хмыкнул и сказал, что ему уже некогда идти в кассу, чтобы выяснять, что к чему, и, предложив пассажирам самим разбираться с местами, завел двигатель и стал выруливать со стоянки автовокзала…
Полсотни пассажиров нашего автобуса, не оставшись равнодушными к инциденту, мгновенно разделились на две противоборствующие группы: одна из них болела за беременную, другая – за мужчину, который, потрясая дипломатом, буквально навис над несчастной женщиной; при этом он беспрерывно что-то говорил, будто плевался; в потоке этих слов я не услышал ни одного приличного. Вид у мужчины, однако, был респектабельный, и я крикнул ему, надеясь по-хорошему пристыдить и урезонить:
– Эй, парень, ты, наверное, считаешь себя джентльменом? Вот и будь им, не оскорбляй женщину, тем более беременную. (Я решил вступить в спор из-за того, что, как ни странно, большинство пассажиров в автобусе оказалось на стороне этого парня). Парень поглядел в мою сторону и стал оправдываться, объясняя, что он-де, купил билет две недели тому назад, и место у него поэтому «правильнее». Тут ему стал вторить какой-то развязный парень примерно моего возраста, который открыл рот пошире, чем любая торговка с одесского Привоза, при этом он часто, с презрением повторял: «беременная, беременная», будто это было каким-то ругательством. Тщедушного сложения офицер в форме подполковника, сидевший неподалеку, попросил его утихомириться, на что тот незамедлительно отозвался: «А ты молчи, полкан, не то счас пасть порву». Не выдержав, я встал, подошел к спорящим и сказал брезгливо::
